Он всегда спешил жить

Фото Н.ГОРЛОВОЙ. Предоставлено творческо-исследовательской частью БДТ имени Г.А.Товстоногова
Фото Н.ГОРЛОВОЙ. Предоставлено творческо-исследовательской частью БДТ имени Г.А.Товстоногова

Есть такая фотография, подписанная: «В.Стржельчик в детстве». На ней – нежный кудрявый мальчик в матроске. «Маленький лорд Фаунтлерой» с годами превратится в артиста с внешностью барина-аристократа. «Невыносимо красив» – говорил о нем режиссер Александр Белинский. Эту красоту и ясновельможность Владислава Стржельчика (польские гены) щедро использовал кинематограф: в послужном списке окажутся российские императоры и Наполеон (в «Войне и мире» Бондарчука), графы, князья и генералы, один из них, из сериала «Адъютант его превосходительства», стал поистине народным любимцем. Хотя сам Владислав Игнатьевич главным делом жизни считал театр, в нем он прослужил половину своего столетия, отмечаемого 31 января наступившего года.

Владислав Стржельчик был одним из главных лиц ленинградского Большого драматического театра имени М.Горького. Андрей Толубеев – автор удивительной книги «В поисках Стржельчика», собранной из интервью коллег по театру, – объяснял, почему из всей блестящей плеяды выбрал именно его: «Пожалуй, потому что он наиболее полно и зримо воплощал в себе понятие «артист»».

Есть стойкая легенда, что Стржельчик – создание Георгия Александровича Товстоногова и все, что было до прихода в БДТ «несъедобного» главного режиссера, – не в счет. «Товстоногов ломал и объезжал, набрасывая на него лассо, изнурял постом и молитвой. Враз ушли времена, когда Стржельчик красовался кудрявым Лелем в «Снегурочке» или, склонив голову набок, следил за переливами своего голоса в «Девушке с кувшином». Вчерашний герой-любовник стал играть любовников-негодяев и ничтожеств», – писал Давид Золотницкий.

Конечно, лучшие свои роли Владислав Игнатьевич сыграл в спектаклях товстоноговского БДТ. Однако есть свидетельства, что и в послевоенные годы дарование молодого Стржельчика не полностью умещалось в рамки амплуа первого любовника – кумира старшеклассниц и студенток. Еще один кумир, уже ленинградских юношей, – Нина Ольхина – уверяла, что «другой» нерв в Стржельчике первой нащупала Наталья Рашевская, руководившая театром с 1946 по 1950. В горьковских «Врагах» она поручила артисту роль Грекова – не романтического, а социального героя. Уже упомянутый Александр Белинский рассказывал в своей телепрограмме, как мастерски играл Стржельчик проходимца-карьериста в пьесе «Большие хлопоты» Л.Ленча. В одной из статей в «ЭС» Вадим Гаевский вспоминал театр начала 1950-х «со сменяющимися режиссерами, но без режиссуры, актерская вольница, где привольно чувствовали себя, но и серьезно работали, пожалуй лишь трое: старейшая актриса петербургской сцены Елена Маврикиевна Грановская <…> красавица и умница Нина Ольхина <…> и набиравший силу Владислав Стржельчик».

Разумеется, с приходом в 1956 году Г.А.Товстоногова в БДТ наступают новые времена, совпавшие с «оттепелью». До появления Товстоногова Стржельчик играл, по выражению Сергея Юрского, «теноровые роли». Если продолжить музыкальные ассоциации, то можно сказать, что Товстоногов угадал широчайший диапазон тембров и оттенков, таящихся в индивидуальности Славы (как называл артиста режиссер). Уже в 1957 году Стржельчик играет Ганю Иволгина в «Идиоте». Через два года – Цыганова в «Варварах».

Мне и сегодня кажется, что именно «Варвары» – главный шедевр первого десятилетия БДТ. Когда-то Борис Зингерман написал, что секрет товстоноговской интерпретации горьковской пьесы в «омоложении» главных героев. Он имел в виду не только конкретный возраст исполнителей. Театр послевоенной, сталинской эпохи старел, героев и героинь играли почтенные корифеи. Константину Зубову – Цыганову Малого театра – было за 60. Рядом с фамилией персонажа в списке действующих лиц пьесы стоит цифра 45. Владислав Стржельчик был моложе своего героя. Тем пронзительней казалось превращение полного сил, лощеного циника в жалкого, стареющего на глазах пьяницу. Таким сделала Цыганова безответная страсть к обольстительной Монаховой Татьяны Дорониной, дебютировавшей в «Варварах» в БДТ.

В «Трех сестрах» (1965) Стржельчик сыграл Кулыгина, неожиданно трогательного и человечного, готового сносить унижения ради любви к Маше (Т.Доронина). Любопытно, что, говоря о прототипе Кулыгина, Владислав Игнатьевич называл Пьера Безухова: «мне почудилось что-то общее в их доброте». Неотразимому красавцу, покорителю сердец прекрасно удавались роли неудачников. Можно вспомнить Машкова из «Традиционного сбора» Виктора Розова, единственного персонажа-современника в репертуаре Стржельчика в БДТ.

В.Стржельчик в спектакле «Цена». Фото предоставлено творческо-исследовательской частью БДТ имени Г.А.Товстоногова
В.Стржельчик в спектакле «Цена». Фото предоставлено творческо-исследовательской частью БДТ имени Г.А.Товстоногова

В пьесах советских драматургов Владиславу Игнатьевичу доставались роли американцев. В «Четвертом» Константина Симонова главный герой пытался найти оправдание своей жизни, построенной на предательстве. Его судили призраки прошлого, погибшие друзья (Григорий Гай, Всеволод Кузнецов, Борис Рыжухин). В «датском» (посвященном 50-летию революции) спектакле «Правду! Ничего, кроме правды!» Стржельчик выходил в роли председателя суда, сенатора Овермена. В «Третьей страже», также поставленной к памятной дате, – революционера Николая Баумана. Несмотря на конъюнктурный сюжет, публика не могла не любоваться чудесным дуэтом – партнером Стржельчика был Ефим Копелян, игравший Савву Морозова. «Безумно интересным» считал этот дуэт не только на сцене, но и в жизни, Сергей Юрский: «В паре они были необыкновенны, и дружба их была забавной и прекрасной. Они очень друг друга уравновешивали. Владик культивировал в себе артистизм… Артистизм превыше всего, и даже превыше истины… Копелян обладал «диким слухом» на всякое превышение, оно заставляло его морщиться и иронизировать. И они были неотрывны друг от друга. В этом и была их прелесть».

Стржельчик – идеальный партнер. Он, как вспоминают многие артисты БДТ, никогда не тянул одеяло на себя. Когда-то в журнале «Театр» существовала рубрика – «актерские удачи». В статье Д.И.Золотницкого о возможно лучшей работе Владислава Игнатьевича – мудрого старого еврея Грегори Соломона в «Цене» Артура Миллера – немалое место занимает описание партнерства Юрского и Стржельчика, составляющее «поэтическую суть этого спектакля, построенного по законам музыкального концерта, возвращающего концерту его прямое значение состязания». Оба актера прославились своими ролями стариков: Юрский в «Я, бабушка, Илико и Илларион» и «Беспокойной старости», Стржельчик – в «Цене» и «Хануме». Многие, видевшие «Цену», восклицали, что узнать в Грегори Соломоне Владислава Стржельчика было невозможно. Внешнее и внутреннее перевоплощение поражали.

В нем уживались, казалось бы, несочетаемые качества. Он любил славу и радовался тому, что его узнают многочисленные поклонники и поклонницы. В присутствии Стржельчика все сотрудницы театра чувствовали себя женщинами. «Дамы, как правило, душились какими-то особенно счастливыми духами, чтобы привлечь внимание», – вспоминала Марина Адашевская. Он производил впечатление баловня судьбы, но список желанных, но несыгранных ролей постоянно увеличивался. Он мечтал о Лире, Кречинском, Астрове. Однако когда Товстоногов поставит «Дядю Ваню» в 1982-м, роль Астрова он отдаст Кириллу Лаврову. Свою мечту Стржельчик осуществлял в концертах, вместе с Татьяной Дорониной любил играть сцену Астрова и Елены Андреевны. Случались годы без новых ролей. Выручало телевидение. В Ленинграде, начиная с 1960-х, возник мощный телевизионный театр. Владислав Игнатьевич играл Чаадаева в «Смерти Вазир-Мухтара» в постановке Розы Сироты и Владимира Рецептера, Майкла Кэмпбелла в «Фиесте» Сергея Юрского и еще множество персонажей.

В нем всегда чувствовалась общественная жилка. Стржельчик – член худсовета театра, член правления, позже секретариата СТД. Он неизменно старался помочь нуждающимся артистам. С 1998 года в день его рождения в петербургском Доме Актера вручается независимая актерская премия имени В.И.Стржельчика.

«Было в нем что-то уходящее, – говорил Темур Чхеидзе, – даже при жизни, когда он был в расцвете и ничто не предвещало беды, глядя на него, я думал: вот через сто лет уйдет это самое чудо <…> И этого уже никогда не будет ни на сцене, ни на экране. Последний из могикан. Он был современным артистом, а вместе с тем носил в себе и «старый» Театр… Для меня он был тем мостом, который соединял театр прошлого с нашим».

В 1971-м мне поручили встретиться с Владиславом Игнатьевичем Стржельчиком, чтобы получить ответы на вопросы журнала «Театр». Сроки поставили жесткие. Я подгадала к концу репетиции и дождалась момента, когда к воротам служебного входа подъехала машина. Я бросилась ее останавливать. И тут вышел Он, в распахнутой дубленке. Я никогда раньше не видела его так близко. Владислав Игнатьевич был ослепительно хорош. И столь же приветлив, и демократичен. В его облике бросалась в глаза какая-то приподнятость, праздничность, открытость. Особенное жизнелюбие.

«Он всегда спешил жить. Брал от жизни максимум… Он везде успевал и находил в этом радость», – вспоминала Валентина Ковель. Наше с ним интервью завершалось его словами: «А может быть, это хорошо, что ты так загружен, ведь жизнь коротка…»

Екатерина ДМИТРИЕВСКАЯ

«Экран и сцена»
№ 3 за 2021 год.