Всегда тревожно смотреть новую версию давнего спектакля. Время летит стремительно, меняя плюсы на минусы не только в психологии повседневности, но и в отношении к прошлому.
Кукольная притча “Ленинградка”, поставленная семь лет назад в Петербурге, дважды лауреат “Золотой Маски” за лучшую режиссуру и лучшую работу художника, этой весной возродилась на Малой сцене ГАЦТК имени С.В.Образцова (в содружестве с Театром-студией “КУБ” и его руководителем Саламом Кубайлатом).
Создатели спектакля – режиссеры Алексей Шишов, Борис Константинов, Денис Шадрин и художник Виктор Антонов рассказали историю девочки Вали, в основе которой реальная судьба ребенка, чудом спасшегося во время блокады.
В новой редакции сокращен пролог, где современная журналистка спустя годы беседует с героиней (эту роль играла одна из лучших и любимых актрис ленинградского Театра Комедии Вера Карпова). Скорее всего, причиной купюры стало желание уйти от публицистики.
На почти пустой сцене довоенные игрушки: деревянная лошадка, тряпочный заяц и маленький кукольный шкафчик. По законам волшебной сказки шкафчик вырастает. Пожилая женщина открывает его двери, освещая путь огоньком свечи… и попадает в блокадное детство.
Живой план в спектакле сделан с помощью кинокадров. Уходит на войну отец (Игорь Косарев). Как будто миг отделяет это событие и прямое попадание снаряда в дом, превратившийся в развалины. Лицо матери становится белым и неживым. Девочка (Маша Косарева) залезает в шкаф, в бреду повторяя волшебные слова, которые отец шептал дочке: “домовой, домовой, приходи ко мне домой”.
Домовой Тимофеич – лохматенький, круглоглазый, отнюдь не герой, но обстоятельства требуют героизма. Он становится добрым духом разбомбленной развалины, еще недавно бывшей домом: он ответствен за жизнь Вали и всеми силами стремится ее спасти, согреть. Пытается разжечь печурку, но кончились спички, и тогда Тимофеич смело хватает зажигалку, сброшенную с крыши. Рядом с Домовым страшные, неразлучные фантомы, символы блокады Холод и Голод. Эти куклы, придуманные художником Виктором Антоновым, необыкновенно выразительны. Для Холода Антонов нашел метафорическое решение, материализовав выражение “деревянный бушлат”. Зловещий монстр с зияющими пустыми глазницами со скрипом размыкает полы своего одеяния-гроба, выпуская оттуда гаденькое, глумливое существо – Голод. Порождение Холода становится все ненасытнее, череп “меняет” выражение глаз, зрачки как будто ищут следующую жертву, из ветхого тряпья, спрятанные до поры до времени, вытягиваются беспощадными костлявыми фалангами руки. Холод везет Голод на санках – мощный образ Блокады.
Самое поразительное в “Ленинградке”, как срастаются совершенно разные средства: в ткань зрелища органично входит блокадная хроника и специально снятые кадры, видеосъемка на сценической площадке и филигранная работа кукольников в “черном кабинете”. Замечательно работают невидимые артисты-кукловоды – Татьяна Сметанина, Екатерина Малетина, Яна Михайлова. Редко встретишь такое фантастически точное оживление кукол и неодушевленных объектов, таких как довоенный красный трамвайчик. Он из последних сил помогает ленинградцам преодолеть пространство, пока не застывает в огромном сугробе. Один из сильнейших моментов спектакля происходит на “Дороге жизни”. Мы слышим треск льда и видим, как грузовичок медленно падает на дно Ладоги.
Сегодня становится все меньше тех, кто помнит блокаду. Но есть их потомки, есть генетическая память. Мои бабушка и мама оставили мне в наследство часть богатейшей библиотеки. И когда я достаю с полки том классика с потемневшей, в копоти, обложке, каждый раз думаю: каково им было сжигать книги в буржуйке! Когда я спрашивала бабушку, о чем она мечтала тогда, во время блокады, она отвечала: “раздеться (ведь люди месяцами мерзли, закутанные во все, что удавалось найти) и почитать при лампочке (электричество не работало)”. Я училась в школе, стоявшей на месте разбомбленного дома, могу показать, откуда мои родные носили в дом воду.
И почти в каждом рассказе о блокаде присутствовала мистика: чудом остались живы.
Конечно, этим чудом становились человеческое участие и помощь. Как, например, нежданная посылка с продуктами, переданная моим будущим отцом с фронта в тот самый момент, когда казалось – Голод победил.
Сила “Ленинградки” в глубоко личном, проникновенном понимании трагедии всех создателей спектакля, их способности пережить чужое горе как свое. Вспоминались стихи Ахматовой о “питерских сиротах”, о детском голоске, который слышится “сквозь бомбежку”. Быть может, из “Поэмы без героя” возникла в спектакле “летучая рыба”, принесшая умирающей Вале настоящий мандарин.
Возвращение “Ленинградки” – важный и правильный шаг. Новая редакция не только не устарела, а, кажется, стала еще нужнее.