Больше жизни, Эрдманн!

Кадр из фильма “Тони Эрдманн”

Впервые “Тони Эрдманн”, снятый Марен Аде, был показан на Каннском фестивале, и многие из видевших его там надеялись, что фильму дадут один из главных призов, но в Канне он получил только приз ФИПРЕССИ. Однако этим дело не ограничилось – “Тони Эрдманн” стал лучшим фильмом прошлого года по версии Европейской киноакадемии, номинантом “Золотого глобуса” (не выиграл) и номинантом на премию “Оскар”, где шансов у него предостаточно. Уже объявлено, что будет американский ремейк фильма, где главного героя сыграет Джек Николсон, а главную героиню – Кристен Уиг. Интересно может получиться.

Уинфрид Конради (Петер Симонишек) – учитель музыки и большой шутник. И если после этих слов перед глазами возникает образ веселого добряка, окруженного счастливыми ребятишками, то образ этот желательно отогнать сразу и бесповоротно. Конради не очень опрятен, выглядит как старикан себе на уме, а ребятишки появляются в кадре только один раз – загримированные под скелетов и исполняющие под аккомпанемент учителя песенку “Мы смертельно жалеем о вашем уходе”. Учительница, адресат песенки, сидит в зале и польщенной не выглядит.

Режиссер набрасывает характер Конради крупными мазками. Вот он говорит подростку, который отказывается от частных уроков музыки: “А что же мне делать с пианино? Я ведь купил его специально для тебя!” Вот разыгрывает курьера, притворяясь собственным братом Тони, только что вышедшим из тюрьмы. Песенка, брат и пианино быстренько складываются в паззл: перед нами не веселый шутник, не саркастичный джентльмен, не ироничный интеллигент и даже не любитель простонародных шуточек ниже пояса.

Юмор Конради заставляет собеседника на мгновение ощутить себя вне времени и пространства, впасть в недоумение, силиться понять, что происходит и так, в конце концов, и не понять. Чем-то он напоминает диалог Сергея Довлатова с алкашом:

“Дело было в пивной. Привязался ко мне незнакомый алкаш.

– Какой, – спрашивает, – у тебя рост?

– Никакого, – говорю.

(Поскольку этот вопрос мне давно надоел.)

Слышу:

– Значит, ты пидараст?

– Что-о?

– Ты скаламбурил, – ухмыльнулся пьянчуга, – и я скаламбурил!”

Вот это “что-о?” и есть первая реакция на шутки Конради. Когда он оказывается в компании, люди начинают натянуто улыбаться и слегка нервничать. В остальном он обычный пожилой мужчина, у него есть старый больной пес и старая мама; мама советует усыпить пса, сын отказывается со словами: “Я и тебя не стану усыплять”.

А еще у Уинфрида Конради есть боль его души – дочь Инес (Сандра Хюллер), которая работает в консалтинговой фирме, ездит в длительные командировки и не находит времени на то, чтобы пообщаться с отцом: весь свой день рождения проговорила по телефону, решая рабочие вопросы.

Проблем у Инес много, надо ехать в Бухарест, осваивать новый рынок, вести сложные переговоры, увольнять румынских рабочих и стараться максимально хорошо проявить себя перед начальством. У Инес хорошая хватка – ее, молодую женщину, уже можно назвать полноценной акулой, и страшно представить, каким монстром она станет годам к пятидесяти. А пока приходится кое-что терпеть: водить по бухарестским моллам жену мрачного директора Хеннеберга (Михаэль Уиттенборн), в последний момент переделывать презентацию, представлять свои идеи, стоя на каблуках и улыбаясь, несмотря на то, что накануне сильно поранила палец на ноге.

Погруженная в честолюбивые планы Инес лихо мчится по прямым рельсам, ее цели ясны, задачи определены, все просчитано, взвешено и поделено. Она совершенно не ждет, что в ее понятную жизнь ворвется хаос.

Он угостит вином ее и подружек в импозантном баре. Торчащие вперед зубы, грязноватые каштановые волосы до плеч, холщовая сумочка на плече, разговор о сотрудничестве с какой-то важной шишкой – ложь от первого до последнего слова. “Меня зовут Тони Эрдманн”.

Программа Инес засбоит; Эрдманн начнет появляться на балконе отеля, где будут обсуждаться важные переговоры, на вечеринках, где станет представляться немецким послом (все с той же холщовой сумочкой), и в других местах, где ему не надо быть. И убрать его будет нельзя – по ощущениям он напомнит ту небольшую дырку в зубе, о которой забыть бы до похода к врачу, но все трогаешь и трогаешь ее языком, и перестать не можешь.

Инес и не обратила бы внимания на этот вычурный, дурацкий персонаж, если бы он не был ее родным отцом, Уинфридом Конради. После смерти пса он взял отпуск, прилетел в Бухарест и три часа прождал дочь в вестибюле ее офиса, а она прошла мимо. Нет, увидела, заметила, узнала, но рядом – важные клиенты, с которыми никак нельзя было прервать разговор. И потом, взяв отца с собой на деловой ужин, предупредила: если директор Хеннеберг позовет потом выпить, сошлись на усталость и не ходи. Но отец пошел и доверительно поведал директору – настолько, мол, редко вижу Инес, что пришлось нанять эрзац-дочь; она лучше готовит и стрижет ему ногти на ногах.

В придачу к шуточке Конради включил еще и фирменный взгляд человека, не совсем здорового психически, этакий портал в иные миры, но директор, как ни странно, шутку оценил, не завис и даже понимающе улыбнулся.

Наблюдать за шутками Эрдманна-Конради, которые становятся все фееричнее и приобретают совсем уж эпический размах, смешно и жутковато одновременно. И довольно скоро становится понятно, почему они такие. Если бы поведение и юмор школьного учителя музыки были обыкновенными, без царапающего смещения, без портала в иные миры – то получилась бы милая комедия. Дочка все время работает, папа скучает, он приезжает к ней в офис, она хочет выслужиться перед начальством, папа переживает за уволенных сотрудников, показывает дочке, что есть и настоящие чувства, она понимает. Объятия, титры. В главных ролях, скажем, Кейт Хадсон и слегка состаренный Стивен Каррелл.

В принципе, сюжет у Марен Аде тот же самый. Даже вывод тот же самый. Даже есть эпизод, где дочь исполняет песню о любви под аккомпанемент отца, но только это происходит в гостях, куда Эрдманн пришел почти без приглашения, представив дочь своей секретаршей мисс Шнюк и предложив изумленным хозяевам раскрасить несколько пасхальных яиц.

Это смещение делает призыв “позвоните родителям” честным, жестким и грустным. Не всем родителям хочется звонить, и, наверное, у Инес есть разные воспоминания о своем детстве, из-за которых она и стала трудоголиком с долгосрочными командировками, из-за которых ей не очень хочется навещать отца и бабушку. И песню о том, что надо полюбить себя, она поет под аккомпанемент отца не только смешно, но и отчаянно.

Общение с совсем уже хаотичной ипостасью отца – Тони Эрдманном – к концу фильма расшатывает стройный мир Инес окончательно. Бухарестское празднование дня рождения должно было бы стать хорошим поводом для сплочения рабочей команды, но по спонтанному решению превращается в “голую вечеринку”. А потом к смущенным, растерянным участникам присоединяется некто в диком мохнатом костюме – чтобы описать этот костюм, слов не хватит. Догадаться, кто находится внутри, легко, но вместе с тем и трудно – Тони Эрдманн? Уинфрид Конради? Папа?

Инес выбирает третье, бежит за ушедшим мохнатым чудовищем полуодетая и босиком и обнимает его посреди детской площадки. Отец приходил к ней странным, приходил безумным, и, наконец, пришел уже совершенно нереальным, нечеловеческим – и был понят и принят.

На похоронах бабушки Инес сообщит, что на два года уезжает в Сингапур, отца не обнимет – зато кривым, неловким движением вынет у него из кармана вставные зубы, изображавшие челюсть Тони Эрдманна, и примерит их.

Мы с тобой одной крови. Здравствуй, папа!

Жанна СЕРГЕЕВА

  • Кадр из фильма “Тони Эрдманн”
 «Экран и сцена»
№ 4 за 2017 год.