Игра в бога

Сцена из спектакля “Кармен”, “Дон Жуан”. Фото Паскаля Виктора и Патрика БержеВ Экс-ан-Провансе завершился музыкальный фестиваль. Он проходил в 69-й раз под руководством бельгийца Бернара Фоккруля, который вскоре покинет свой интендантский пост после десяти благодатных для фестиваля лет. Формально Фоккруль заканчивает работу в конце 2017 года, но программу следующего фестиваля составлял тоже он. Его преемник, режиссер французско-албанского происхождения Пьер Оди представит свои фестивали летом 2019, 2020 и 2021 годов. Экс-ан-Прованский фо-рум является одним из трех главных смотров страны, он такой же важный и влиятельный в своей отрасли, как Каннский и Авиньонский фестивали. Из оперных европейских фестов этот форум по качеству может соперничать лишь с Зальцбургским, хотя количеством проводимых концертов значительно ему уступает. Фестиваль длится около трех недель – с начала до 20-х чисел июля – и заканчивается аккурат перед началом Зальцбургского. Пристальный интерес со стороны россиян к фестивалю начался в 2010 году, когда Дмитрий Черняков инсценировал там “Дон Жуана”, а Робер Лепаж поставил спектакль на музыку Стравинского “Соловей и другие небылицы” с участием российской примадонны Ольги Перетятько в роли Соловья. В фестивале 2017 года снова принял участие Черняков, на этот раз не с “оперой опер”, а с самой популярной “оперой для всех” – “Кармен”, и русский язык, как и тогда, звучал в Эксе повсюду, начиная с вокзала TGV и заканчивая ночным магазином продуктов. Всего на фестивале показали пять оперных премьер, включая и новую постановку “оперы опер”. Говоря о соревновании французского и австрийского фестивалей, стоит отметить, что оба форума стараются заказывать действующим композиторам новые оперы, и почти каждый год свежая партитура обретает жизнь на фестивальных подмостках и там, и там. Фоккруль заказал оперу своему соотечественнику 81-летнему Филиппу Бусмансу, а постановку поручил Жоэлю Помра. Между всеми этими людьми уже существовала определенная связь: Помра не первый раз работает в Эксе и уже сотрудничал в 2014 году с Бусмансом. После смерти Люка Бонди, с которым Бусманс создавал многие свои оперы, Помра стал для композитора наиболее близким режиссером и драматургом. Идея писать музыку для пьесы Помра “Пиноккио” (его собственного переложения сказки Карло Коллоди) пришла спонтанно, когда размышляли об опере для семейного просмотра. Помра склонялся к “Золушке”, но Бусманс не захотел соревноваться с операми Массне и Россини и балетом Прокофьева, потому и решили обратиться к истории Пиноккио, обросшей пока лишь маргинальной музыкальной традицией, хотя у самого режиссера уже было несколько подходов к материалу в драматическом театре – в парижском “Одеоне” и в совместном проекте театра “Практика” и ЦИМа в Москве.

Кроме “Кармен”, “Дон Жуана” и “Пиноккио” на фестивале прошли премьеры “Похождений повесы” Стравинского в постановке Саймона Макберни и “Эрисмены” Кавалли в постановке молодого режиссера Жана Беллорини.

Приглашая Жоэля Помра на постановку оперы для семейного просмотра, интендант не рассчитывал получить хит, который “выстрелит” таким же мощным залпом, как когда-то “Написано на коже” Джорджа Бенджамина и Кэти Митчелл. Он понадеялся, что Помра, умеющий сочинять серьезные драматические спектакли для детей, справится с современной оперой, куда обычные люди, тем более с отпрысками, как правило, не ходят, пугаясь сложных и неизвестных названий и имен. Пролетарский дух “Пиноккио”, который высвободил в сказке Коллоди Помра (акцентировав происхождение героев из самых нищих городских кварталов), своеобразно приблизил произведение к народу. Опера была написана для девятнадцати музыкантов ансамб-ля Klangforum Wien (дирижер Эмилио Помарико), большая часть играет здесь на ударных и духовых инструментах, шести певцов, интерпретирующих по несколько ролей, и трех музыкантов так называемой труппы (саксофонист, аккордеонист и скрипач с еврейской скрипкой), разыгрывающей спектакль. Помра придумал своеобразный театр в театре, чтобы удерживать зрителя в пограничном пространстве между сказкой и былью. Бусманс смог сделать музыку каждого из 23-х коротких эпизодов максимально визуальной и привязанной к сюжету – у него есть музыка чуда, страха, дерзости, сомнения, маршевая, цирковая, мелодии еврейского местечка и ритмы арабской ночи. Эпизоды объединены между собой постоянно повторяющимся мотивом, который будто гонит действие вперед. И в этом смысле новый “Пиноккио” перекликается с “Похождениями повесы”, где тоже есть музыка движения, скрепляющая эпизоды и подгоняющая действие, хотя сценография Эрика Суайе в “Пиноккио”, это в основном любопытные композиции из света, пыли и пудры, их не назовешь картинками, присутствующими в любой постановке “Повесы”. Никакого особого постановочного новаторства в спектакле Помра нет, он спокойный и ожидаемый, в меру интересный. Музы-кальный и вокальный ряды заслуживают внимания, так как не часто пишется новая опера без постоянного цитирования классиков и с широким использованием палитры современных инструментов (перкуссия, прежде всего), их хочется в антракте осмотреть и потрогать. Бусмансу нравится работать с оперными стереотипами, так, фею у него поет колоратурное сопрано (прекрасная Мари-Эв Мюнже), и в то же время их ломать – партия Пиноккио доверена юному сопрано Хлоэ Брио (а не меццо-сопрано, как принято). Остальные роли (директора труппы, отца, судьи, продавца ослов, мошенников, убийц, учителя) исполнили опытные французские певцы, тенор Ян Бёрон, баритон Стефан Дегу (он постоянно присутствовал на сцене и обращался к публике) и бас-баритон Венсан Ле Тесье.

Делая фестиваль, Фоккруль явно рассчитывал, что зритель посмотрит несколько продукций, связанных сквозными темами. Основная из них – грани и пределы свободы, облик свободного человека, счастье и трагедия либертена. Пиноккио тоже в какой-то степени либертен, но пролетарский, со специфическим кругом ценностей. Он не смиряется с судьбой, не хочет признать себя бедным и незнатным, ему с первой минуты превращения из сухого дерева в говорящую марионетку нужны женщины и деньги.Сцена из спектакля “Дон Жуан”. Фото Паскаля Виктора и Патрика Берже

Вторая тема фестиваля – игра, театр в театре, балансирование между правдой и выдуманной реальностью, венецианский карнавал и переодевания, пересказы Евангелия и мифов об умирающем и воскресающем божестве, богоборчество и богохульство всех сортов. В финале спектакля Помра деревянный Пиноккио умирает на глазах у отца, но из кулисы выходит живой мальчик. Герой “Похождений” Том Рэйкуэлл, попавший в финале в Бедлам, воображает себя Адонисом и зовет Афродиту.

Кармен, оснащенная традицией огромным количеством артефактов женственности (она и секс-бомба и идеальная любовница), к рядовой женщине никакого отношения не имеет. Она вообще не человек, а повелительница мистерий, богиня, сходная с мужененавистницей Дианой-охотницей и страшной Матерью богов Кибелой. Игра под названием “Кармен”, в которую превращает свой спектакль Дмитрий Черняков, походит на бунт режиссера, боящегося двуликой мстительной богини. Не желая понимать, принимать и развивать страшную (божественное всегда страшно, так как оно растет из инферно) тему заглавной героини, он называет ее именем игру и отправляет Дона Хосе в нее играть. Игра выйдет из-под контроля, и всем будет плохо.

В связи с новой “Кармен”, как обычно у Чернякова, невероятно кинематографичной и изобилующей крупными планами, на ум приходит все же не кино, а литература, роман Джона Фаулза “Волхв”, в первой редакции названный автором “Игра в бога”. Герой романа Эрфе оказывается на вилле “Бурани”, где проходит через ряд испытаний, мифологических шарад, отгадывает загадки и в итоге практически погружается в миф и тайну, теряя связь с реальным миром. У Чернякова все вроде бы прозаичнее. Властная женщина (Эльза Драйзиг) приводит скучающего и безразличного ко всему мужа (Майкл Фабиано) в специальную клинику для прохождения терапии, оформленной в игру и призванной вернуть мужчине его природные инстинкты. Орудием соблазнения является Кармен, в нее перевоплощается наемная сотрудница. Жена включается в игру под именем Микаэлы – невесты Дона Хосе, приходящей в гарнизон из деревни повидать жениха и передать поручения от престарелой матери. Все диалоги из либретто Черняков заменил репликами терапевта и ведущего шоу-игры “Кармен”. Чем не греческая вилла мистерий в духе Фаулза? Поначалу Хосе вяло реагирует на происходящее, едва наблюдает, спит на ходу, подыгрывает соблазнительным как бы цыганкам, подглядывает за другими мужчинами как бы солдатами, Кармен кажется ему назойливой и забавной. Коренной перелом в поведении Хосе наступает, когда герой оказывается в западне в кабачке Лилас-Пастья, получает доступ к оружию и открытую дорогу к насилию. В нем просыпаются не совсем те инстинкты, на которые рассчитывала жена. Кармен превращается в любимый объект, им он хочет обладать единолично, и по возможности поскорее ее уничтожить физически, чтобы другие не смогли не только ею обладать, но даже и видеть. Когда до конца оперы остается полчаса, сеанс терапии для клиента с бейджиком “Хосе” заканчивается, и довольная ее результатами жена хочет увести домой возбужденного мужа (Микаэла сообщает разъяренному Хосе о смерти матери), в клинике начинают игру “Кармен” дубль два. В зал входит очередной неуверенный в себе мужчина, у него отбирают часы, документы и айфон, усаживают на диван и готовят к встрече с роковой цыганкой. Хосе номер один тайком пробирается в зал, надеясь встретить тут Кармен. Он видит, как она непринужденно болтает с подругами, и дежавю его ужасает. На самом деле актриса, играющая роль Кармен, хотела отпроситься у босса, оборвать эту терапию с темпераментным Хосе, так как не будучи бессмертной богиней, а только изображая ее, испугалась зверя, проснувшегося в клиенте. И не зря – первый Хосе достает нож и жестоко ее убивает. Спустя пару минут она встанет и улыбнется, но кто поверит в это воскрешение. Финал остается неопределенным, как у Фаулза. Партитура Бизе (за пультом Оркестра Парижа мадридский дирижер Пабло Эрас-Касадо), давно выделившаяся в отдельный миф, идеально “обслуживала” придуманную режиссером игру. Не менее важно открытие миру новой Кармен – Стефани Д’Устрак, которая большую часть своей певческой карьеры исполняла героинь французских барочных опер. Что же касается мифа Кармен, то он по-прежнему остается многослойным мифом о страшной богине, одно созерцание которой, не то что прикосновение к ней, несет смерть. Идея сдергивания с истории Кармен и Хосе романтического флера, отказ от рассуждений о судьбе и роке в связи с цыганкой, выход из пространства художественного театра в масскульт, упрощение сюжета до ролевой игры – все это плюсы мышления Дмитрия Чернякова и находки его спектакля.

Сцена из спектакля “Похождения повесы”. Фото Паскаля Виктора и Патрика БержеФранцузские критики обиделись за “Кармен”, признавая ее вокальное и музыкальное совершенство, но не соглашаясь с трактовкой. Идеальным во всех смыслах им показались “Похождения повесы” англичанина Саймона Макберни, хотя на срединном этапе репетиций Фоккрулю пришлось искать нового маэстро на замену повредившего запястье Дэниэла Хардинга (за пульт встал норвежец Эйвинд Гулберг Йенсен и провел спектакли на высоте). Работа постановочной бригады была выполнена безупречно, начиная с картонного white cube, оформ-ление которого меняется каждые пару минут, превращая мод-ное помещение в квакерскую комнату Энн (Джулия Баллок), английский ландшафтный парк, гостиную Трулава, спальню Тома (Пол Эпплби) в Лондоне, аукционный дом, бордель, Бедлам и кладбище. Белый картон или ватман служит отличным фоном для видео-инсталляций, и в него легко “входят” всякие материальные объекты извне (великолепна сцена наполнения лондонского дома Тома разной антикварной пошлятиной вроде египетских мумий и греческих статуй). Также это идеальная телестудия для шоу Тома и Ника, транслируемых онлайн. Первый прорыв ватмана совершит Ник Шэдоу (дьявол), когда принесет Тому Рэйкуэллу благую весть о наследстве и напомнит нам о присутствии ада за тонкой бумажной стенкой. И эта видимая близость преисподней в виде зияющей трещины в стене станет кошмаром, мешающим смеяться над прикольными фотографиями Тома с Мамашей Гусыней и Бабой Турчанкой (загримированный под Кончиту Вурст контратенор Эндрю Уоттс), отправляемыми прямиком в инстаграм, забавляться проделками Шэдоу (американский бас Кайл Кетельсен), повсюду таскающего с собой диапроектор, и вообще мало-мальски беззаботно наслаждаться просмотром оперы. Макберни спрятал ключ к пониманию оперы за картон и надорвал бумагу. Иллюзорность происходящего с Томом приравнена к фальши нашей жизни в соцсетях, когда через присланное видео нам кажется, что мы испытываем катарсис на чужом концерте, сочувствуем далекому несчастью и радуемся яркой фотографической радостью друга. Все трюк, обманка, а за картоном – ад. Но сделан этот ад безупречно, как гаджеты Apple. Впрочем, постановка через некоторое время появится в МАМТе и точно доставит удовольствие любителям качественной режиссуры. В Экс-ан-Провансе “Похождения повесы” заняли нишу самого технически совершенного и инновационного с точки зрения постановочной культуры спектакля. Тем более что он, в отличие от “Кармен” и “Пиноккио”, показанных в Большом театре Прованса, игрался, как и “Дон Жуан”, на открытой сцене Театра архиепископства, и чудеса “белого куба” смотрелись умопомрачительно.

Главной продукцией феста Фоккруль мыслил “Дон Жуана”, недаром в Музее гобеленов во Дворце архиепископа (общее здание с театром) устроили выставку, посвященную “опере опер”. Первого “Дон Жуана” на фестивале оформлял легендарный французский художник Кассандр в 1949 году. Он сделал декорации и костюмы в провансальском стиле, использовал даже сцены из романа “Дон Кихот”, запечатленные на старинных музейных гобеленах. Спектакль Кассандра прожил на сцене так долго, что от него не осталось почти никаких материальных свидетельств, кроме эскизов. Начиная с 90-х годов, постановки менялись, как стек-лышки в калейдоскопе, и об их эстетике – сейчас уже смешной и старомодной – можно судить по выставленным костюмам. Думая о “Дон Жуане”, Фоккруль, с одной стороны, хотел показать житие главного оперного распутника, либертена, раз уж тема была заявлена им заявлена в приветственном слове, размноженном в программках, а с другой, рассчитывал, что новый спектакль будет сенсационным par excellence, даже в бравировании своей архаикой. Ретроспекция, ностальгия, взгляд в прошлое, в историю фестиваля, были в спектакле драматического режиссера Жана-Франсуа Сивадье и дирижера-аутентиста Жереми Рорера (руководитель оркестра Le Cercle de l’Harmonie). Сценограф Александр де Дардель использовал естественный задник – каменную стену дворца, вдоль которой “бегал” занавес. Сюжет “Дон Жуана” Сивадье наложил на апокрифическую историю времен первых христиан, осмыс-ляющих пришествие Мессии, бога-сына. Тема камня приобретает здесь дополнительный смысл – пустая могила Христа, Командор, он же “каменный гость”, кладбищенские обелиски, христианские каменоломни в Риме. Трое мужчин в спектакле – Дон Жуан, Командор и Дон Оттавио (Павол Бреслик) подозрительно похожи друг на друга. Словно на них на всех натянута маска Христа, приросшая к анфасному “Автопортрету” Дюрера. Донна Анна (Элеонора Буратто) и Донна Эльвира (Изабель Леонард) соревнуются в святости и близости к Христу. Донна Анна в какой-то момент Сцена из спектакля “Пиноккио”. Фото Паскаля Виктора и Патрика Бержепоявляется загримированной под севильскую Мадонну Макарену. Все они хотят как-то воздействовать на души простых людей – крестьян Церлины и Мазетто, и даже Лепорелло. Основная борьба идет между верховным ветхозаветным богом и молодым Иисусом (отголосок мутного мифа об оскоплении Кроноса Зевсом). Визуальный процесс смены Заветов красиво и ненавязчиво состаривает мифологию Дон Жуана. В то же самое время режиссер предлагает любопытное обновление образа. Дон Жуана исполняет гуттаперчевый канадец Филипп Слай, который, несмотря на сходство с дюреровским автопортретом а-ля Христос, танцует весь спектакль как истинный Шива-йог. Временами кажется, что он не певец, а виртуоз contemporary dance. Его либертинаж абсолютно экстравертный, рассчитанный на зрителя. Он и умирает картинно, выгибая перламутровую спину и светясь, как солнечный Митра. Эклектизм оформления и отсутствие внятной постановочной идеи смутили тех, кто ждал от нового “Жуана” броской концепции, но бережное отношение режиссера к старому оперному мифу, сооружение вокруг него надежного панциря из ложных интерпретаций вроде “Евангелия от Дон Жуана” обеспечили спектаклю самые мощные на фестивале аншлаги.

И в заключение несколько слов об “Эрисмене” – раритетной барочной опере Франческо Кавалли, которую представляли на фестивале в крошечном Театре дю Же-де-Пом аргентинский маэстро Леонардо Гарсиа Аларкон, Cappella Mediterranea, режиссер и сценограф Жан Беллорини и художница по костюмам Маша Макееф. К этому спектак-лю звучало еще больше придирок, чем к “Пиноккио” и “Дон Жуану”, в нем вообще нет ничего, кроме отличных певцов, облаченных в роскошные наряды от кутюр и снабженных интересными прическами и гримом. Но дело в том, что либертинаж этой поздней венецианской оперы, написанной Кавалли через 12 лет после смерти старшего коллеги по цеху Клаудио Монтеверди, славившегося пророческими высказываниями в адрес некоторых политиков, переместился в не менее опасную гендерную зону. И свобода в выборе партнера, которой обладают некоторые герои оперы, является головной темой и оперы, и предъявленного на фестивале спектакля. Пышнотелые венецианские богохульники были обращены художницей в тощих альмодоваровских трансвеститов, но переодевание в XXI век не перекрыло аутентичной вседозволенности героев запутанного либретто Аурелио Аурели. Любви царской рабыни добиваются сразу несколько мужчин, двух из них девушка открыто называет фаворитами (два нелепых контратенора), при этом отказывает царю (бас-баритон), а когда при дворе появляется переодетая рыцарем Эрисмена, рабыня сразу влюб-ляется в нее и ведет под венец. Эрисмена же, обнаружив среди фаворитов рабыни своего беглого мужа, скрывающегося под вымышленным именем, соглашается на эту свадьбу. Более того, любвеобильная рабыня, которая в финале окажется царевной, после брачной ночи даже не замечает альтернативность пола избранника. Так что деликатность Беллорини, позволившего этому изысканному барочному хулиганству развернуться во всей красе, выводит постановщика в ряды главных героев прошедшего форума. И пусть сам форум не был сенсационным, но его события составят плотную сетку не конвенциональных воспоминаний.

Екатерина БЕЛЯЕВА

    Сцены из спектаклей “Кармен”, “Дон Жуан”,

“Похождения повесы”, “Пиноккио”

Фото Паскаля Виктора и Патрика Берже

«Экран и сцена»
№ 15 за 2017 год.