Сочетание шика и обыденности, грязи и сверкания – таков “Орлеан”. Парикмахерша Лидка (Елена Лядова), своим нарядом и фиолетовыми волосами напоминающая экзотическую птицу, отлеживается после аборта в палате, и ей наносит визит странный человек (Виктор Сухоруков). Лидка не очень понимает, о чем тот говорит, но главный вывод делает – человек хочет ее убить. За спасением она бежит к хирургу Рудику (Олег Ягодин), который делал ей аборт и рассказал по ее просьбе, что ребенок был мальчиком.

Но и Рудик уже стал объектом внимания странного человека, называющего себя Экзекутором – и та, кто решила избавиться от ребенка, и тот, кто сделал это своей профессией, на его взгляд, лишены совести, и он, воплощенная совесть, должен их за это наказать.

У Экзекутора, “менеджера среднего звена по морально-этической части”, много планов. В списке грешников и следователь Неволин (Виталий Хаев), и фокусник Амаретто (Тимофей Трибунцев), которого подозревают в том, что он перепиливает женщин по-настоящему – одну из половинок и рассматривали полицейские на свалке.

В обыденную, привычную жизнь орлеановцев Экзекутор возвращает такие понятия, как жизнь и смерть. Лидка делает аборт далеко не в первый раз, и считает эту регулярность нормальной. Рудик тоже выполняет свою работу, а дома у него парализованный отец, за ним надо ухаживать, и урна с прахом матери, но до похорон все никак руки не дойдут. Живя и работая в непосредственной близости от смерти, Рудик уравновешивает Танатос Эросом – не пропускает ни одной пациентки, которые приходят к нему по блату на дом.

Причем уравновешивает не то чтобы бессознательно, нет, обитатели Орлеана подкованы в философии, и даже Лидка, жалуясь Рудику на Экзекутора, бормочет что-то про неоплатоников и получает развернутый, обстоятельный ответ. А следователя Неволина привлекает иудаизм, он постоянно рассуждает о пришествии Машиаха (то есть Мессии) и велит одному из подчиненных поставить у самого входа в Орлеан, посреди свалки, потрепанное старинное кресло, чтобы Мессии, когда он придет, было куда сесть.

Подчиненный остается на свалке, чтобы сообщить Неволину, когда в кресло кто-то сядет. Оно, и правда, найдет своего хозяина, но это будет не Спаситель, а существо, адекватное тому, что происходит в Орлеане и душах его жителей, спасать которых никто не собирается.

Сценарий фильма написал Юрий Арабов, уже работавший с Андреем Прошкиным над фильмом “Орда”. Режиссер уверяет, что моменты гротеска были и в “Орде”, но в “Орлеане” он расцвел пышным цветом – особенно во второй части, где действие все больше напоминает жестокий цирк, и частично в цирке и происходит.

Жанр “абсурдистского треша”, опять же по словам режиссера, соответствует тому, что происходит в нашей реальности, а юмор, которому не остается ничего больше, как перекраситься в черный цвет, эту реальность слегка сглаживает.

“Орлеан”, несмотря на то, что смерть выглядывает в нем из-за каждого угла, а, может быть, как раз и поэтому – фильм очень смешной. Особенно смешно звучат из уст персонажей библейские и философские цитаты, диссонирующие и с людьми, которые их произносят, и со всем, что этих людей окружает, еще раз подчеркивая – возможно, у этих с виду нормальных и отчасти даже симпатичных людей души и вовсе нет.

Весело будет, по крайней мере, до середины, когда все переместится в цирк. И хотя это место, наоборот, должно было бы придать сюжету дополнительную энергию, вывести его на новый виток, фильм в данный момент как будто устает, замирает, перестает веселиться и решает тихо полежать где-нибудь в уголке.

Кажется, что руками Экзекутора Юрий Арабов планирует наказать избранных за то, что уже давно кажется привычным – разве что перепиливание женщин пополам еще не вошло в обиход. Привычным оно кажется и самим грешникам, потому наказание грядет не за сам грех, а за отсутствие покаяния.

В разных личинах Экзекутор будет являться следователю, парикмахерше, хирургу, и с последним, например, будет говорить не про аборты, а про то, что тот за пять лет так и не захоронил урну с прахом матери. И Лидкин грех – не только в том, что она решила не рожать, а во многом и в том, как она обращается с тем ребенком, которого уже родила; практически все свое время мальчик проводит за закрытыми дверями шкафа, чтобы не мешал.

Но встреча с менеджером по морально-этической части сперва не склоняет никого к покаянию – наоборот, грешники сговариваются Экзекутора уничтожить. Делается это разными способами, не очень успешно, и завершается перепиливанием в цирке – одна из самых жестких сцен фильма.

Она не единственная – ближе к финалу, в преддверии грозной бури, которая будет яростно трепать Орлеан, герои решатся на какое-то движение в сторону совести, но оно опять-таки будет связано не с душой, а с телом. Долгая и подробная сцена, где хирург сшивает себе веки (слабонервным лучше не смотреть) – о том, что он не хочет видеть происходящее, не хочет видеть себя и предпочитает оставаться слепым.

Следователь Неволин сам себя лишит свободы, еще раз подчеркнув свою говорящую фамилию, и опять же откажется тем самым от действия и перемен. И только парикмахерша Лидка, смыв с себя краску и косметику и став обычной девушкой с невеселым выражением лица, решится дать миру нового человека – хотя и нет полной уверенности в том, что тот тоже не проведет свое детство в шкафу.

Елена Лядова получила за роль Лидки награду нынешнего Московского Международного кинофестиваля. Для тех, кто видел ее предыдущие работы в фильмах “Елена”, “Географ глобус пропил” и “Левиафан”, непривычный образ не очень умной, но уверенной в себе парикмахерши стал сюрпризом, а переход от исполненного отчаяния и злости реализма к гротеску у Елены Лядовой получился замечательно. В одном из интервью актриса рассказывала, что в роли Лидки ей очень хотелось хулиганить, но из-за строгости режиссера желание это приходилось сдерживать.

Олег Ягодин тоже вполне мог бы получить награду за главную мужскую роль, если бы рядом с ним не было героев Виталия Хаева и Виктора Сухорукова, которые в своих ролях также были традиционно прекрасны, и в этом случае пришлось бы делить награду на троих. Но для Ягодина работа в “Орлеане” – первая главная роль в кино, и на нее Андрей Прошкин утвердил его сразу же, посмотрев спектакль “Коляда-театра” “Борис Годунов”.

В “Коляда-театре” Ягодин играет практически все главные роли – Лопахина, Арбенина,

Гамлета, Подколесина, Годунова, Стенли Ковальски – и на гастролях театра, которые вот уже несколько лет проходят в Москве в январе, зал заполнен до конца. Николай Коляда по-отечески ставит его в пример другим актерам: “Все могут себя по-разному чувствовать, а Ягодин всегда работает! Всегда!”. И на съемках он входил в образ “с головой”, придумывал походку для провинциального плейбоя Рудика и даже пробовал отрастить брюшко, но спортивная форма не позволила.

В Рудике, несмотря на то, что он отрицательный персонаж (а положительных в “Орлеане” нет, Экзекутора называют “положительным маньяком”, но смысл его действий все же несправедлив с человеческой точки зрения), много и другого. Интонация, с которой он отвечает Лидке на вопрос о ребенке “Мальчик”, заставляет задуматься о том, действительно ли ему все равно, действительно ли его работа в абортарии не вызывает в нем никаких чувств. И выбранная им самим слепота говорит и о том, что он готов, наконец, посмотреть внутрь себя и увидеть там и боль, и печаль, и высокую тоску, что есть и в Лидке, и в Неволине. Нет ее разве что в Амаретто – он получается воплощением абсолютного зла, оттого и сценаристу, и режиссеру неинтересен.

Справедливость, которую в “Орлеане” играет буря, может быть не совсем понятной. Кого-то она не трогает, кому-то даже помогает, кого-то лишает всего. Но главное то, что она очищает. Она не способна убрать весь окровавленный мусор, окружающий маленький город, но часть мусора из душ убрать может. Из душ – к этому готовых и вообще существующих.