Рассказ Чехова “Дама с собачкой” – загадочный, безоценочный – вызвал после появления горячие споры. Толстой увидел в нем ницшеанскую безнравственность, Горький – приговор пошлости. А новый штатный режиссер Краснодарского театра драмы Радион Букаев рассказал этот сюжет как историю настоящей любви – в противовес вязкой бессмысленности бытия.
Чехов писал о своем времени, Букаев ставит – о своем. Недаром и название пишется как хэштег: #он_она_собачк@. Собачка тут – знак коммуникации: живого шпица на сцене не будет. Не будет и “дамы” – только узнаваемая современность с чеховскими акцентами.
Художник Кирилл Еремин диагонально перегородил подмостки решеткой, так что часть действия происходит в перечеркнутом пространстве, что поначалу раздражает, мешает – и в то же время разрушает одномерность камерной сцены. На первом плане мы видим личности; за загородкой, на фоне красного занавеса, идет жизнь массовки, то скучная, то лживая.
Спектакль с первых минут держит неспешный ритм, напоминая слова Набокова о “Даме с собачкой”: “так, как рассказывают о самом важном в жизни, неторопливо, не отвлекаясь и слегка приглушенным голосом”. Вместе с тем мизансцены сменяются кинематографически быстро, и звучит неумолкающий саундтрек жизни: бряканье вилок, шум поездов и телевизора, – так что наступающая вдруг тишина кажется звенящей.
Ритм действия позволяет актерам создавать яркие, экспрессивные роли-типажи. Наталья Арсентьева – то жена-мегера, то скучающая женщина в баре (именно ей режиссер отдаст реплику об осетрине с душком), то интеллигентный администратор в провинциальном отеле. Юрий Волков из развязного отдыхающего перевоплощается в танцора-испанца, а затем и в угодливого главного менеджера. И так далее – артисты, указанные в программке как “остальные”, создают выпуклый фон для главной истории. А актерские индивидуальности исполнителей главных ролей предстают в новом свете.
Алексей Сухоручко открывается в постановке “Дамы с собачкой” как актер челентановского типажа, с необычной динамикой эмоций. Его Гуров – человек смертельно уставший, чья живая натура угнетена и властной женой, и опостылевшей работой, и кризисом среднего возраста. Мы встречаем героя на курорте, с его днем сурка: пляж – людная столовая – отель и телевизор с абсурдной нарезкой фраз. И вдруг за его столик – да, все прозаично – садится женщина в белом берете.
Героиня Анны Ерковой, не красавица, но естественная и изысканная, стала в спектакле ровесницей Дмитрия. Для нее он сделает из бумаги “собаку-кусаку”, – а она наполнит его жизнь красками. Переосмыслив прием из пьесы Брайана Фрила “После занавеса” (этот триптих по рассказам Чехова Радион Букаев ставил как эскиз в Таганроге), режиссер наделяет Анну Сергеевну даром сочинителя: она неизменно видит в обыденном мире необыкновенное. Придуманные ею страсти изливаются на сцену то испанским танцем, то неистовым весельем и раскрепощают, кружат Гурова, доводя, кажется, до сердечного приступа. А тот самый поцелуй на берегу сыгран столь бережно и чувственно, что ясно: это действительно любовь. Но их ждут разные города.
Вернувшиеся домой Дмитрий и Анна никому не нужны. Судьбы двух семей зеркально схожи, что режиссер намеренно подчеркивает, сталкивая пары в замкнутом пространстве. Мария Грачева играет жену Гурова как стервозную бизнес-леди, и неловкие заигрывания с ней мужа никнут перед иронией: “Тебе, Димитрий, совсем не идет роль фата”. Мир офисов исполнен фальши и измен, галстук напоминает о петле, и вот герой бросает все, летит к Анне, и от радостного возбуждения даже дебоширит в самолете.
Обращаясь к тексту Чехова, режиссер отдает себе отчет в том, что сегодня его невозможно воспринять наивно, и остраняет, цитирует в спектакле то, что определяет инерцию восприятия сюжета, – в том числе фильм 1959 года и театральные клише. Так, вместо “Гейши” герои смотрят… “Даму с собачкой”, поставленную в манере плохого иллюстративного театра. За занавесом позади неглубокой камерной сцены каким-то чудом открывается еще одно пространство, с экраном и остроумными двухмерными декорациями. Здесь будут и собачка-швабра на палочке, и картинно рыдающая героиня (ярко проявится комедийный талант Юлии Романцовой), и герой с чеховской бородкой (выразительный Александр Крюков), столь же картинно вытягивающий ломтик из плоского арбуза, и картонная чайка на фоне синей проекции неба.
Званый ужин, где наконец встречаются герои, оборачивается зловеще обыденной чередой мимолетных встреч с передачей записочек: адюльтер стал нормой жизни. На этом фоне история Дмитрия и Анны, с их наивным мифотворчеством, выглядит пугающе серьезной. А финал, точно как у Чехова, – открыт.
P.S. Краснодарский театр драмы уже несколько лет находится в кризисе. Новый спектакль низкобюджетный, костюмы явно из подбора. Но современное размышление на чеховские темы, отмеченное четкой режиссерской мыслью и яркими актерскими работами, внесло на подмостки театра новое дыхание и новые интонации. А неприятие спектакля в кубанских СМИ никого не должно удивлять – история знакомая.
Вера СЕРДЕЧНАЯ
Фото автора
«Экран и сцена»