Реквием по самоубийце

Очередные “Свидетельские показания” по пьесе Дмитрия Данилова созданы в условиях карантина с использованием платформы zoom, видео, телефона и разных мессенджеров. Этот проект лаборатории режиссерской педагогики под руководством Евгения Каменьковича был показан на YouTube-канале Союза театральных деятелей РФ. Автор идеи – Алексей Тетюев, постановщик – главный режиссер Челябинского молодежного театра Иван Миневцев. Участники – актеры разных театров от Челябинска до Москвы.

Поведанная драматургом история содержит элементы детектива. Исходное обстоятельство – самоубийство мужчины, выбросившегося из окна. А дальше идет расследование, опрос свидетелей. Следователя на сцене нет, только монологи разных людей – принципиально схематичных, лишенных имен. Бывший одноклассник, соседка, любовница, отчим, сослуживцы и случайные знакомые выражают фальшивое сочувствие и рассказывают, “каким он парнем был”. И по их рассказам “парень” оказывается и замкнутым анахоретом, и разгульным бабником, и скромным менеджером по продажам, и талантливым, но непризнанным писателем, и мегауспешным детективщиком. Чем больше мы слышим о герое, тем меньше понимаем его. Создается образ человека без свойств, лишенного целостности и лишь осколочно отражающегося в скользящих по поверхности равнодушных взглядах, в стертых незаинтересованных словах. Вопрос о причинах самоубийства не только не проясняется, а, напротив, запутывается все больше и – нам ясно дается это понять – никогда не прояснится. Потому что люди ненаблюдательны, нелюбопытны, не интересны друг другу, погружены в собственную повседневность и амбиции. К тому же, как в фильме “Расемон”, версия – только не события, а личности героя – у каждого своя, и из отдельных осколков можно составить лишь кривое зеркало, где отражается фантом, а не живой человек, который столь же зауряден и обыден, сколь загадочен и непостижим. “Я ничего не могу о нем сказать”, – как мантру повторяют в финале персонажи.

Пьесы Дмитрия Данилова, при всей их кажущейся самоигральности, довольно хитро и тонко устроены, и не каждому даются. В них точно подмеченные бытовые детали прошиты или абсурдом, или некой абстрактностью, странностью, загадкой. Ключом традиционного психологического театра они не открываются. Пьеса “Свидетельские показания” не исключение. Поэтому нам не показался удачным спектакль Андрея Маника в “Современнике”, с его набором характерных типажных персонажей, с их по-эстрадному жирными сценками-номерами.

Спектакль Семена Александровского (красноярский Театр на крыше), напротив, предельно высветил условность и метафизическую составляющую пьесы, полностью исключив из нее быт, и такой подход видится вполне оправданным.

Иван Миневцев пошел третьим путем. В его спектакле нет условности. Все персонажи кинематографически конкретны. Характеры узнаваемы, но это быстрые карандашные эскизы, а не картины маслом. И благодаря этому стиль и авторская манера сохраняются, мера условности и конкретности соблюдена. Пожалуй, лишь финальный монолог героя кажется лишним, разжевывающим смыслы, лишающим зрителя возможности самому разгадывать загадки. Но эта единственная придирка адресована скорее автору, а не режиссеру.

Спасибо Ивану Агапову, Алексею Жеребцову, Веронике Тимофеевой, Денису Аврамову, Василию Буткевичу, Сергею Фишеру, Марине Корольковой, Алине Ходжевановой (простите, если кого-то из исполнителей забыли), несущим в своих удаленных монологах теплоту и открытость чувств, за их отвагу. Вступили в неведомую воду и пошли. Это, конечно, не кино и не театр, нечто срединное и вроде бы эпизодически-карантинное, и вряд ли этот жанр приживется. Но история-то есть! О человеке, который выпал из окна и выпал из жизни, как будто бы и не было ни следа, ни крохи следа. Составили калейдоскоп судьбы странного полузнакомого человека из города N, мимо которого прошли почти все. Репортаж на удалении сделан актерами на удалении, страстно и с остранением; режиссеру этот опыт, безусловно, пригодится в будущем живом пространстве театра.

Собирается труппа актеров-энтузиастов из десятка городов и театров, вооружаются дигитальной техникой, позволяющей формальную и стилистическую эквилибристику самого неожиданного рода. Что возникнет из подобного синкретизма – посмотрим. Когда-то театр рождался на паперти, на арене, на коврике. Почему бы не из воздушных частичек нового технического мира, оплодотворенного актером?

Ольга ВАЙСБЕЙН, Владимир КОЛЯЗИН

«Экран и сцена»
№ 13 за 2020 год.