Традиционный размах

Сцена из спектакля “Очарованный странник”. Фото В.МЯСНИКОВАЗдесь все новое, но уже с легендами. Здесь за свежим послеремонтным лоском показываются старинные портреты. Моднейшие лампы Эдисона высвечивают реликвии: мундштук Евгения Богратионовича Вахтангова, запонки, костюмы, коллекции галстуков-бабочек Симонова-первого (Рубена Николаевича) и Симонова-второго (Евгения Рубеновича), детские снимки Симонова-третьего (Рубена Евгеньевича). Название тоже новое – Симоновская сцена.

Былое невпечатляющее здание с невпечатляющей труппой решительно и бесповоротно ушло в большую вахтанговскую историю. Звенит чайковско-онегинско-туминасовской трелью звонок. Теперь здесь все будет только впечатляющим.

Самая первая премьера – “Вечер шутов” демонстрирует почтение к театральным традициям. В спектакле, сделанном в стиле циркового парада-алле, главную роль исполняет Рубен Симонов-внук, а поставила его Екатерина Симонова – дочка, внучка и правнучка, четвертая и самая юная в режиссерской династии, в честь которой названа новая сцена. Сюжет для своего дебюта Екатерина Симонова выбрала театрально-закулисный – повествование о не слишком удачливой бродячей цирковой труппе. По настроению он очень перекликается с тем периодом существования симоновского театра, когда дела в нем тоже шли неважно. Тут и лохмотья, сшитые пестро, и бледные лица Арлекинов, и правящие ремесло актеры. Жанр – “балаган в двух действиях” – выдержан вполне. При этом художественное значение постановки явно уступает утилитарно-репертуарному. Последнее, правда, не противоречит одному из важных принципов работы художественного руководителя театра. Римас Туминас формирует репертуар не в последнюю очередь под углом занятости труппы. “Вечер шутов” в этом отношении на высоте. А попытка молодого режиссера сделать так, чтобы у каждого из столь дорогих ей артистов, независимо от возраста и положения, был свой эффектный выход, вызывает уважение.

Следующий спектакль – “Любовь у трона” радует актерскими работами Ольги Тумайкиной и Андрея Ильина. Кстати, “Любовь у трона” тоже можно назвать первой премьерой симоновской сцены. И здесь нет противоречия: хитрость тут пространственная – в названии театра задекларирована одна сцена, а на самом деле их две. Первая раскинулась полукругом вширь – амфитеатром, вторая в длину – кинотеатром. На последней и разыгрывается при свете люстр с канделябрами (художник Максим Обрезков) околоисторическая фантазия журналиста Андрея Максимова про Петра Третьего и Екатерину Вторую.

А вот “Очарованный странник” по повести Николая Лескова по-настоящему впечатляет: решительно всем, и в первую очередь отточенной, репризной режиссурой Натальи Ковалевой. В каждом эпизоде исповедального рассказа странника Ивана Флягина о своей разудало-беспутной и трагической жизни чувствуется сразу и лесковское, и достоевское, и чеховское. Простота, надрыв и ирония, легкая и горькая, до слез русская. Тут и пьяный загул, и извечная драма любви с жестокими романсами (и имя у той любви – Грушенька), тонко сыгранная и спетая Ольгой Боровской, и остроумные натуралистичные фокусы. Идеально выбран исполнитель главной роли – Игорь Карташов. Он служит в этих стенах с 1989 года, но, кажется, никогда не представал актерски столь масштабно. Карташов показывает в своем Флягине, сколько всего намешано в русском человеке – бесовского, возвышенного, злого, гадкого, трепетного. Хороши и прочие персонажи: князь, улан, хан, пьяница-барин, дамочка, горничная, любовница князя Евгенья Семеновна – они самую малость шаржированы, но оттого особенно колоритны.

Если “Очарованный странник” – тема сугубо русская, волею режиссера Натальи Ковалевой преображающаяся к финалу из привязанной к XIX веку во вневременную, то “Цвейг. Новеллы” – мировое, европейское. Четыре небольших спектакля, поставленные четырьмя молодыми режиссерами – Гульназ Балпеисовой, Владимиром Бельдияном, Анатолием Шульевым и Хуго Эрикссеном, выстраиваются в историю людских смятений и сомнений, начиная от заката империй до Второй мировой войны. Это жизнь, захваченная разрушением: устоев, душ, принципов, традиций, семей. В таком мире царит лязг, а если случается тишина, то она зловеща. В нем светлые пейзажи закрашиваются черным, а спасительные миражи неизбежно оборачиваются крахом. Картина цвейговского мира представлена учениками Римаса Туминаса и выразительно, и декларативно. Влюбленные в противогазах, вокруг кирпичи, дым, военные марши – сам автор счел такой мир непригодным для жизни, в феврале 1942 года вместе с женой приняв смертельную дозу барбитуратов. У молодых режиссеров месседж тоже без иллюзий, но все же он дает кое-какое подобие надежды – надо пытаться остановиться или попробовать остановить.

Если считать каждую цвейговскую новеллу за отдельную постановку, а это вполне полноправные, хоть и короткие, спектакли, то выходит впечатляющая статистика премьер Симоновской сцены.

Едва открыв очередное сценическое пространство, театр снабдил его самостоятельным, оригинальным и серьезным репертуаром. В нем имеется даже совершенная по нынешним временам роскошь – абсурдистская пьеса. Впрочем, для вахтанговцев – это вполне традиционный размах. “В ожидании Годо” Сэмюэля Беккета (режиссер Владимир Бельдиян) – спектакль напрягающий, загоняющий зрителя в философские тупики, запутывающий во временах и смыслах, угнетающий мрачностью и бессмыслицей, но при этом очаровывающий исполнителями, которые смело и даже с юмором погружаются в сумрак парадоксов. И снова оставляют надежду. Артур Иванов (Владимир) так торжественно произносит свою главную реплику: “Я жду Годо”, что кажется, высший смысл все-таки когда-нибудь явится.

Майя ОДИНА
  • Сцена из спектакля “Очарованный странник”

Фото В.МЯСНИКОВА

«Экран и сцена»
№ 4 за 2018 год.