Станислав ВАРККИ: «Пой, жонглируй, ходи по канату, пускай потоки слез»

Фото из архива Станислава ВарккиВ гостях у “ЭС” необычный гость, клоун из Эстонии Станислав ВАРККИ. Клоун, который снимался у Алексея Германа и Андрея Кончаловского, клоун у которого свой театр с экзотическим названием “Королевский жираф”. Но давайте по порядку.

 

– Станислав, вы известны как актер, режиссер, танцовщик, поэт, наконец, клоун. Этот ряд можно продолжить?

– Директор, промоутер, продюсер, электрик, уборщик, муж, отец, гражданин…

– Набралось немало. Вдогонку стоит отметить, что как театральному и цирковому человеку вам знакомы подмостки Парижа и Лондона, не считая других европейских пространств. Тем не менее, из дальних стран сейчас хотелось бы вернуться в родную вам эстонскую Нарву. Чем вы обязаны ей? Чем Нарва обязана вам?

– Во-первых, она край моих корней. Под Нарвой родились мои прадед, дед, отец, здесь появился на свет я сам. Это если о прошлом. А если о настоящем, то сейчас город Нарва предоставил мне отличные возможности для работы, творчества, почему, кстати, я и переехал сюда из Парижа. Ни там, ни в Париже, ни в Лондоне, ни в Таллине, думаю, я бы таких условий не имел. Я же по мере сил регулярно стараюсь приносить нашему городу известность, регулярно провожу фестивали уличного театра, руководил театральной школой, опять же стараюсь не мусорить на улицах.

Я в долгу перед этим городом, но сам по себе он для меня прежде всего люди, с которыми мы дружим, пересекаемся.

– А стихи про Нарву у вас есть, раз уж все так серьезно?

– Нет, стихов про Нарву у меня нет, как нет про жену и дочь. Про самое близкое не станешь сильно распространяться. Сейчас подумал, что про Париж и Лондон у меня тоже стихов нет.

– Париж – Нарва… Лондон – Нарва… Неожиданные, непривычные такие сочетания городов не всегда в голове укладываются, вам не кажется?

– Реальность вообще не всегда в голове укладывается. Иногда сильно удивляешься, когда, проснувшись, вспоминаешь, в каком городе находишься. Или когда вдруг понимаешь, с кем тебя сводила судьба. Мне по жизни очень везло на людей. Так почему-то получалось, что люди меня к себе подпускали. Я и с Алексеем Юрьевичем Германом работал, и об общении с прекрасным человеком и актрисой Чулпан Хаматовой всегда с радостью вспоминаю. Все известные люди, с которыми мне довелось работать, поражали своей простотой. Давно известно, что чем примечательнее человек, тем он проще. Когда же глазам предстает нечто величественное, никогда не ошибетесь, предполагая, что перед вами очередной памятник себе.

– Один из ваших недавних петербургских проектов был связан с композитором Алексеем Айги. Широкой публике он известен, как замечательный кинокомпозитор, вы же, кажется, стали свидетелем других его дарований?

– В первую очередь он поражает тем, что при врожденной интеллигентности, притом, что и с родословной у него все нормально, и с воспитанием, он выходит на сцену в джинсах и может, играя на скрипке, взлетать вверх метров на двадцать, так, во всяком случае, кажется. Замечательный человек. Когда находишься рядом с такими людьми, чувствуешь, что приобщаешься к маленькому чуду, словно в сказку попадаешь.

– А что для вас чудо?

– Для меня чудо – чувствовать себя, как дома, спокойно. Я же человек, у которого не одна, а много родин, так много, что иногда и присесть негде.

Чудо – это когда общаешься с человеком и понимаешь, что тебе рядом с ним хорошо.

– Общаясь с вами, постоянно ловлю себя на мысли, что говорю с одним из актеров той странствующей, бродячей театральной труппы, которой Гамлет предложил как-то сыграть спектакль в Эльсиноре для короля Клавдия. Не обижаетесь?

– Почему же, я ведь нередко чувствую себя таким. Более того, я бы любому артисту посоветовал как-нибудь выйти на улицу, к прохожим, тогда уже буквально через полчаса он будет знать, чего стоит. На самом деле это очень непросто – удивить, поймать взгляд того, кто тебя пока не знает. Он же идет, занятый своими мыс-лями, и должен получить от вас предложение, от которого нельзя отказаться. Значит, оно должно быть таким, чтобы человек на секунду забыл о времени.

– Каким же должно быть такое предложение?

– Сразу не объяснить. Здесь начинается то, что именуется магией театра. Предложить можно все, что угодно, главный вопрос – как предложить.

– Во все времена бесстрашие скоморохов, шутов и клоунов было связано с риском, сегодня это занятие кажется особенно опасным…

– В последнее время я почему-то вообще начал воспринимать жизнь как нечто не очень веселое. Может быть, нам это и навязывают зачем-то – не живем, а выживаем, не знаю… Конечно, с нашего брата шута во все времена и кожу сдирали, и на костер нас отправляли, всякое бывало. Но когда я сегодня выхожу в клоунском обличии, продолжаю то, что делали веками мои предшественники, то смотрю на публику их глазами.

Как-то Вячеслав Полунин, однажды позвавший меня в клоунство, сказал, что клоуном может работать только… клоун. Этим, по-моему, сказано все.

Клоун владеет сутью, он идет напрямую к сердцу, а как он это делает – значения не имеет: пой, жонглируй, ходи по канату, пускай потоки слез, главное – суть.

– А что приметил в вас Полунин?

– Не знаю, но придя впервые на спектакль, который мы играли, он подошел ко мне, одному из многих, мокрому от пота, положил руку на плечо и сказал: да, погулял ты… А позже, со временем, мы потихонечку подружились, он ввел меня в профессию, как сказал сам, передал ключи.

– Свой спектакль “Карнавал” вы с женой Ларисой делаете уже десять лет, это ведь не год, не два…

– Теперь к нам уже присоединилась и дочь. Хочется сделать его таким, каким он, как нам кажется, должен быть. Чтобы идея вызрела окончательно, чтобы возник подлинный импульс, словом, ничего не форсировать. “Карнавал” возникал естественно, мы показывали его еще пять лет назад, показывали и за рубежом, его и тогда можно было смотреть, но с каждым годом он обретает новое качество. Окончательно спектакль наберет дыхание, когда по-настоящему будет увиден в мире. А возможно, он и никогда не будет готов окончательно.

– Но, простите за бестактность, годы идут, а сил не прибавляется.

– На самом деле, профессия, которую я выбрал, начинается к пятидесяти. До этих пор нормальный клоун только набирает жизненный опыт, а приближение к нему только начало. Когда-то я прекрасно танцевал, бегал, прыгал, скакал, но теперь понимаю, что это было лишь просто красиво.

Вот сейчас у нас грядет череда юбилеев: мне – пятьдесят, театру – двадцать пять, тридцать лет на сцене. И начинаешь думать, что только теперь начал ощущать себя в профессии, что другой жизни представить себе не можешь, что все остальное скучно и пресно. И всегда у меня было ощущение, что могу сделать театр, который самому хотелось бы смотреть и удивляться: вау! Этот театр мне по душе.

И, конечно же, мы никогда не замыкаемся внутри себя. Очень хочу открыть свою школу, время от времени я этот проект начинаю. Вообще, много чего еще хочется.

– Простите за банальный, в лоб, картонный вопрос: а какую культуру вы представляете?

– Если о национальной принадлежности, то я представляю просто культуру. (Смеется.) Мировую культуру.

Беседовал Николай ХРУСТАЛЕВ
«Экран и сцена»
№ 6 за 2015 год.