В декабре Алексей Крикливый выпустил в Красноярском драмтеатре имени А.С.Пушкина “Русский роман” Марюса Ивашкявичюса. Его спектакль стал, в первую очередь, данью уважения театра нескольким артистам старшего поколения труппы. Роль Софьи Толстой в нем сыграла Людмила Михненкова, Аксиньи – Галина Саламатова и Черткова – Эдуард Михненков. “ЭС” беседует о премьерном спектакле с режиссером.

– Я начинал в этом театре, а с Людмилой Борисовной и Эдуардом Ивановичем Михненковыми первую совместную работу сделал еще студентом – репетировал с ними “Свободную пару” Дарио Фо в конце 1990-х, – говорит режиссер. – Тогда мобильных телефонов не было, они звонили мне на проходную общежития ГИТИСа: нам там оставляли записки, кому и когда позвонят. Помню, как спешил вернуться к полуночи, чтобы успеть ответить на их вызов и обсудить будущий спектакль. А потом была работа над пьесой Павла Когоута “Пат, или Игра королей”. И вот сейчас я с удовольствием откликнулся на новое предложение. Пригласил также Галину Саламатову – с ней у меня был прекрасный опыт в драме “Похороните меня за плинтусом”, и было очень интересно занять ее в одном спектакле со столь же сильной партнершей. В труппе театра вообще очень мощный взрослый костяк, это удивительное поколение – артисты всегда приходят на репетицию настолько наполненными, что их заряд передается всем. Работа с такими людьми очень вдохновляет, у них многому можно поучиться.

– Сразу остановились на “Русском романе”?

– Нет, на поиск материала ушло несколько месяцев. Ко всем особенностям выбора драматургии добавилось еще и то, что Красноярск – мой родной город. С пьесой Марюса Ивашкявичюса я познакомился в 2017 году, когда работал в жюри “Золотой Маски”, и сразу в нее влюбился. Она тогда была отмечена наградой, как и спектакль Театра имени Маяковского, и Евгения Симонова за роль Софьи Толстой. Мне кажется, это уникальное произведение с ясным конфликтом, очень мучительной и драматической историей, где в центре всего происходящего – желание невозможного, его недостижимость, но все же стремление к идеалу.

Надо мной смеются, что я не смог почти ничего сократить – но из пьесы действительно трудно что-то вынуть. В одной сцене заряжается какая-то тема, потом она эхом откликается в другой – сложно вырваться из вязи блужданий Софьи Андреевны, из ее поиска идеала и битвы за него. Там очень много о любви, о ее пределах и ответственности за другого человека. Еще одна интересная тема – право на уход, вся пьеса крутится вокруг этого. Не просто уход из семьи Льва Николаевича Толстого в почтенном возрасте, но желание что-то сделать со своей жизнью в 80 лет. И мне нравится, что у драматурга выписаны страстные люди, а не канонические фигуры. И много юмора. Там есть также мощная тема детства.

– Ваша любимая тема, Алексей, она у вас чуть ли ни в каждой постановке.

– Да, но когда читал пьесу Ивашкявичюса, не обращал на это особого внимания. А потом понял, что без нее вообще никак – она сквозит в каждой сцене. Мне было важно сохранить ее в спектакле.

– Символично, что Толстой был первым классиком, к которому вы обратились – до “Крейцеровой сонаты” ставили лишь современную прозу и драматургию. И сейчас вернулись к автору через биографическую пьесу о его семье.

– При этом в юности у меня было два ненавистных писателя – Толстой и Набоков. А сейчас влюблен в обоих, у меня есть полные собрания их сочинений. Набокова еще не ставил, но могу открыть любое его произведение – и застрять надолго, он вызывает у меня настоящий трепет. Наверное, отклик на таких авторов – дело времени и нашего личного развития. Я не могу после Толстого читать Достоевского. Лев Николаевич так круто описывает нашу эмоциональную жизнь, что бесполезно его трактовать – он будет вести тебя, как считает нужным. И в этом его сила. Достоевского трактовать можно. А Толстой дает очень узкий коридор: у него все настолько конкретно, что ни убавить, ни прибавить – и если слышать автора, то просто невозможно подменить его смыслы.

– Вы часто отталкиваетесь от артиста в выборе материала?

– Практически всегда. Когда восемь лет назад ставил в Красноярском ТЮЗе “Заводной апельсин”, он во многом был завязан на актере Алексее Алексееве, исполнившем главную роль Алекса. Но, конечно, важно учитывать все в комплексе – возможности театра, даже габариты площадки. Над тем спектаклем мы работали вместе с художником Евгением Лемешонком, и сложно разделить, что кем в постановке было заложено – и замысел, и визуальное оформление рождались совместно. Мне было жаль, что “Апельсин” по разным причинам прожил очень недолго, даже хотел его повторить у себя в театре. Но я не умею переделывать уже состоявшиеся спектакли и все равно подсознательно шел бы к тому, что уже было создано.

– У вас в этом сезоне юбилей – 15 лет, как вы работаете в Новосибирском молодежном театре “Глобус”, 11 из них в статусе главного режиссера. Что вас столько лет мотивирует оставаться здесь, хотя были и другие предложения?

– Очень непростой вопрос. Психологи говорят, что раз в семь лет нужно обязательно что-то менять в своей жизни, эти семилетние циклы действительно неслучайны. Но любые перемены должны быть на пользу – и не только себе самому. Почему я так долго работаю в одном театре? Наверное, потому, что еще не все обязательства перед ним выполнил, есть незавершенные дела. Конечно, было бы приятнее просто ставить спектакли в разных городах – я очень люблю репетировать. Но понимаю, что административные обязанности главного режиссера – это, видимо, плата за возможность заниматься творчеством. Хотя у меня внутри нет конфликта – одно питает другое. В 2018 году открыли с актером и педагогом Ильей Паньковым свою независимую “Мастерскую Крикливого и Панькова” – и в этом тоже нет никакого противоречия с моей работой в “Глобусе”.

– “Мастерская” появилась потому, что было жаль расстаться с дип-ломными спектаклями вашего курса, хотелось продлить их жизнь?

– Мы играем только две из всех выпускных постановок, а их было с десяток. Нет никакой необходимости за них держаться – поменялось время, у нас другая зона ответственности. Нет, “Мастерская” возникла из моего личного ощущения, что четыре года – не всегда столько, сколько нужно для процесса обучения.

– До вас к такому же выводу пришли Петр Фоменко, Григорий Козлов и многие другие мастера курсов.

– Да, но в полной мере важность этого можно понять только на собственном опыте. Студия – лучший переход между институтом и театром. Все наши выпускники трудоустроены, они работают в разных театрах страны. Но новосибирцы при этом еще что-то делают в “Мастерской”, и не только спектакли – мы проводим творческие вечера, выставки, зовем музыкантов и поэтов. Не потому, что хотим оттянуть момент прощания. Просто у нас актерско-режиссерский курс, и мне было важно, чтобы ребята не потерялись. У начинающих режиссеров сегодня густо, завтра пусто. А опыт регулярных репетиций, творческого процесса им необходим, молодому человеку нельзя сидеть без дела. Эта профессия требует формирования своего языка, поиска стержня. Но для этого нужно рабочее пространство. “Мастерская” стала таким домом – мы все там резиденты, и я в том числе, каждый должен туда что-то привнести. Мы пока работаем там бесплатно, все заработки идут на оплату аренды, иногда удается получить грант – полтора года совместной жизни были очень непростыми, но весьма вдохновляющими.

Ценно и то, что ребята сами обустраивали площадку. Когда мы пришли в этот подвал, в нем не было канализации, света, водоснабжения, вентиляции – все пришлось делать самостоятельно, мы поменяли там перегородки. Не каждый актер или режиссер может сказать, что своими руками построил театр. У наших выпускников был такой важный опыт. Сейчас есть потребность в административной силе, конечно. Мы не делаем новый театр на старых дрожжах: что из этого получится, никто не знает. Обрастаем постепенно своим зрителем, репертуаром, друзьями, коллегами. Главное, не сдуваться и идти вперед.

– И в “Глобусе”, и в “Мастерской” много молодежи – людей активных и энергичных. Как вы считаете, театр должен откликаться на окружающие события?

– Не уверен, что нужен театр-газета, такой театр быстро устаревает. Но реакция на происходящее в обществе в разных творческих формах возможна и подчас необходима. Знаете, у нас был очень показательный случай, когда мы услышали, что в Новосибирске хотят открыть памятник Сталину, – мы с коллегами старшего поколения были этим ошеломлены. Но оказалось, что у молодых эта фигура не вызывает столь острой реакции: для них Сталин – как для нас Наполеон, какой-то злодей из далекого прошлого. Мы поняли, что нужно что-то сделать. Режиссер Анна Зиновьева организовала вечер, посвященный 1937 году, азбучным представлениям о нем. Я выходил в каком-то скетче, Илья Паньков читал “Тараканище” Корнея Чуковского, выступали разные люди. Пусть это оказалось несовершенно, сумбурно, но эмоциональный отклик был. Может, кто-то из молодых зрителей тогда вообще впервые задумался о нашей недавней трагической истории.

Беседовала Елена КОНОВАЛОВА

«Экран и сцена»
№ 2 за 2020 год.