“Пельмени” – режиссерская работа очень известного и замечательного сценариста Геннадия Островского. Достаточно назвать хотя бы некоторые фильмы по его сценариям, чтобы те, кто следит за отечественным кино, идентифицировали этого автора. Итак, “Русский регтайм” и “Сочинение ко Дню Победы” Сергея Урсуляка, “Механическая сюита” Дмитрия Месхиева, “В движении” Филиппа Янковского, “Любовник” и “Мой сводный брат Франкенштейн” Валерия Тодоровского, “Бедные родственники” Павла Лунгина, “Солдатский декамерон” Андрея Прошкина, “Тюльпан” Сергея Дворцевого.

А если вам ничего не говорят хотя бы имена перечисленных режиссеров, значит, вы смотрите только голливудское кино и/или отечественные ему подражания. Островский точно не работает в таком коммерческо-шаблонном ключе, хотя в этой картине, также сугубо авторской, явно рассчитывал на привлекательность для широкой аудитории весьма популярных нынче жанров – комедии, психологического триллера, криминального детектива. Однако успешно распробовать “Пельмени” можно только при помощи такой “вилки”, как весьма интеллектуальный гротеск и настоящий, а не бытовой, абсурд.

История создания фильма в деталях (ингредиентах?) мне, увы, неизвестна. Могу сказать лишь, что она задумана давно, лет пять назад прошли съемки, но затем дело основательно застопорилось. Продюсер Елена Яцура подхватила проект и помогла его довести до конца. За это время Островский как режиссер и даже кинокомпозитор (вообще-то, он известен еще и как саксофонист) дебютировал в телевизионном фильме “Капитаны” (2011), который, к сожалению, прошел совсем мимо кинокритики (такова судьба многих работ для домашнего экрана).

Премьера “Пельменей” (не путать с гонконгским одноименным ужастиком 2004 года) состоялась на нынешнем выборгском фестивале “Окно в Европу”. И вызвала гнев тех, кто равняет, например, пельмени и художественное произведение. Еда (хотя в некоторых кухнях это совсем не так), в общем, должна соответствовать нашим представлениям о ней. А фильм может оказаться совершенно “другим”, что вовсе не умаляет его достоинств. Короче говоря, те, кто от кино ждет сугубо прямого правдоподобия, возмутились и содержанием, и формой “Пельменей” Островского.

Завязка истории такова. Умирает отец семейства, морской офицер. Его вдова безутешна и собирается после сорока дней последовать за ним. Двое сыновей не хотят терять маму и отвлекают ее от мрачных мыслей и поступков просьбой приготовить пельмени, на которые та мастерица. Мама погружается в работу, сыновья радуются удачной выдумке, но ведь завтра будет новый день. Им ничего не остается, как начать врать маме: мол, все родственники и друзья в три горла едят и требуют еще, а вот и ресторан подключился! Мама превращается в машину для лепки пельменей, но события приобретают непредсказуемый оборот…

Не буду, разумеется, пересказывать дальнейшие события, которые валятся на зрителя, как фарш из гигантской мясорубки. Скажу лишь, что гротеск доходит до совершенно черной комедии – до, мягко говоря, перебора: членовредительства и расчлененки. Становится не смешно, а жутко, – но ведь на это и расчет умного фильма. Потому что все тут – абсолютная метафора. И, кстати, ключ к ней задан дотитровым прологом: “А какую сказку ты мне расскажешь?” – спрашивает мальчик отца, а лишь затем на красном фоне на экране встает огромный белый пельмень.

Составляющие этой сказки несложны. Во-первых, всем с детства известная история горшочка каши (использованная, например, Александром Беляевым в романе “Вечный хлеб” 1928 года): варево выбивается из-под власти повара и становится угрозой всему живому вокруг.

Во-вторых, Островский как литератор прекрасно знает и обыгрывает одно из значений слова “лепить” – лгать. Он пользуется многими смыслами: от “лепить горбатого” до “лгать на допросе”, и все значения – как лыко в строку. Вплоть до (признаюсь, только что обнаруженной мною в каком-то описании психологического тренинга) формулировки умения успешной личности “Лепить слова руками”, другое название которого – “Как накормить народ вкусными пельмешками”.

Третья важная составляющая содержания фильма – то, что не проговаривается словами, а представляет собой время действия: постсоветская эпоха. Наши дни. Новые непонятные обществу “фигуры умолчания”, а попросту – новая ложь. И легче легкого обвинять в ней некое абстрактное государство, даже выгодно обвинять именно его, потому что так списывается со счетов вранье собственное. И ты сам вроде уже и не виноват.

Вот о чем эта картина. Такое содержание и должно быть заключено в некомфортную форму. Ничего утешительного в этой комедии нет, и даже если мы сопереживаем героям в какие-то моменты, то в следующие, вздрогнув, ужасаемся их действиям. Другое дело, что эти узнаваемые и все же не совсем обычные люди с их экстравагантными поступками кажутся простодушному зрителю слишком “искусственными”, чтобы с ними идентифицироваться. Кстати, артисты все прекрасны: Тимофей Трибунцев, Артемий Осипов, Нина Лощинина, Татьяна Майст, Эдуард Гимпель, Один Байрон, Андрей Фомин, Мария Данилюк.

Однако автор фильма дает мощную подсказку тем, кто затрудняется правильно расположить буквальную и фантастическую гору пельменей на плоскости своего восприятия, – и, одновременно, обостряет удовольствие вполне продвинутого эстета. Один из сыновей несчастной матери – контрабасист в симфоническом оркестре и репетирует “Болеро” Равеля. Тем самым эта музыка – классическая “рифма” к понятию “раскручивающаяся спираль” – включена не просто в фонограмму фильма, но в само действие. Мы знаем, что впереди – ужасный конец, ожидаем его, морально готовы к нему. Мы ждем. “Каша” из “горшочка” должна все затопить вокруг, а “струна” – лопнуть, прежде чем этот обман сменится каким-то другим.