Джунгли танца

Сцена из спектакля “Перехитрить дьявола”. Фото Jean Louis Fernandez
Сцена из спектакля “Перехитрить дьявола”. Фото Jean Louis Fernandez

Фестиваль DanceInversion – пионер и оплот просвещения россиян в области contemporary dance – с размахом отмечает двадцатилетие. Юбилейная афиша впечатляет разнообразием имен, компаний и направлений.

Открылась программа выступлением китайской труппы “Павлин”, показавшей созвучный живописности своего названия спектакль “Весна священная” (постановка культовой китайской танцовщицы и хореографа Ян Липин) – музыка Игоря Стравинского оказалась дополнена композитором Хэ Сюнтхенем. Погрузив зрителя в гипнотическую атмосферу традиционного танца народа Дай, приправленного огненными всполохами жесткого contemporary dance, фестиваль затем развернулся на сто восемьдесят градусов и ринулся в совершенно иную – безудержную – стихию. Компания “Дорранс Дэнс” из США демонстрировала способность степа говорить о любви, ненависти, одиночестве, презрении, симпатиях и антипатиях. Две краткие миниатюры и сорокапятиминутная “Миелинизация” показали – степ может быть по-мужски брутальным и по-женски нежным, робким и наг-лым, передавать предельные душевные состояния и тончайшие оттенки эмоций. В девятиминутных “Джунглях блюза” под джазовые композиции Branford Marsalis Quartet в соло, дуэтах и трио танцовщики шутят, выясняют отношения, ссорятся и мирятся, создавая узнаваемую атмосферу джазовой вечеринки, высшей точкой которой становится общий зажигательный танец в лучших традициях классического степа с его высоковольтной энергетикой. В композиции “Три к одному” руководитель и хореограф компании Мишель Дорранс вкупе с Байроном Титтлом и Мэттью “Мегаватт” Уэстом на протяжении десяти минут практически не сходят с места, выделывая ногами абсолютно неожиданные па. А когда в финале мужчины оставляют Мишель Дорранс на сцене одну – она дает мастер-класс виртуозного степа.

Название “Миелинизация” имеет сложное научное объяснение, связанное с процессом образования жировой оболочки “миелины” вокруг некоторых (тут тоже должно следовать длинное описание) клеток головного мозга. Впрочем, спектакль неплохо воспринимается и без познаний в области когнитивной нейробиологии. Под живую музыку артисты перестуком ног ведут страстные разговоры, выступая то единым фронтом, то поодиночке. И выпавший из общего строя танцовщик, словно дивясь обретенной свободе, пускается во все тяжкие, сдабривая танец элементами брейка. Но все-таки лучшее здесь – степ в чистом виде, то быстрый, как скороговорка, то замедленный и слегка небрежный – “руки в карманы”, то неистовый, уносящий исполнителя в космические дали. Во время финального дефиле на поклонах, когда каждый участник выступал в коронных соло, охваченный драйвом зал раз за разом взрывался овациями.

Сцена из спектакля “Улица Вандербранден, 31”. Фото В.ЛУПОВСКОГО
Сцена из спектакля “Улица Вандербранден, 31”. Фото В.ЛУПОВСКОГО

После жаркого дыхания Компании Мишель Дорранс на публику повеяло зимним холодом французских Альп – действие спектакля Лионской оперы “Улица Вандербранден, 31” (адрес в Брюсселе) в постановке Габриэлы Карризо и Франка Шартье происходит на пике снежной горы, где богооставленность живущих в замкнутом мире персонажей ощущается особенно остро. По признанию создателей спектакля, одним из источников вдохновения послужил фильм Сёхэя Имамуры “Легенда о Нараяме” – об обычае уносить стариков заброшенной японской деревушки, которых не прокормить, на вершину Нараямы. Совершать это должен старший сын. В фильме Имамуры герой уносит мать на гору в день, когда выпал первый снег. В спектакле тоже все овеяно дыханием зимы. Несмотря на насыщенность действа акробатическими трюками и динамикой (бурные выяснения отношений, драки, беготня, игра в снежки), поэтичностью интонации происходящее напоминает наваждение. Здесь нет границы между действительным и иллюзорным, все – ирреально. Поступки чудаковатых, похожих на сомнамбул героев непредсказуемы, лишены логики и не несут практического смысла. Здесь можно выйти из вагончика, посмотреть в окно и увидеть себя самого со стороны. Здесь забираются без особой надобности на крышу, носят друг друга на спине, отсылая к “Легенде о Нараяме”. Танец тут, несмотря на наличие нескольких ярких дуэтов и эксцентрично-ломаных, парадоксальных соло, не делает погоды. Он – органичная составляющая похожего на галлюцинацию существования, помещенного в белизну снежного пространства с нависающим над ним серым тревожным небом. Сила воздействия этого спектакля – в обволакивающей гипнотической атмосфере, делающей зрителей пленниками, погружающей их в этот тревожно-покойный мир.

Чувством тревоги, но иной степени напряженности, пронизан и спектакль ливанца Омара Ражеха, самого известного хореографа арабского мира. Его “Минарет” порожден реакцией на разрушение Великой мечети Алеппо, города, лежащего в руинах. Боль и чувство бессилия перед варварством и жестокостью переполняют спектакль, исподволь проникая в его пластическую партитуру и ломая ее изнутри. Страхи и тревога снедают человека, разрушая и все вокруг, и его внутренний мир. “Минарет” – мощная отповедь всем формам насилия. Агрессия и пугающая сила исходят от летающего над сценой дрона, одного из равноправных участников спектакля. Он – угроза и соглядатай, нависает над людьми, почти втаптывая их в землю и фиксируя происходящее на камеру. Отличные исполнители, среди них и сам постановщик, документально точно и жестко передают происходящие с ними перемены. По мере нарастания напряжения их движения начинают деформироваться, рапидно растягиваться в темноте, или, обретая лихорадочный темп, делаются отчаянно-резкими и рваными. Героев словно прошивают пулеметной очередью, и – судорожные конвульсии вдруг переходят в танец, который может неожиданно оборваться, как и живая этническая музыка, сопровождающая спектакль. И тогда над сценой нависает пугающая тишина. Распластанные на полу тела и искаженные лица танцовщиков круп-ным планом транслируются на экран, что, при очевидной прямолинейности хода, производит сильное впечатление. “Минарет” – яростное и бескомпромиссное высказывание Омара Ражеха и его товарищей.

Высказывание, на тему экологии, содержит и спектакль “Перехитрить дьявола” выдающегося хореографа современности Акрама Хана, неоднократно приезжавшего в нашу страну, в том числе и по приглашению DanceInversion. Но особую любовь отечественного зрителя Акрам Хан-хореограф снискал показанным этим летом на Чеховском фестивале в Москве пронзительным спектаклем “Жизель” (Английский Национальный балет), где заглавная героиня предстала отверженной девушкой-мигранткой.

На этот раз хореограф представил свою версию древнего шумерского эпоса – на постановку его вдохновил фрагмент одной из двенадцати глиняных табличек, запечатлевший повествование о Гильгамеше, вспоминающем на смертном одре полный жестокости эпизод своей жизни. Речь идет о приручении героем дикаря Энкиду и об их путешествии в обитель диких существ и духов Великий Кедровый лес, о жестоком убийстве его хранителя Хумбабы, об уничтожении этого сакрального места и его обитателей, что вызвало гнев богов, отнявших жизнь у Энкида, ставшего лучшим другом Гильгамеша. Все эти перипетии присутствуют в спектакле, но разобраться, кто есть кто, очень трудно. Остается только восхищаться изобретательностью и виртуозностью танца, передающего мистическую и чувственно-языческую природу этой пантеистической истории. Знаменитый британский хореограф, потомок выходцев из Бангладеш, остро чувствует подобные вещи. Всегда свободный и как танцовщик, и как хореограф, здесь он полностью высвобождает джинна своей фантазии. Акрам Хан выплескивает на танцовщиков все свои знания и умения, сопрягая классический индийский катхак и contemporary dance, и, кажется, все существующие практики танца, включая древние ритуальные охотничьи пляски. Его артисты – ловцы и пленники, люди и фантастические существа. Но главное, они абсолютно рас-крепощены и легко следуют за извивами хореографической мысли. Артисты взлетают над сценой, как выпущенные из пращи, крадутся, как тигры, гнутся, как сокрушаемые бурей ветки. Их ладони трепещут, будто листья на ветру, а тела, словно овеянные холодом, бьет мелкая дрожь. Их пластика передает и витальное дыхание Великого леса, и застывшую омертвелость уничтоженной природы. Они – и небесные создания, и порождения тьмы. Духи живой природы и ее губители. Все это блистательно воплощено состоящей из шести танцовщиков интернациональной командой.

На Акрама Хана произвела сильное впечатление картина австралийской художницы Дороти Уайт “Первая трапеза”. На ней изображены сидящие за столом женщины, представительницы разных культур. Интерес к слиянию этносов присущ многим хореографам нашего времени. Так и Ян Липин, чья “Весна священная” открыла фестиваль, говорит, что для его спектакля особенно важно соединение культур, разных кровей.

Фестиваль DanceInversion занимается этим на протяжении двадцатилетия.

Алла МИХАЛЁВА

«Экран и сцена»
№ 20 за 2019 год.