Вершки и корешки

Кадр из фильма “Такси”  (за рулем – Джафар Панахи)Берлинский кинофестиваль был юбилейным – 65-м. Дата и не круглая, однако по фестивальным меркам весьма солидная. Стиль, принятый фестивальной командой с подачи Дитера Косслика, не предполагал фейерверков и лукулловых пиров, гостями которых в 90-е удалось быть ветеранам Берлинале.

Прошли времена, когда дирекция закатывала приемы такой дизайнерской роскоши, что было, на что посмотреть, не только пожевать. Таких инсталляций из экзотических фруктов, овощей, сыров и прочих продуктов питания вперемешку с мониторами, на которых транс-лировались топовые события текущего фестиваля, я с тех пор не видела.

Гастрономические красоты отошли к специальному конкурсу “Кулинарное кино”, куда мне так и не удается заглянуть. Программ и соблазнов столько, что едва успеваешь посмотреть то, что представляется тебе самым важным. Хотя все больше коллег чувствуют себя настолько вольно, что запросто игнорируют официальный конкурс и оттягиваются на Панораме, на Форуме, на Панораме Документе. Будь моя воля, я бы безвылазно сидела на доккино, но вряд ли мой выбор устроил бы заказчиков моих текстов.

Журналисты не первый год говорят о том, что параллельные официозу программы интереснее и едва ли не каждый фильм, определенный отборщиками в эту нишу, вполне мог бы участвовать в гонке за Берлинскими медведями. Увы, я все еще не обрела такой свободы и с усердием “ботанки” отсматриваю конкурс. Как ни крути, конкурсный показ манифестирует концепцию фестиваля.

На этот раз, то ли дав себе волю по случаю юбилея, то ли по другим, более глубоким соображениям, директор Берлинале Дитер Косслик представил конкурсную программу, резко отличную от привычных. Не давил социалкой, не компостировал политикой и пригласил в конкурс фильмы идолов европейского кино: Вернер Херцог, Питер Гринуэй, Вим Вендерс соревновались с трепещущими дебютантами из Гватемалы, Чили и Румынии.

Увидев конкурсный расклад, можно было априори поделить самые престижные трофеи среди великих и знаменитых. Но получилось ровно наоборот. Малобюджетники неизвестных (пока) режиссеров на раз одолели высокобюджетную продукцию профессиональных победителей – что и стало, по сути, главной интригой юбилейного конкурса.

Херцог, автор около сорока игровых и документальных лент, всегда выбирал экзотические сюжеты и маргинальных героев, съемочной площадкой становились уголки земли, бесконечно далекие от цивилизованного мира. И конкурсная “Королева пустыни” с оскароносной Николь Кидман в заглавной роли начиналась роскошным планом песчаных барханов, сулящих большое эпическое кино в жанре байопика, ибо героиня – Гертруда Белл, вошедшая в анналы истории как Лоуренс Аравийский в женском обличье. В 20-е годы прошлого столетия прекрасная дама, будучи историком, страстной путешественницей, писательницей и английской разведчицей, сыграла большую роль в установлении нового порядка на Ближнем Востоке.

Даже пунктирно обозначенная фактура обе-щает если не очередной шедевр, то уж в любом случае штучный фильм от автора “Фицкарральдо” и нескучное зрелище. Кидман научилась ездить верхом на верблюде и эффектно выглядит в чалме. И все же в фильме нет фирменной “химии”, свойственной всем творениям этого самобытного и самостийного автора. А проект получился как раз не авторским, а коммерческим. Неужели продюсеры взяли верх над классиком, одним из лидеров “нового немецкого кино” в компании с Александром Клюге и Райнером Вернером Фассбиндером?

 Кино Терренса Малика, которого я обожаю за упоительные длинноты и мистические обертоны совсем не в духе американской ментальности, показал на сей раз нечто такое, что невозможно пересказать (это еще полбеды) и совершенно невозможно рационализировать. О чем вся эта стерильная красота, снятая оператором Эммануэлем Любецки на холмах Лос-Анджелеса? Исполнитель в «Рыцаре кубков» главной роли – голливудского сценариста – Кристиан Бейл признался на пресс- конференции, что “Терри так и не рассказал, о чем фильм”. И только профессиональный опыт подсказывает: Малик попытался снять кино о творческом, а, может, и об экзистенциальном кризисе человека, потерявшего смысл жизни, как та сороконожка, которая сдуру задумалась о том, с какой ноги ползти. Это зрелище можно смотреть – и не без удовольствия – как двухчасовой видеоклип о людях в Голливуде.

…Только этого мало.

Самый скандальный фильм Берлинале – фантазии Питера Гринуэя на тему поездки Сергея Эйзенштейна в Мексику; факте, зафиксированном в истории мирового кино, но совсем по другому поводу и с иными коннотациями. Эйзен, Александров и Тиссе сделали сотни метров натурных съемок, намереваясь смонтировать фильм о жестоко подавленном восстании мексиканской бедноты (1910 год). В ленте сэра Питера “Эйзенштейн в Гуанахуато” об этом ни слова. По его версии, судьба привела сюда лидера мирового киноавангарда, чтобы он, наконец, расстался с девственностью и осознал свою сексуальную ориентацию. В качестве проводника, медиатора и исполнителя выступил его мексиканский гид и переводчик.

Действо разворачивается в апартаментах шикарного отеля, а точнее – на ложе, куда запросто поместится подразделение солдат. Не стану излагать подробности, но замечу, что изрядная доля юмора не дает превратиться одиозному зрелищу в порно. К тому же Гринуэй использует свои фирменные приемы, в частности, вариоэкран, с помощью которого режиссер экспонирует хронику, запечатлевшую Эйзена на родине, и кадры из его фильмов.

Обличать большого мастера, грозить ему пальчиком? Это смешно. Одну вещь все-таки хотелось бы понять: что вдохновило автора оригинальных и замечательно придуманных проектов на подобный кич? Это что-то из области бессознательного, и тут я ретируюсь. Позвоните знакомому психоаналитику.

Бог с ним, с сэром Питером – он большой художник, про что хочет, про то и снимает, если есть финансирование. Не уставая повторять, что кино умерло. Но Дитер Косслик! Умеренный и аккуратный доктор Косслик, который конкурсный пасьянс просчитывает наперед! Совсем не верится, что это жест в сторону России, где с некоторых пор процветает гомофобия. В конце концов, для подобных задач на Берлинале работает “Тедди” – очень посещаемый конкурс фильмов о секс-меньшинствах и их проблемах.

На мой взгляд, на юбилейном конкурсе директор Берлинале еще раз прокламировал базовые ценности свободного мира: демократизм, толерантность, равенство и отсутствие табуированных тем и сюжетов. 19 конкурирующих фильмов – это 19 художественных миров, каждый из которых обогащает актуальную панораму Берлинале. Случаются открытия, даже откровения – это уж как повезет. У меня спонтанно сложился сюжет, относящийся скорее к когнитивным возможностям кинематографа, хотя и поэтика картин, о которых я собираюсь рассказать, достойна подробного разбора.

 Так вот, одним из первых впечатлений Берлинале был “Вулкан Иксканул”, полнометражный игровой дебют 37-летнего режиссера из Гватемалы Джайро Бустаманте (приз Альфреда Бауэра). Он снял фильм в той самой местности, где вырос сам – у подножья действующего вулкана, где индейцы из племени майя искони работают на кофейных плантациях и сохраняют верность языческим верованиям и ритуалам.

Бустаманте прежде, чем написать сценарий, провел много времени в разговорах с земляками, чтобы понять, что их волнует, что для них актуально. В итоге сложилось что-то типа love srory, а все роли сыграли жители деревни. Любовная история здесь работает как универсум, открывающий потаенные глубины жизни крестьян, чей взгляд на мир во всех поколениях ограничен – в прямом смысле – похожей на террикон горой, за которой прячется невидимая вселенная, куда время от времени удаляются местные мужчины, чтобы никогда не возвратиться. Именно это случается в жизни юной Марии. Ее респектабельный жених уезжает в США. Она сходится с другим и ждет от него ребенка, а тот, скромный поденщик на уборке кофе, тоже исчезает за горой…

В семье относятся к беременности дочери от случайного прохожего спокойно – такое здесь в порядке вещей. Ожидание ребенка – это святое. Драма развернется, когда случится преступление: в родильном доме Марии скажут, что ребенок умер – то был трюк с похищением новорожденного для продажи. Но Мария разгадает обман во время похорон, когда обнаружит, что не ребенка хоронит, а куклу…

На Берлинале приветствуют корневое кино – в наши времена засилья супертехнологий почвенное кино на вес золота, за ним гоняются отборщики всех крупных фестивалей. Неспроста в конкурсе появился полнометражный док “Перламутровая пуговица” чилийского режиссера Патрицио Гузмана (приз за лучший сценарий). Его можно прочитать как исторический комментарий к гватемальскому «Вулкану…». Не прямой комментарий, но косвенный, равно относящийся к древним индейским культурам, уничтоженным европейской цивилизацией, более технологичной, рационалистической и многоумной, но не настолько, чтобы понять – унитазы и прочие бытовые удобства не компенсируют утраченное сокровенное знание, каким обладали индейцы, плоть от плоти своей земли.

“Перламутровая пуговица” оценивает вторжение европейских колонизаторов в Патагонию (на территорию современного Чили) и последствия этого вторжения не иначе, как преступление цивилизации, снобистски считающей себя культурой на десять голов выше, чем индейская. Нынче утвердилось политкорректное понятие: вместо “высшая или низшая” – “другая” культура. Но поезд ушел, и давно. Процесс необратим. И зашедшая в тупик цивилизация напрасно кусает локти, убиваясь по утраченному знанию, которое только и могло бы спасти мир и от меланхолии, и от синдрома конца света, ожидаемого со дня на день.

Здесь в самый раз был бы новый проект Алексея Федорченко “Ангелы революции” – о попытке российских художников-авангардистов навязать малым народам русского севера стиль жизни и образ мысли советской России. Все кончается восстанием обских шаманов, репрессиями и арестами.

Тема культурных конфликтов и даже войн становится все более актуальной в глобалистком мире, покончившем с имперскими завоеваниями. “Ангелов” перехватил Римский международный кинофестиваль, где фильм и режиссер завоевали престижную премию.

Увенчанный Гран-при Берлинале чилийский проект “Клуб” режиссера Пабло Ларраина пересекается с сюжетом культурной агрессии, персонифицированной в деяниях католической церкви. Похоже, режиссер серьезно проштудировал практику этой влиятельной и разветвленной институции прежде, чем взяться за сюжет, по сути, обвиняющий клир в многолетнем беззаконии.

Клуб – хибара на краю света, вдали от глаз людских, куда ссылают нашкодивших священников – нарушителей целебата, педофилов, изобличенных гомосексуалистов и пр. “Католические иерархи боятся не ада. Их ад – масс медиа”, – комментирует режиссер Пабло Ларраин. Оттого нагрешивших прячут со всем тщанием, а то и попросту увозят на машине, и с концами.

Но шила в мешке не утаишь. Однажды в накопителе появляется очередной грешник. При странных и непредвиденных обстоятельствах он пускает себе пулю в лоб, а труп не спрячешь. И начинается расследование…

Кадр из фильма “Эйзенштейн в Гуанахуато”Пусть действие происходит, как говорится, “в наши дни” – исторический дискурс просвечивает в картине. Да и большинство конкурсных фильмов имеют исторический, а не сиюминутный бэкграунд. Даже румынские неореалисты, завороженные современностью, двинулись вглубь своей истории. Проект “Браво!” режиссера Раду Жуде – черно-белый балканский вестерн, жесткий сюжет про погоню жандармов за цыганским рабом, сбежавшем от помещика и подозреваемом в романе с белой женщиной. В середине 19 века в феодальной Румынии цыгане были вне закона, румынские власти поощряли рабовладение. Нынешнему поколению продвинутых интеллектуалов в самый раз разобраться со своими корнями, с историей своей родины, сложной и нерадостной.

Беспримесно современных фильмов практически не было. Разве что польская драма “Тело” (режиссер Малгожата Шумовска) – о семейных травмах, чреватых телесными недугами, причины которых скрыты так глубоко, что не каждый психолог может их обнаружить.

Давно ожидаемая работа “Под электрическими облаками” Алексея Германа-мл. (российско-украинско-польский проект) – интеллектуальная притча о лишних людях и недостроенном доме. Образная фактура фильма зашифрована так прозрачно, что авторское послание считывается один к одному, тем более что каждой главе предпослан эпиграф, а персонажи подают свои реплики внятно, артикулируя смыслы – как в уличном театре дель арте.

В фильме Алексея Германа-мл. рациональность преобладает, и нас не запутает даже то обстоятельство, что действие развертывается в 2017 году. Мы и сами догадываемся: два года спустя будет разве что еще хуже, а по существу ничего не изменится.

В картине не звучат модные апокалиптические мотивы, в ней нет отчаяния – есть трезвое осознание нынешней духовной ситуации. Симптоматично, что художник, подробно прописывающий частную жизнь своих героев в двух последних проектах, на этот раз лишил их личного мира. В фильме – ни одного интерьера, ни единого домашнего укрытия, где хотя бы на время можно спрятаться, отогреться в женском тепле. Нет, такой благодати им не дано. А суждено быть распятыми в русском пространстве, под серым небом и электрическими облаками.

Двухчасовой пленэр на равнине так пленил жюри, что камерамены ЕвгенийПривин и Сергей Михальчук получили приз “за художественный вклад в киноискусство”.

Джафар Панахи, тегеранский затворник не по своей воле, три последних года присылает в Берлин свои внезаконные опусы. Суперпрофессионализм диктует ему приемы, драматургические и изобразительные, позволяющие снять фильм в одном тесном интерьере, но использовать его так, что внутренний объем фильма достигается за счет виртуозного монтажа и авторской глубины.

Чтобы снять “Такси” (Золотой Медведь за лучший фильм), по сути, road-movy, Джафар Панахи вышел из дома и сел за руль. Он нарушил домашний арест, перешагнул порог, и тут же вновь оказался в закрытом пространстве – автомобиля. На заднем сиденье разыгрывается жизнь большого города, персонифицированная в случайных пассажирах, что подсаживаются в такси. За спиной водителя разыгрываются нешуточные драмы. Истекающий кровью человек, пострадавший в дорожной аварии, диктует завещание своей рыдающей спутнице, видимо, незаконной жене. Две дамы с невероятными предосторожностями везут большой аквариум с рыбками, стараясь не расплескать воду.

Не обошлось и без кинематографа. В такси подсел шустрый дилер, торгующий пиратскими дисками. В его коллекции есть все, что смотрит мир, и плевать на то, что большая часть этих фильмов не допущена к прокату в Иране. Видимо, в закрытой стране наладилась параллельная жизнь. Рискуя карьерой и личной свободой, балансируя на грани закона, люди смотрят пиратские диски и читают “тамиздат”.

Панахи нарушил режим, чтобы послать месседж миру о том, как и чем живет современный Иран. Месседж, собранный из моментальных зарисовок уличной жизни, из квазирепортажных съемок. Документальное здесь перевешивает игровое. И портретирует самого режиссера, определившего себе роль таксиста.

* * *

Российское кино в нынешнем году на Берлинале было в фаворе. В разных программах участвовали семь фильмов, на кинорынке работал и был активно посещаем российский стенд, продавали не только приглашенные в Берлин ленты, но и многие другие, “Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына” Андрея Кончаловского или “Ангелы революции” Алексея Федорченко, к примеру. Афиша такая, что мимо не пройдешь: Дарья Екамасова в тяжелом золотом уборе хантыйской языческой богини.

Приглашенные в программу дебютов кал-мыцкий фильм и московский – оба мне были очень интересны. Потаенная семейная драма “Чайки” рассказана Эллой Манжеевой с такими деталями и полутонами, с таким чувством ритма, что просто не верится, что это первый, а не десятый режиссерский опыт.

“Пионеры-герои” Натальи Кудряшовой – не story, не жанр и не героика, а постмодернистский концепт, смысл которого высекается из трех новелл, из историй трех персонажей. Все трое успели стать последним призывом советской пионерии. Ритуал посвящения проходил в присутствии счастливых родителей под портретами легендарных пионеров-героев, украшавшими пионерскую комнату каждой советской школы. Дети торжественно клялись служить своей стране и совершать подвиги в ее славу. Если родина прикажет.

Пришла перестройка, и жизнь наших героев пошла по другому сценарию, ничего общего не имеющему с тем, который возникал в их детском воображении.

И однажды одна из героинь оказалась в кресле у психоаналитика. Герой погрузился в виртуальную реальность, живая жизнь не ощущалась и была не в кайф, жена страдала.

И только третья подружка, Галка, совершила подвиг, о котором вся компания мечтала с детства. Молодая девушка, спешившая куда-то по своим делам в толпе прохожих, на ходу не обратила внимания на черную женщину – та шла поперек движения. Вдруг толпа расступилась, и Галка увидела лежащего на асфальте малыша. И тут же взяла его на руки, не услышав звука взрыва и не поняв, что это теракт. Вместе с малышом ее накрыло следующей волной взрыва.

Теперь портрет Гали добавлен к иконостасу пионеров-героев. Где то там, в иных мирах.

Постмодернистская ирония прочитывается на экране: бывших пионеров не бывает. “Как повяжешь галстук, береги его. Он ведь с красным знаменем цвета одного”.

На стенде кампании, что продавала фильм, висели красные галстуки. Они привлекали издалека, нашего брата особенно. Мы давно забыли про эту деталь школьной одежды, без которой, бывало, из дома не выйдешь.

* * *

В последний день фестиваля в берлинском Музее кино директор Берлинале доктор Дитер Косслик вручил почетный приз “Золотая камера” за вклад в киноискусство Науму Ихильевичу Клейману. Авторитет нашего Наума в международных кинематографических кругах вполне сравним с авторитетом легендарного директора французской синематеки Анри Ланглуа. Это ясно всем, кроме чиновников Минкульта, полагающих, что нет ничего проще, чем заменить создателя, собирателя и хранителя киномузея на другого, который помоложе и потому лучше качеством. Кинообщественность протестовала против такой замены-подмены, но что до этих протестов людям, которые не имут ни стыда, ни даже профессионализма.

Ну что тут скажешь? Как говорится, no komments.

“Золотая камера” стоит на рабочем столе Наума Клеймана.

Елена СТИШОВА
«Экран и сцена»
№ 4 за 2015 год.