Непростой Вахтангов

Презентация
 
 
Театр имени Евг. Вахтангова в этом году празднует 90-летний юбилей. Точкой отсчета юбилейных торжеств стала презентация долгожданной книги, подготовленной Отделом театра Государственного института искусствознания, Музеем при Театре имени Вахтангова, Театральным институтом имени Б.В.Щукина и выпущенной издательством “Индрик” – “ЕВГЕНИЙ ВАХТАНГОВ. ДОКУМЕНТЫ И СВИДЕТЕЛЬСТВА”.
Вводя этот двухтомный труд в контекст современной науки, ведущий презентации Алексей Бартошевич увлеченно говорил о наступлении эпохи исторической документалистики в театроведении: “Благодаря таким книгам мы день за днем в хронологическом порядке следим за тем, как развивается великий человек. Как Мейерхольд становится Мейерхольдом. Или видим путь Станиславского от Нанки-Пу из любительского опереточного спектакля до чеховского Вершинина. Как медленно, не спеша, Господь Бог выстраивает свою пьесу – судьбу гения”.
Составитель Владислав Иванов рассказал о работе над документами, вошедшими в двухтомник: “Все, что могло бросить на Вахтангова хоть тень идеализма, в советских изданиях вычеркивалось, высказывания о Станиславском – цензурировались. От идеи публикации купюр мы пришли к идее “весь Вахтангов”. Мы были небрезгливы к документам второго, третьего и дальнейших рядов. И благодаря этому сложилась новая картина Вахтангова, который был совсем не так прост, как принято считать”.
Художественный руководитель Театра имени Вахтангова Римас Туминас заявил, что для него книга о Вахтангове – “работа на лето”: “Такой труд требует особой атмосферы для чтения и обдумывания. Прошлое необходимо нам, оно говорит нам и о сегодняшнем дне”.
Режиссер Сергей Женовач признался, что зачитывает отрывки студентам на репетициях: “Читаю с упоением, с восторгом, открывая целый мир. Убежден, что книга станет настольной для любого человека, любящего театр. Она будоражит воображение, дает счастье погрузиться в мир великого Вахтангова”. А Евгений Каменькович призвал выложить текст в интернет, чтобы провинция, где так непросто получить столичные новинки, тоже не осталась бы обделенной.
Ниже приводим впечатления от двухтомника театроведа Вадима ГАЕВСКОГО.

Похороны Вахтангова
В двухтомнике “Евгений Вахтангов. Документы и свидетельства” много захватывающе интересных страниц, но самое сильное впечатление производят те из них, где рассказывается о последних днях Вахтангова, о прощании с ним и о двух скорбных процессиях, сначала из дома в Денежном переулке в Студию на Арбате, а потом из Студии на Ново-Девичье кладбище. Вот что врезалось в память всем там находившимся, что поражает и сейчас. Вспоминает Надежда Михайловна, вдова Вахтангова: “В три часа ровно Евгения Богратионовича на руках ученики его вынесли из дома, по Никольскому переулку, через Кривоарбатский, его понесли в Студию. Впереди шел Константин Сергеевич. Был ветреный день, волосы К.С. развевались, все очень быстро шли. (Потому что К.С. шел очень быстро.) Гроб несли очень быстро, и все мы почти бежали. Это было незабываемо…”

Прервем на короткое время эти воспоминания и еще раз осмыслим поразительную, абсолютно театральную, но абсолютно невозможную в драматическом театре динамичную мизансцену. Впереди, на ветру, Станиславский с развевающимися седеющими волосами, а за ним едва поспевающая молодежь с гробом на вытянутых руках – это Шекспир, это сцена бури из “Короля Лира”, и это шекспировский миг в жизни К.С., так и не сыгравшего роль Короля Лира на сцене Художественного театра. Почти шестидесятилетний Учитель хоронит почти сорокалетнего Ученика, и все здесь противоречит естественному порядку вещей, тому естественному порядку вещей, на который всю жизнь опирался Учитель и против которого в конце своего жизненного пути восстал Ученик. Что, как известно, разгневало Учителя и что – а это менее известно – нанесло ему незаживающую рану. Обо всем этом можно узнать во втором томе двухтомника.
И еще один эпизод из того же второго тома. Рассказывает Давид Варди, ученик Вахтангова, актер “Габимы”: “В зале Вахтанговской студии шел молебен, оплакивающий покойного, на котором присутствовал старик Станиславский. Вдруг он посмотрел на гроб, стоявший в центре зала, подошел своими огромными шагами к его изголовью и с величайшей осторожностью поправил голову покойного, склонившуюся набок. Станиславский вернулся на место, и голова Вахтангова вновь склонилась набок, в свое прежнее положение, как будто он сам хотел этого…”
И снова абсолютно театральная мизансцена, как будто уже ушедший Вахтангов продолжал вынуждать все и всех играть невозможный, но подлинный спектакль. И снова два персонажа, до конца – и даже после конца – верные себе: Учитель, упорно, но осторожно стремящийся исправить непоправимую ошибку природы; Ученик, с таким же и не человеческим уже упорством стремящийся настоять на своем. А на заднем плане этой безмолвной драмы – третий участник ее, о котором вспоминает тот же Варди: “Вошел хмурый и сутулившийся Всеволод Мейерхольд, внешне очень похожий на Вахтангова, подошел к покойному, поцеловал его в лоб и встал молча лицом к стене. В последние годы они сблизились с Вахтанговым, который увлекся театральной теорией Мейерхольда”.
Такой была последняя встреча московских гениев, создавших новейший режиссерский театр и открывших скрытые возможности актерской игры, но здесь они не играли. Старейший боялся простуды, боялся сырости, боялся ездить в автомобиле, но старость принял как неизбежность и в старые годы был необычайно красив. Чуть более младший не боялся смерти, но боялся старости, как может бояться старости режиссер, от которого все ждут постоянных открытий, и как может бояться старости немолодой муж прекрасной молодой женщины. Недаром в его поздних спектаклях почти не было стариков, был молодцеватый, полный сил Фамусов – Ильинский и был нестареющий бонвиван Варвиль – Старковский. И вот теперь они у гроба совсем не старого человека, которого оба назвали вождем. Видение не слишком отдаленного будущего открылось и для них. Поэтому Станиславский заторопился, а Мейерхольд стал лицом к стене, не произнеся ни слова.
Вадим ГАЕВСКИЙ
«Экран и сцена» № 8 за 2011 год.