Изобретение балета

Фото А.КУРОВА

Фото А.КУРОВА

Хореограф Уильям Форсайт хорошо известен в России. Однако в основном – в одной своей авторской ипостаси. “Steptext”, “In the Middle, Somewhat Elevated” и “Головокружительное упоение точностью” в Мариинском театре, “Вторая деталь” в Перми и московском МАМТе, наконец, “Herman Schmerman” и недавняя премьера “Артефакт-сюита” в Большом – все это спектакли раннего Форсайта, созданные в 1980–1990-х. В них деконструируется классический балет и, кажется, само тело. Экстремально сложный танец на пуантах испытывает танцовщиков на прочность.

Чеховский фестиваль привез не слишком известного у нас Форсайта нулевых и десятых. “Тихий вечер танца”, поставленный в лондонском театре “Сэдлерс Уэллс”, на первый взгляд, не похож на то, что ожидаешь от этого хореографа. Слишком просто.

Вместо футуристических скрежетов Тома Виллемса – тишина, куда проникают щебет птиц, подзвученное тяжелое дыхание исполнителей, или скромное фортепиано Мортона Фельдмана. На пустой сцене вместо биороботов на пальцах возникают люди, не выглядящие как балетные танцовщики. Футболки-слаксы-кроссовки, неидеальные тела. И двигаются они “не в стиле Форсайта”. Кто-то исполняет нечто, похожее на танго. Кто-то выгибается в подобии брейк-данса или йоги. Кто-то бегает или стоит, пожимая плечами. Изредка проскальзывают классические па – нарочито неуклюжие, будто перед нами любители.

Так выглядит первая часть “Тихого вечера”. Умиротворенно, мило, местами забавно: насмотревшись, как почти комическая пара – Кристофер Роман и Джил Джонсон – долго обследует руками собственные туловища, зал радостно подхватывает “брошенный” в тишину хлопок и начинает аплодировать в ритм. Ни следа головокружительной сложности. Почти бытовые движения выполняются без напряжения, с легкостью, которую хочется назвать шуточной. Четыре эпизода, каждый в своем стиле, выглядят несвязанными между собой. Нам предлагается посмотреть на разные виды движений, от почти неподвижности до возникающих на секунды фрагментов экзерсиса, уравнять их в голове. Признать, что танец многообразен, требует физических затрат – потому-то мы слышим дыхание танцовщиков, а не музыку.

Смысл вечера раскрывается во второй части. Под звуки музыки Жана-Филиппа Рамо на сцене оказываются уже знакомые исполнители. По первой части об их возможностях можно было понять не так уж много: танго/брейк-данс/изучение тела/почти бытовые движения. Четыре группы исполнителей, у каждой своя “специализация”. Уже продемонстрированные стили движения становятся материалом для игры – теперь хореограф собирает их вместе, ищет в них нечто родственное. Образовавшиеся пары перемешиваются, “закрепленные” за ними типы движений начинают комбинироваться. Танго скрещивается с классическим танцем или текучестью стрит-данс.

Так является Форсайт-деконструктор – только если в спектаклях, ранее известных в России, он размывал классический танец, то в “Тихом вечере” подвергает такому же разбору современные стили. Сведенные вместе, они оказываются не разными языками, а диалектами – характерные элементы похожи или легко заменяются. С каждым новым эпизодом второго акта все сложнее определить, что же сейчас исполняют. Это еще бальный танец или уже уличный? Движения рук в разноцветных перчатках подозрительно напоминают сильфид, все чаще отмечаешь напряженные стопы и вытянутые носки.

В первой части “Тихого вечера” балет несомненно отрицался: мелькали базовые па, но они либо “не получались”, либо исполнители от них “отмахивались”, переключались на другие движения. Во втором акте – сначала незаметно, потом все отчетливее – балетные эле-менты прорастают сквозь остальные. В финале же от различий не остается следа: участники выполняют экзерсис.

Работу театра “Сэдлерс Уэллс” можно назвать краткой энциклопедией танца в авторской редакции Уильяма Форсайта. Собрав популярные виды телесной выразительности, хореограф несколько своевольно выявляет их генезис: вначале был балет, к нему все и вернется. Прочие способы танцевать – лишь вольная интерпретация источника.

Тата БОЕВА
«Экран и сцена»
№ 14 за 2019 год.