Внутри детства

Фото А.АФАНАСЬЕВАНесколько лет назад авторы спектакля “Мама меня любит. Сказки о детстве в сопровождении живого оркестра” Анна Добровольская, Светлана Кочерина, Андрей Покатилов, общаясь с детьми, обратили внимание на то, что те часто не представляют своих родителей детьми, а если и представляют, то чаще всего детьми идеальными – послушными, чистоплотными, спортсменами и отличниками. И тогда трое задумавших спектакль попросили друзей присылать им рассказы о своем детстве, которые можно было бы начать как сказку: “Однажды…”. Так была написана пьеса – пьеса о детстве людей, принадлежащих к разным поколениям, по ней Детский музыкально-драматический театр “А-Я” поставил спектакль “Мама меня любит”. Документальность и искренность собранного материала не допускала ни фальши, ни излишеств в изобразительных средствах. Взрослые актеры должны были разыгрывать типичные и, одновременно, исключительно личные детские истории таким образом, чтобы их легко узнали зрители, чье детство пришлось на 1940–1980-е годы (вместившие очень разные эпохи), и чтобы захотелось во время спектакля шепнуть кому-то рядом: “Да, именно так все и было…”

На сцене, затянутой черным, расположились предметы, напоминающие о квартирах и подъездах нашего детства – лампы, кресла, почтовые ящики, игрушки, вешалки и цвето-музыкальная гирлянда, родом из школьной дискотеки 1980-х. А в левом углу расставлены музыкальные инструменты, видимо, с той же дискотеки, на них во время спектакля играют почти все задействованные в постановке актеры. Именно музыка и позволила спектаклю обрести единство формы и содержания, связав между собой “вечные” сюжеты, относящиеся к разным периодам истории.

Актеры во время спектакля постоянно присутствуют на сцене, кроме “человека из радио” (Константин Хрустачев). Он появляется в тот момент, когда надо напомнить зрителям об истории страны. Вокальные возможности артиста и соответствующие детали костюмов позволяют “увидеть” и “услышать” Иосифа Кобзона (его история детства представлена в спектакле среди прочих), Льва Лещенко, Эдуарда Хиля, Людмилу Зыкину и певцов – звезд дискотек 1980–1990-х годов. Музыкальным дивертисментам предназначено соединять отдельные сцены спектакля, но здесь они еще выполняют функцию “комической разрядки”, столь необходимую после некоторых щемящих детских историй.

Спектакль напоминает зрителям о том времени, когда им было стыдно носить очки; когда в семье рождался младший брат, и так не хотелось становиться старшим; когда возникали дружба и любовь; когда пересиливало желание сделать то, за что обязательно попадет; когда приходилось страдать из-за разбитой вазы или потерянной дружбы. И пережитое крепко связывает героев и зрителей разных поколений. Светлана Кочерина рассказывает, что для них “важно было показать, что во все времена и в любой ситуации дети остаются детьми и многое воспринимают как игру. И только что-то совсем страшное на время добавляет серьезности”. Сюжеты о войне стали этим “совсем страшным” в биографии героев.

Эвакуация, линия фронта, разбомбленный вагон, убитый друг – я смотрела эти сцены глазами своей мамы, пережившей все это в детстве. Ребенок часто рассказывает о страшном событии как о приключении, вызывая у слушателей ощущение трагического несовпадения войны и детства. Актеры показали это несоответствие, сохраняя высокий градус условности. Слышится звук приближающегося вражеского самолета, вот он уже летит совсем низко – пластическое решение с симметричным покачиванием распростертых рук-крыльев и взглядов, которые “немецкие летчики” бросают вниз – все это вызывает в памяти кадры документальной хроники и рассказы мамы о том, как они с подругой из окошка туалета видели лицо летчика, бомбившего поселок.

Об условности времени и универсальности детских впечатлений зрителю напоминает и герой, который, как обломок старинной каравеллы, вдруг неожиданно выносится волной на пляж современного курорта. В спектакле, где-то между 1940-ми и 1980-ми годами, сильно картавя, вдруг появляется “Володя Ульянов, обычный мальчик лет 8-11, будущий памятник” (его исполняет Богдан Осокин). Он делится со зрителями своими детскими обидами. И маленький зритель с помощью взрослого понимает, что абсолютно все люди, даже “люди-памятники”, в детстве плакали от того, что старшие не принимали их в свои игры.

Веселое в спектакле равновелико грустному. Дети хохочут чаще взрослых, да и грусть зрителей старшего поколения, скорее, связана с эффектом узнавания знакомых ситуаций. Актеры играют детей без надрыва, частенько отличающего актерское исполнение в детских театрах. Конечно, они все еще молодые и большинство совсем недавно получили возможность взглянуть на свое детство “со стороны”. Нет в спектакле и натужного пафоса и сентиментальной слащавости – нередких спутников военной темы и темы детства в искусстве. Авторы и актеры очень просто рассказывают о том, что хорошо знают, будто мама или папа вечером за чаем вдруг вспомнили свои детские годы и даже показали в лицах героев очередной веселой или грустной истории.

На одну из первых репетиций этого спектакля я ходила вместе с ребятами 9-12 лет. После репетиции состоялось обсуждение, на нем дети вдохновенно делились с актерами историями из детства своих родителей. Я тогда спросила, почему они не рассказывают о своем собственном детстве, на что девятилетний мальчик ответил: “Как мы можем оценить свое детство, когда мы находимся внутри него?”

Дарья НЕВСКАЯ

Фото А.АФАНАСЬЕВА
«Экран и сцена»
№ 2 за 2017 год.