Совсем недавно в Хабаровском ТЮЗе завершился фестиваль-лаборатория “Прямая речь” (совместная акция театра и Культпроекта). В программе: спектакли по новым пьесам, кинопоказы Школы документального кино и документального театра Марины Разбежкиной и Михаила Угарова, мастер-классы. В прошлом году здесь состоялась лаборатория “Живому театру – живого автора”. Артисты ТЮЗа хоть и живут на Дальнем Востоке, но активно перемещаются в пространстве, ездят на российские фестивали. Спектакли ТЮЗа входили в программу “Золотой Маски” и как номинанты, и как участники “Маски Плюс”. Около восьми лет театром руководит Константин Кучикин, совмещая работу в ТЮЗе с работой в Театре кукол. Мы встретились с Константином Николаевичем на фестивале “Соломенный жаворонок”, где был показан спектакль хабаровчан “Пляска смерти” Августа Стриндберга.
– Каково это, руководить двумя театрами? Каким образом две ваши профессии (режиссер драматического театра и режиссер театра кукол) сочетаются?
– Сочетаются сложно – ты все время должен находиться в тонусе. Мне проще работать в ТЮЗе, театр кукол просто так не впускает. Чтобы войти в эту дверь, нужно многое преодолеть в себе, нужны воля и умение учиться, учиться осваивать другое пространство. Взаимоотношения между куклой и артистом строятся через куклу.
– А в драматическом театре?
– Я бы сравнил свое положение в ТЮЗе с положением педагога, пришедшего к студентам-заочникам, которые уже сами многое знают. Театр построен на личностных отношениях.
– Существуют разные типы театров. Ваш ТЮЗ больше всего похож на театр-семью. Я знаю, что после того, как вы закончили Хабаровский институт искусств и культуры, группа выпускников во главе с вами организовала театр в Амурске, потом по разным причинам коллектив распался, но и сегодня в ТЮЗе работают сокурсники.
– Да, это так. Хотя средний возраст труппы под 30 и немного за 30. Я никогда не призывал к созданию театра-семьи, ничего не делалось специально. Семья рождается не из слов, а из понимания общих задач. Жизнь в театре-семье не обходится без проблем, конечно. Но все равно: твой дом – это лучшее место на земле.
– Когда фестиваль “Колесо” приехал в Хабаровск, все оказались окружены вниманием, теплом. Вокруг создавалась особая атмосфера, насквозь “театрализованная”: забавные экскурсии с участием загадочных персонажей с портфелями в одинаковых шляпах и плащах, неожиданные остановки в пути превращались в импровизированные пикники. Заставить артистов изображать гостеприимство – нельзя. Я наблюдала труппу на разных фестивалях, и везде театр выглядит дружной компанией. Видно, что вы поощряете фантазии артистов. Вспоминаю “театр в окнах”. С улицы можно было видеть “моноспектакли” без слов. В каждом окне кто-то импровизировал. Ведь вы не режиссировали эту акцию?
– Нет, конечно. Объем работы большой, и помощники возникают сами. Они могут попробовать сделать самостоятельную работу, пускай спорную. К нам приезжал руководитель Приморского молодежного театра смотреть площадку для гастролей. Мы в это время готовились к “Ночи в театре”. Он удивленно сказал: “Ничего не понимаю. На четырех площадках идут репетиции, все работают…”.
Эти гастроли были обменными.
– Как прошли спектакли ТЮЗа во Владивостоке? Что скажете о зрителях города, так непохожего на Хабаровск?
– Когда-то Владивосток был советским “заграничным” городом со своим лоском, но 90-е его испортили, исчез запах моря и духов. Он превратился в город общежитий и торговых точек. Сегодня Владивосток воспрянул, стал похож на себя прежнего. Я волновался: как же мы тут покажемся? Как “бабушкины пирожки в элитном ресторане”? Первые спектакли прошли ни шатко, ни валко. Но артисты окунулись в городскую жизнь, в них появилась свобода, и в результате гастроли прошли удачно, зрители принимали нас хорошо.
– Существует театр-дом, но почти у каждого есть своя семья. Как это совместить?
– Нелегко. Моя жена пожертвовала профессией, когда я стал руководить театром. Ее мир сосредоточился на мне и на детях. Важно, чтобы было именно так, иначе твой дом перестает существовать.
– Можно вспомнить, сколько театров разрушилось потому, что ими, так или иначе, руководила примадонна – жена главного. Поэтому жертва вашей жены – поступок, которым нельзя не восхищаться. Ну, а дети? Пошли по стопам отца?
– Дочь – актриса. Работает в Кировском “Театре на Спасской”. А вот сын повторяет мою судьбу. Я был чужеродным элементом (мои родители не имели никакого отношения к театру). Сын увлечен спортом. Я его понимаю и поддерживаю, хотя к спорту холоден.
– Как вышло, что вы пришли к режиссерской профессии?
– Случайно. Но интерес проснулся очень рано, буквально с детского сада, куда приезжали кукольники. Когда я учился в седьмом классе, в школьный драмкружок пришел энергичный руководитель. Конечно, это была самодеятельность, но она определила мое будущее.
– Поступали на актерский?
– Нет, сразу пошел на режиссуру. Но актером я отработал в Благовещенской драме десять лет. В ту пору театр был неблагополучным, я оказался среди тех актеров, кто пытался сделать революцию… И был уволен. На мое счастье меня позвал Петр Александрович Козец режиссером в Благовещенский театр кукол.
– Как режиссер театра кукол вы – самоучка?
– Можно сказать и так. Повезло, что при театре возник курс, и я вместе с артистами постигал азы. Приезжали педагоги-кукольники из Петербурга, давшие мне очень много.
– Кто из режиссеров оказал на вас влияние?
– Я благодарен Феликсу Берману. Хотя мы виделись всего однажды на каком-то фестивале, но беседа с ним оказалась для меня очень важной. Важной оказалась и встреча с Львом Додиным. Я был в Лаборатории Леонида Хейфеца, позднее в Лаборатории Адольфа Шапиро.
– Как возник Хабаровск в вашей жизни?
– Я родился в Благовещенске, но в своем городе тебя часто не воспринимают. Полезно уехать и начать все сначала. Так в моей жизни возник Хабаровск.
– Поговорим о сегодняшнем дне театра. В репертуаре вы ориентируетесь на современные пьесы?
– В декабре я буду выпускать “Дневник 12-летнего”. Я нашел мальчика, который произносит текст отстраненно, холодно. Для контраста пригласил еще одного исполнителя, который занимается в драматической студии, любит играть. Он читает дневник вдумчиво. Получаются два абсолютно разных спектакля.
– Напомним читателю, что пьеса действительно принадлежит перу подростка Андрея Руденко. У вас уже был опыт совместной работы детей и артистов в американском проекте “Атлантида, дом 17”. Путь плодотворный для ТЮЗа. Каковы дальнейшие планы?
– Очень жаль, что прервалась работа над Достоевским. Ушел из жизни художник Андрей Непомнящий. Без него делать спектакль немыслимо. Хотя мы прошли этюдный период, были интересные наработки. Но мы не сможем вернуться к спектаклю.
Я бы хотел поставить “Монолог собаки” Франца Кафки, хотя не знаю, будет ли это интересно. Но работа потребует отшельничества, я не уверен, что могу себе такое позволить. Проблема в том, что ты ловишь себя на мысли: а получится ли у тебя спектакль, который окажется в тренде. От этого надо уходить.
– Но поездки на фестивали необходимы, театр должен двигаться в прямом и переносном смысле.
– Конечно. Виктор Львович Шрайман правильно сказал: “фестиваль – это зеркало”. Ты видишь себя в контексте. Понимаешь, что есть штамп, а что открытие. Открытие бывает там, где его не ждешь.
– С Театром кукол вы часто ездите?
– Не так часто, как с ТЮЗом. Мы были в Корее на фестивале АССИТЕЖ, на Международном фестивале театров кукол имени С.В.Образцова. На “Соломенном жаворонке” мы впервые, благодаря поддержке Культпроекта.
– Вам не кажется, что “Пляска смерти” – чересчур сложный материал для труппы?
– Александр Янушкевич предложил пару щадящих названий и Стриндберга. Я его спросил: “Вы авантюрист?”, он ответил – “Да!”. И я решился на эксперимент. Публика, особенно молодая, смотрит спектакль хорошо.
– Однако создается впечатление, что режиссер мало работал с актерами. А роли-то, какие ответственные!
– Мысль режиссера в том, что артист должен существовать на сцене как кукла, но со временем этот эффект ушел. Над спектаклем нужно работать. Я считаю Янушкевича очень талантливым человеком, он мне интересен.
– Кто еще из приглашенных режиссеров работает с Театром кукол?
– Мы очень рады союзу с Сергеем Иванниковым. Это режиссер, близкий нам по духу. В прошлом сезоне он поставил “Облачко в пироге”.
– Каковы ваши впечатления от “Соломенного жаворонка”?
– Есть спектакли, которые не принимаешь. “Пиковую даму” я видел раньше. “Эдипа” смотрел другими глазами (в первый раз он мне показался невнятным). Для меня откровением стал “Пульчинелла-ди-Маре” итальянского кукольника Гаспаре Насуто. Мне фестиваль кажется удачным.
ДМИТРИЕВСКАЯ