Театры из девяти стран и пяти городов России представили свои спектакли на XIX Международном театральном фестивале “Радуга”, проходившем в Санкт-Петербурге. Афиша свидетельствовала о замахе организаторов, стремящихся вывести свое детище на международную арену. Неслучайно директор фестиваля Светлана Лаврецова говорила о том, что одна из главных задач – сделать “Радугу” фестивалем, не уступающим по художественному уровню Авиньонскому или Венскому. Думаю, для начала все же стоит взять за пример уже существующие в России международные фестивали, вроде Чеховского, Платоновского, Дягилевского, наконец, NET. У каждого из них есть свои театральные ориентиры и приоритеты, каждый обладает своими художественными особенностями.
Амбиции организаторов “Радуги” вполне вдохновляющие. Однако для того, чтобы сформировать программу, равную по статусности европейским фестивалям, недостаточно привезти спектакли из разных стран. Необходим идейный отбор, которого нынешней “Радуге” не доставало. Программа оставила ощущение случайной выборки работ, не объединенных единой кураторской концепцией. Почему включен тот, а не другой спектакль, оставалось загадкой. И в отличие от предыдущих фестивалей безусловного театрального события в этом году не случилось. Хотя в программе были представлены постановки Оскараса Коршуноваса – “Мера за меру”, Олега Рыбкина – “Розенкранц и Гильденстерн мертвы”, Ирины Брук – “Буря” (дочь выдающегося театрального режиссера пошла по стопам отца), Виктора Бодо – “Записки сумасшедшего”. Конечно, каждая из этих работ обладала достоинствами, но все же ожидания во много раз превзошли увиденное.
Спектакль “Мера за меру” Оскараса Коршуноваса с польскими актерами из варшавского Театра Драматичны оказался неожиданно прямолинеен и излишне иллюстративен. Сценическое пространство, напоминавшее судебный президиум (в виде трехъярусной трибуны), демонстрировало иерархичную, лестничную, систему власти (главные герои – судьи, политики), где вышестоящие инстанции крепко держатся на своих позициях. Слабые и неприспособленные к этой структуре люди скатываются по ступеням, они обречены на то, чтобы их брали и использовали, как Изабеллу (Мартына Ковалик) и беременную Джульетту (Кингу Сухан). В финале этот отлаженный многоступенчатый механизм походит на заводные часы с оживающими фигурками. Каждая минисценка – иллюстрация марионетками какого-то преступления и произвола. Коршуновас выходит к выразительному обобщению, но вне этой метафоры действие в его спектакле не развивается. Спектакль “Мера за меру” последовательно идет по тексту, в сущности, просто-напросто пересказывая его и, видимо, сознательно избегая свойственной режиссеру театральности. Тем самым пьеса Шекспира лишается и остроты, и комедийной составляющей. За поступками и размышлениями героев следить в этом спектакле не слишком интересно: в них мало убедительности и почти нет эмоциональной заразительности.
Немного иначе обстояло дело со спектаклем Виктора Бодо “Записки сумасшедшего” будапештского Театра имени Йозефа Катоны. Все внимание фокусирует на себе исполнитель роли Поприщина Тамаш Керестеш. Худощавый, невротичного склада молодой человек с запавшими от недоедания и недосыпа глазами, герой Керестеша проходит путь от безобидной чудаковатости до устрашающей паранойи, когда подавленность и обида легко переходят в агрессию и жажду мщения. Единственным собеседником для этого Поприщина становится оглушающая какофония шумов и звуков, “дикая” музыка, создаваемая самим актером. Тамаш Керестеш выступил и автором сценографии: его герой зажат в крошечной комнате-конуре, где окна и мебель перекошены и деформированы, как на экспрессионистских полотнах. Бредовый спектакль, разыгрывающийся в голове сумасшедшего, легко преодолевает границы квартиры, и вот уже санитары подстерегают у двери, ожидая выхода астеничного мужчины, мнящего себя испанским правителем, замотанного, как в тогу, в ванные шторки и в короне из вилок на голове. Эксцентрика Керестеша граничит с патологией. Но темы социального неравенства, нечеловеческих условий жизни, корежащих психику героя, здесь явно недостает.
Ирина Брук показала на “Радуге” непритязательный, по-женски наивный и обаятельный спектакль, созданный ею в Национальном театре Ниццы. Она обошла стороной все философские обобщения пьесы Шекспира и поставила “Бурю” как детскую сказку про двух враждующих хозяев ресторанов, скрывающих друг от друга редкий рецепт приготовления пасты. По стилистике этот спектакль напоминает курортный театр. Как если бы странствующие актеры решили разыграть “Бурю” перед утомленными палящим солнцем посетителями пляжного кафе, потягивающими холодные коктейли. Наверное, в такой атмосфере этот спектакль смотрелся бы умест-ней, но на большой сцене ТЮЗа миниатюрные сценические детали и незамысловатые фокусы выглядели обаятельным недоразумением.
Из российской программы особо выделялись три работы: “Розенкранц и Гильденстерн мертвы” Олега Рыбкина в Красноярском театре драмы имени А.С.Пушкина, “Гроза” Даниила Безносова и “Зимняя сказка” Уланбека Баялиева. Красноярский спектакль Рыбкина сценографически напомнил постановку Алексея Крикливого в новоси-бирском “Глобусе” по той же пьесе Тома Стоппарда: он решен в схожей – мрачной, гиперболизировано клоунской – эстетике, все персонажи, за исключением двух заглавных, походили на одичавших актеров странствующего балагана. Только если у Крикливого Розенкранц и Гильденстерн прикрывались от смерти бессмыс-ленными словесными пикировками, то у Рыбкина Розенкранц (Иван Кривушин) и Гильденстерн (Никита Косачев) – вполне обыкновенные современные парни. Хотя, возможно, перед нами все же один герой, ведущий диалог с самим собой: два долговязых молодых человека так похожи друг на друга, что порой их непросто отличить. Они странствуют по жизни в поисках смысла, пытаясь разобраться в расстановке сил. Трагичность их положения заключается в том, что известно наперед: смысла нет, логики нет. Есть немотивированное зло. И все попытки проанализировать его беспомощны. Правила в этой игре задают более сильные, более властные и более жестокие, как варвар Клавдий Георгия Дмитриева с гримом, напоминающим маску самурая, и измазанный кровью увалень Гамлет Ивана Янюка. Что делать человеку, оказавшемуся заложником системы, которую он не в силах переломить, вот вопрос, над которым бьешься вместе с героями Рыбкина.
Катерина Полины Шипулиной в “Грозе” Даниила Безносова, поставленной в Молодежном театре Краснодарского творческого объединения “Премьера”, не боится смерти. Пожалуй, впервые героиня пьесы Островского предстает как беспринципная, жесткая, всегда готовая к борьбе и отпору волевая и гордая девушка. Под ее стальным взглядом пасует Кабаниха. В спектакле Безносова хрестоматийный конфликт между темным и светлым царством нивелирован. Здесь, скорее, драма сильной, стихийной личности, рожденной не для жизни в семейной клетке, а для бурных, захлестывающих разум и душу чувств. Катерина Шипулиной красива дикой, природной, необлагороженной красотой деревенских девушек. В ней скрыты тайна, колдовство. Смерть Катерины – воплощение ее давней детской мечты: сев в лодку и оттолкнувшись от берега, сбежать от опостылевшей родни в далекое плавание. В спектакле Безносова в финале все герои обнимаются, просят друга у друга прощения за Катерину: не уберегли.
Завершился фестиваль “Зимней сказкой” Уланбека Баялиева, поставленной в ТЮЗе имени А.А.Брянцева. Это спектакль со скрупулезно выверенными актерскими работами, продуманным пластическим рисунком, предельным вниманием к поэтическому слову. Режиссер вместе с композитором Фаустасом Латенасом, создавшим манящую, тревожащую музыку, уводят нас словно бы в заснеженное пустое пространство, из которого возникают плутающие в безвестности герои. Время остановилось, и ничего не меняется в заколдованном мире. Шекспировских героев испытывает вечность. Сокрушенно будет винить себя король Леонт Александра Иванова; белоснежной античной статуей застынет Гермиона Анны Дюковой. Признаются друг другу в любви пасторальные Флоризель (Дмитрий Ткаченко) и Утрата (Анна Слынько). Здесь явно встретились герои разных веков. На заднем плане среди шутов медленно прошествует колонна военных, словно из пушкинской поры. И медведь испугает Утрату, как во сне Татьяны. Образы из заснеженной сказки кружатся под музыку Латенаса. И кажется, что пьеса Шекспира превращается в потерявшую сюжет литургическую сказку без начала и конца.
Стоит признать, что подбор российских спектаклей на “Радуге” оказался многим удачнее, чем зарубежных.
Вера СЕНЬКИНА
- Сцены из спектаклей “Записки сумасшедшего” и “Розенкранц и Гильденстерн мертвы”
Фото Н.КОРЕНОВСКОЙ