Вспоминаю ее юбилейный день рождения десятилетней давности. На сцене Театра Маяковского, где тогда служила, она сыграла дуэтный с Олегом Табаковым спектакль “Любовные письма” (увы, он с тех пор давно исчез с афиши) – горестную историю про Мелиссу Гарднер, не сумевшую вписаться в положенное правилами хорошего тона течение разумной жизни. Было, как всегда, ощущение, что природа ее “неправильной” героини Яковлевой очень понятна. Впрочем, как и всегда, она наделяла героиню – собой, щедро делясь с нею собственной “неправильностью”. Собственной стойкостью, собственным иронизмом, собственной снисходительностью к тем, размеренным и аккуратным, что так и живут, и проживают свои жизни, ничего не поняв и не узнав. Быть может, потому столь полюбился ей юный исполнитель роли Чацкого, что расслышала в нем родственный мотив.

После спектакля были поздравления, цветы, подарки. В словах, которые произносились большинством выступавших, звучала растерянность, которой эти многоопытные взрослые люди не умели скрыть. Суть сводилась, так или иначе, к следующему: мы-то думали, что с уходом из жизни Эфроса, автоматически закончилась и ее карьера, а оказалось…

Да, оказалось – совсем не так. Оставшись одна – она осталась. И именно тогда стало вдруг столь очевидно, какая она. Мощь ее хрупкости. Звучность негромкости. Особость индивидуальности. Армен Джигарханян тогда ей сказал со сцены: “Оля, ты оправдание нашей профессии перед Богом”. Когда все закончилось, она произнесла ответное слово: “Благодарю. Тронута. Не ожидала”. И все. Такая вот речь – с восхитительной, неподражаемой выразительностью ее интонаций.

Пятью годами позже, уже в МХТ, была скромно сыграна в ее честь “Кабала святош”. Спектакль игрался редко, был актерами полузабыт – Яковлева, как и ее героиня Мадлена Бежар, была невероятно одинока. А праздника она не захотела.

В 2003 году она выпустила книгу: “Если бы знать…”: замечательно придуманную и бесхитростно написанную (точно знаю: всё – сама!), очень откровенную (одновременно – грандиозно деликатную!) В итоге – горькую и печальную. Я бы не сказал, что подводила итоги “конца театральной эпохи”. Нет, видимо, просто ощутила, что время пришло – рассказать. Собственное знание о том, что такое есть – настоящий театр. Нет, даже не так. А что такое есть – Театр. И вряд ли кто-нибудь знает про это больше и лучше нее.

За год до собственной юбилейной “Кабалы святош” она наблюдала таковую в реальности. 2005 год. Театральный центр на Страстном. Вечер к 80-летию Эфроса. Сидела в первом ряду, слушала. Ее собственное слово не предполагалось – а зачем, у нас и без нее полно народу. В какой-то момент, видимо, устроителям стало неловко, объявили ее выход, хватились – нету. Оказалось – тихонько ушла. И сидела потом на скамеечке на улице (благо – лето, погода хорошая), курила. Молча.

Сегодня она играет в Художественном театре забавную комедию Н.Коуарда “Весенняя лихорадка”. Когда-то ее молодые героини поражали взрослостью – ныне ее вполне взрослая Джудит Блисс очаровывает и сводит с ума неподдельностью чисто девчоночьих поступков и реакций. Хотя… Бездонность ее глаз – и тогда, и теперь, и всегда – приоткрывает от Бога ей дарованное знание – каковым, впрочем, никогда и ни с кем она не поделится. Впрямую – не поделится, а со сцены – дело другое. Загляните – если кто смелый, ведь других таких глаз нет. Такие – только один раз случаются, в дар тем, кто совпал во времени и пространстве.

Грандиозность ее последней роли мне не сразу открылась. Имею в виду Татьяну Марковну Бережкову, Бабушку, в спектакле “Обрыв” по роману Гончарова (постановка Адольфа Шапиро). Не сразу, оттого что у Яковлевой ведь все – “не как у людей”. И девочки ее были такими, и женщины-дамы, и вот теперь Бабушка – каких не бывает. Словно все ее былые героини враз повзрослели – и совпали в этой ошеломительной Даме. Царственность повадки, аристократизм – и внимательная, ежеминутная, зоркая забота обо всех и каждом, кому повезло попасть в зону ее внимания. В сочетании с пленительной простотой, со стремительностью ее вольного, широкого шага – невероятная мощь и грандиозность. Никогда ни с кем не приходилось ее сравнивать – а здесь… Пашенная – только та была грузная, основательная, а Яковлева, повторяю, стремительная, летящая. Посреди быта, хозяйства, прозаических забот и хлопот – фигура с какой-то другой, нереальной, неведомой, несуществующей, ей одной принадлежащей планеты. Инопланетянка, что ли? Ну, в общем-то, да, наверное.

Пора, видимо, заканчивать – поскольку я вдруг как-то воочию себе представил, как она, читая эту мою галиматью и давясь от нарастающего смеха, при слове “инопланетянка” уже хохочет в голос. Поэтому ставим точку. Объяснить, как всегда, ничего не удалось – оттого, что невозможно, да, скорее всего, и не нужно. Она есть, и у нее день рождения. И я ее с этим поздравляю!

Юрий ФРИДШТЕЙН