Сквозь холод и лед

“Дылда”. Режиссер Кантемир Балагов

Второй фильм Кантемира Балагова “Дылда” получил награду в каннской программе “Особый взгляд” – за режиссуру. “Дылду” номинировали также на “Квир-пальму”, награду за фильмы, которые освещают тему ЛГБТ, что вызвало недовольство режиссера, который заявил, что снимал свой фильм не об однополой любви, а о человеческой.

Можно спорить о том, делает ли поцелуй двух женщин “Дылду” достойной “Квир-пальмы”, но и вопрос с человеческой любовью остается открытым – в фильме этим словом прикрываются жалость и власть. “Хочу хозяйкой ей стать”, – говорит одна главная героиня о другой, и в этом суть их отношений. А вторая ничего не говорит, просто ведет себя, как хозяйка.

Действие, как сообщает титр, происходит в Ленинграде в первую послевоенную осень. Очень высокая, бледная, инопланетная Ия с белыми ресницами (Виктория Мирошниченко) живет в большой коммуналке, работает в госпитале, растит мальчика Пашку (Тимофей Глазков). Начальник госпиталя, безнадежно усталый Николай Иванович (Андрей Быков), подбрасывает ей пайки тех, чья смерть уже случилась, но не была еще задокументирована – “Держи, для твоего мужичка”.

Иногда “мужичок”, за которым не всегда могут присмотреть соседи, приходит с Ией на работу, и раненые, как могут, развлекают его, изображая животных – “Угадай, кто это?”, “А это кто так делает?” Крошечный мальчик, на лице которого застыла вечная тоска, может угадать только птичку – птичек он видел, коровку никогда и собачку тоже, в блокаду всех собак съели.

У Ии после контузии особенность – она на несколько минут застывает, не может шевелиться. И на работе и дома к этому относятся спокойно, видали и не такое. Но однажды она замирает во время игры с Пашкой; у слабого мальчика не получается выбраться из-под ее тяжелого тела, и он задыхается.

Материнского горя в фильме не будет, даже когда внезапно в комнату Ии явится настоящая мать Пашки, боевая подруга-зенитчица Маша (Василиса Перелыгина). Особенность Маши после фронта такая – она автоматически реагирует улыбкой-оскалом и на хорошее, и на ужасное. А при волнении у нее течет из носа кровь. Ия устраивает Машу санитаркой в госпиталь, и они начинают жить.

“Дылда” сделана невероятно красиво (оператор Ксения Середа), и мало кто не заметил игру режиссера с красным и зеленым цветами. Зеленая кофта Ии рифмуется с зеленой кастрюлей, причем и кастрюля послевоенной коммуналки выглядит так перфекционистски божественно, будто это осколок какой-то удивительной планеты. Зеленой краской Маша с влюбленным в нее Сашей красят стены комнаты, а потом, как раз во время поцелуя, Ия и Маша измазывают ею свои щеки и волосы.

Зеленое, с вкраплениями красного, платье шьет соседка-портниха. Выбравшись из военной формы, Маша ходит в красном, а потом начинает носить зеленое, а Ия, наоборот, перебирается из зеленой кофты в алый свитер. Это повод для завораживающей игры в бисер, гадания на том, что имелось в виду: растения, которые начинают прорастать на залитой кровью земле, или яркие плоды, которые созрели на зеленых ветвях, или Маша проросла, а Ия созрела, или наоборот.

Крови в фильме мало, зелени больше, даже половая тряпка в коммуналке зеленая (ее не показывают, но про нее говорят). И это точно про рост травы на выжженной земле, поскольку на тряпку пустили не мешковину, а яркую ткань, и это сочетается с тем, что у соседки-портнихи все больше и больше заказов, люди оживают, шьют себе новые вещи, считают, что за предстоящей зимой наступит весна.

Маша реагирует на известие о смерти Пашки спокойно, верит Ие, которая лжет о том, как это случилось, и больше о сыне не вспоминает – зато остро, болезненно желает нового ребенка. В бане, среди прекрасных, молодых, стройных женщин (неподходящие под эти категории там тоже есть, но камера показывает их мельком, некрасивого в фильме нет), Маша говорит подруге: “Человека внутри хочу, дитя хочу, чтоб цепляться”. Фраза странная, надо прилагать усилия, чтобы ее понять.

Периодически странные фразы будут мелькать в диалогах (соавтор сценария Александр Терехов), уводя из жестокой, горячей реальности в прохладную бесстрастность. Прилагать усилия придется и для того, чтобы расслышать то, о чем говорят герои, речь их часто становится тихой и невнятной. Такой прием Кантемир Балагов использовал и в своем первом фильме “Теснота”, но там это могло говорить о том, что представителям разных укладов трудно понять друг друга. В “Дылде” же только напоминает о великих ленинградских режиссерах, но фильм не обогащает никак.

Ия – убийца поневоле. На ее счету, если не думать о фронте, не только погибший Пашка, но и раненые в госпитале, которые больше не хотят жить. Николай Иванович дает Ие ампулу, добавляет: “Надо помочь”. Девушка ночью пробирается к раненому и делает ему укол. Так в фильме уходит Степан Белов (Константин Балакирев), парализованный до шеи. Его жена Танюша, по ошибке получившая похоронку и мужа уже оплакавшая, приходит к главному врачу просить о его смерти: “Он устал”.

Для Белова Ия – освободительница, проводница в мир мертвых, она знает, что сделать и что сказать напоследок, и в этой сцене выглядит наиболее живой. Производство смерти ей подходит, а вот производство жизни – нет, но Маша навязывает подруге роль матери: “ты должна мне дитя”.

Посреди буйства зеленого и красного нет возможности завязаться новой жизни – осколок лишил, Маша больше не сможет родить, а Ие омерзительны мужчины, одному кавалеру она даже сломала руку. И близость с мужчиной, организованная Машей, ей отвратительна и страшна. Но Ия смиряется, требуя подругу все это время лежать рядом и держать ее за руку. То, что забеременеть после этого у нее не получается, не удивляет – оба участника процесса движимы только страхом. Второму, Николаю Ивановичу, Маша в прямом смысле угрожает расстрелом, обещая сообщить в НКВД об эвтаназиях. Она мечтает, что ребенок вылечит ее и подругу от того, что сделала война. Но, видимо, этого не произойдет никогда.

Актеры в “Дылде” подобраны филигранно. Известных лиц среди них нет, что лишь добавляет фильму отстраненности. Лишь в нескольких сценах появляется Ксения Кутепова в роли партийной богини Любови Петровны, приходящей в госпиталь вручить раненым небольшие подарки и произнести речь. А потом оказывается, что Саша (Игорь Широков), нескладный, похожий на утенка парень, влюбившийся в Машу после торопливого уличного соития, сын Любови Петровны.

Саша приносит в коммуналку яблоки и красит стены в зеленый цвет, радуя Машу, которая начинает по-другому улыбаться, и приводя в ледяное бешенство Ию. Он приводит Машу домой, знакомить с родителями, и она надевает то самое зеленое платье, в котором кружилась. Он сообщает отцу и матери о своих планах (и снова ни слова о любви): “Мама, это Маша, моя подруга. А будет моей женой”.

Сашину идею жениться Любовь Петровна сбивает на взлете, язвительно интересуясь, сколько у Маши было на фронте мужей и ласково сожалея, что у нее такой избалованный сын: “обсосет вас, как конфетку, и бросит”. У Любови Петровны особняк, изящное платье, гораздо изящнее зеленого, прислуга и борзая собака, пережившая блокаду.

Маша остро понимает свою неуместность и неплохо хамит в ответ, рассказывая о том, как была походно-полевой женой, и мешая правду и ложь так, что их можно перепутать: война научила Машу многое скрывать и хорошо врать. Но игру эту она проигрывает, и создать треугольник она-Саша-рожденный Ией ребенок никак не получится; придется жить в другом треугольнике, она-Ия-рожденный Ией ребенок.

Но Ие, которую война тоже научила многому, совсем не подходит идея тройственного союза. И когда она в последних сценах переодевается в красное, в этом есть что-то мистическое, будто забитая санитарка превращается в белую колдунью, сильнее Маши, сильнее даже Любови Петровны, и она может менять судьбы и отрезать пути отхода тем, кто посмеет попытаться уйти. И появляется горький ответ на вопрос, почему погиб мальчик – он был бы третьим, лишним, разрушающим магнетическую связь двоих: а так Ия стала хозяйкой, как и мечтала.

Жанна СЕРГЕЕВА
«Экран и сцена»
№ 13 за 2019 год.