Станислав Бенедиктов: «С годами я не изменился»

Станислав Бенедиктов. Фото предоставлено пресс-службой РАМТ
Станислав Бенедиктов. Фото предоставлено пресс-службой РАМТ

Незадолго до юбилея (8 июня главному художнику РАМТа – 75 лет) мы побеседовали со Станиславом Бенедиктовичем в его мастерской. Когда оказываешься рядом с его макетами, эскизами, рисунками, отчетливо осознаешь не только грандиозный объем сделанного, но и особый стиль и безупречный вкус выдающегося мастера. В послужном списке более 80 спектаклей – драматических, оперных, балетных. Общение с Бенедиктовым – всегда радость, радость от встречи с мудрым и внимательным собеседником, ничуть не обремененным признанием и регалиями. Солидный возраст юбиляра никак не ощущается.

– Алексей Бородин писал: «Со Станиславом безумно интересно работать над замыслом. Первые шаги в создании спектакля проходят в мастерской или макетной».

– Я тоже очень люблю этот период, когда художник чувствует себя наиболее свободным, независимым от распределения актеров на роли, от финансовых обстоятельств. Есть бумага, есть фантазия и моя любовь к рисованию. В рисунках я проигрываю главные мизансцены. Алеша очень чуток к этим наброскам, он пропитывается ими, а я обретаю уверенность в правильности того, что мы вместе ищем.

– Как рождался замысел вашего последнего спектакля «Проблема»? Ведь Том Стоппард предлагает интеллектуальную драму, в ней очень много текста и почти нет действия.

– В этот раз не так-то просто оказалось найти решение. Но если много над чем-то думаешь, помощь приходит свыше. Я смотрел на подмакетник спектакля «Участь Электры», попробовал сложить его пирамидой и сразу почувствовал в этом что-то манкое. Конфликты альтруизм-эгоизм, сознание-душа, которые человек столетиями, тысячелетиями пытается разрешить, – очень острые. Какой-то «угол» здесь существует. И когда я все это сложил, необычность пространства, его высота, показалась мне похожей и на лабораторию, и на современный лютеранский храм. Бородин пришел, увидел и спросил: «Что это?». Я ответил: «Это «Проблема». На тебя такое решение производит впечатление?». Он сказал: «Еще бы!». Для меня очень важен его отклик. Если он верит в пространство, то успех обеспечен.

С.БЕНЕДИКТОВ.
 «Вишневый сад». Разработка декорационного пространства
С.БЕНЕДИКТОВ.
«Вишневый сад». Разработка декорационного пространства

– В вашем храме-шатре важны окна-экраны.

– Я никогда в жизни экраны не использовал. Бородин предложил: давай попробуем. Возникли передвигающиеся плазмы. Они имеют отношение к конкретике, пространству лаборатории. А над всем этим – большой вечный мир. Взгляд из космоса. Так на экранах появились облака, травы, воды. Я человек старомодный, мне понадобился помощник – видеохудожник Владимир Алексеев. Принципиальным казалось, чтобы оформление не выглядело иллюстративным. Если мы оказались внутри пирамиды, там должна сконцентрироваться особая энергия.

– Декорация кажется воздушной.

– Ее основа – алюминиевые, прямоугольные трубы, создающие легкость. В макете я использую кальку, а что получится в реальности, в этих проемах? Мы используем баннерную сетку в несколько слоев. Она хорошо принимает свет и возникает ощущение воздушности. Были сложности с дорожкой в центре сцены. Следовало придумать, как будет работать пластиковое покрытие со светодиодами по торцам. Во всю эту интеллектуальную историю хотелось внести театральность, игру. Низкая мебель становится высокой, предметы меняют форму, маленький журнальный столик превращается в рабочий и так далее. Кстати, такое оформление очень понравилось Стоппарду. Еще тогда, когда он видел начальный этап работы, и недавно, когда приезжал смотреть уже готовый спектакль.

– Место действия «Проблемы» – лаборатория. Герои экспериментируют, но и вы с Алексеем Бородиным искали новые формы, чтобы пьеса заиграла, увлекла зрителя.

– Да, вы правы. Когда у нас в процессе репетиций возникали сомнения, Бородин говорил: «Ну, что ж, попробуем. Это лабораторная работа».

– Не впервые вы рассаживаете зрителей на сцене. Пьесе Стоппарда камерное пространство необходимо, хотя, благодаря высоте и экранам, оно не кажется камерным.

– Вариантов для решения не так много. В «Вишневом саде» сцена была освоена совсем иначе.

– Там трибуна для зрителей располагалась перпендикулярно к рампе. И вишневый сад угадывался, мерцал за полупрозрачным занавесом. Алексей Владимирович считает, что Чехов вам особенно близок.

– Я очень люблю эпоху начала ХХ века, но мне близок и XIX век. Пушкин и Гоголь. Тургенев и Диккенс.

– А каких художников вы особенно любите? Уверена, что их много.

– Из раннего Возрождения – Джотто. Леонардо удивляет всегда. Микеланджело потрясает силой духа. Если говорить о более поздних временах, нельзя не вспомнить импрессионистов, постимпрессионистов. Мы воспитаны на их живописи. Был когда-то очень увлечен Рерихом. Это связано с моим бродяжничеством, с геологией, с горами, которые я очень люблю. Позднее я увлекся Врубелем с его таинственностью, поэзией. Борис Григорьев – один из самых любимых художников. Недавно был на выставке Репина. Он – гениальный рисовальщик. Какое внимание к человеку, какой глубокий психологизм! Репродукции не передают его мощи. Видна школа Веласкеса. Поражают энергия, неуемность, страсть и любовь к тому, что он делал, и все это до преклонного возраста. Как и чуткость к социальным процессам. Я увидел, как сложно он ощущал 1905 год. Репин с одной стороны симпатизировал демократическим процессам, а с другой – видел то страшное, что несет с собой революция. Для сценографа не может быть одного идеала. Театральный художник должен быть открытым, чутким. Каждый раз перевоплощаться, влюбляться.

– Вы были в Испании с «Берегом Утопии». Там замечательные музеи.

С.БЕНЕДИКТОВ. Графические фантазии на тему балета "Невский проспект" на музыку А.Шнитке
С.БЕНЕДИКТОВ. Графические фантазии на тему балета «Невский проспект» на музыку А.Шнитке

– Теперь представьте: приезжаем в Мадрид. А мне надо ставить свет. Там ведь нет ручных штанкетов, все делает компьютер. Я сижу и диктую сотрудникам театра, где, что и как. Так прошло два дня. На третий день пришел Алеша Бородин. «Тебе же, наверное, хочется в музей». И отпустил меня. В Прадо – сплошные открытия. Вот Босх. Видишь оригиналы, его цветность, яркость. Мы привыкли к его ужасам. А тут перед нами нравоучительные картинки. Поражаешься фантазии, раскрепощенности. В Барселоне прекрасный музей Пикассо, дающий представление о его становлении, развитии. От первых копий классики и голубого периода до издевательств над «Менинами» Веласкеса. Огромное впечатление от музея Миро. Сейчас мои студенты в Школе-студии МХАТ пытаются ему подражать. Но в его оригиналах пульсация, чего не передают никакие репродукции. Глубинная вера в то, что он делает.

– Известно, что Головин сделал 4 тысячи эскизов к «Маскараду», не только знаменитых занавесов, костюмов, но и бутафории. Когда я смотрю на ваши рисунки к «Лоренцаччо», вижу маски, головные уборы, увенчанные макетиками старинных памятников, я думаю об огромной подготовительной работе к постановке.

– Художник редко когда предлагает тему для спектакля. Она приходит от режиссера, и ее нужно присвоить, сделать своей, чтобы она стала поводом к созданию серии рисунков, которых ты и не предполагал. Так было в работе над «Лоренцаччо», над «Портретом» Гоголя в балете «Невский проспект» на музыку Шостаковича и Шнитке.

Мне родственники подарили тетрадки перфокарт для старых компьютеров. Они тонированные, их совершенно не жалко – рисуешь, потом отрываешь листки. Помогает размышлять.

Каждая работа требует своего подхода. Вот, в «Алых парусах» пользуешься скупыми красками, чтобы потом вырвались эти паруса и над сценой, и над залом.

– Вы много лет были отборщиком «Итогов сезона». Недавно прошла 55 -я выставка. Что вас тревожит в современной сценографии? Ведь роль художника сегодня во многом изменилась.

– Уходит сценографическое высказывание. Открытий пространственных, театрально-декорационных все меньше и меньше. Когда-то художник обладал яркой индивидуальностью, своим языком. Ценность личности, размышляющей наравне с режиссером, утрачивается. Период высокого искусства сценографии заканчивается, ему на смену приходит дизайн. Компьютер унифицирует работу. Все торопятся. Владимир Арефьев говорил моим студентам: «Что же вы не пишете? Эскиз можно подарить, предложить музею. А распечатку с компьютера никто не купит».

– Алла Михайлова в «Записных книжках» определяла художника одним словом. Давид Боровский – мудрец. Эдуард Кочергин – мастеровой. Станислав Бенедиктов – терпеливец. Вы согласны с таким определением?

– Она угадала. Кстати, терпением обладает в огромной степени и Бородин. В строительстве дела, дома, в педагогике это качество необходимо. Как и в рисовании. Сколько часов проводишь в зале, когда ставят свет. Я хожу между кресел, день, неделю, а то и больше. Думаешь: за что тебе это? Терпение необходимо во всем.

– Какими важными качествами, кроме терпения, должен обладать художник?

– Идея фикс – попасть в десятку. Давид Боровский это умел. Благодаря своей мудрости, включенности в материал. Мне очень важно, чтобы все было точно, ничего лишнего. Но не менее важно, чтобы во всем присутствовала эмоция. Декорацию без сильной эмоции я не воспринимаю. Как и режиссуру. Это огромное везение и счастье, что свою сущность мы с Бородиным на протяжении большого периода времени сохранили. Этически, нравственно мы близки. Мне кажется, с годами я не изменился.

– Совершенно в этом уверена. И не меняйтесь, пожалуйста!

Беседовала Екатерина ДМИТРИЕВСКАЯ
«Экран и сцена»
8 июня 2019 года.