Диана и Охад

Диана Вишнева и Охад Наарин на репетиции “Болеро” в Тель-Авиве. Фото предоставлено фестивалем “Context. Diana Vishneva”
Диана Вишнева и Охад Наарин на репетиции “Болеро” в Тель-Авиве. Фото предоставлено фестивалем “Context. Diana Vishneva”

Заглавие не случайно напоминает название балета. Балерина Диана Вишнева и хореограф Охад Наарин – среди самых значительных фигур в мире танцевального искусства. О его магической силе, красоте, возможностях и секретах эти два художника размышляли в режиме онлайн на протяжении двух часов. Беседу, состоявшуюся в рамках специального проекта фестиваля “Context. Diana Vishneva” и Посольства Израиля в России, вела Диана Вишнева, по чьей инициативе и случился этот эксклюзивный эфир. Хотя собеседников разделяли тысячи километров и разность художественных языков, на которых они говорят со зрителем, петербургской приме удалось превратить дистанционный диалог в самый что ни на есть живой и содержательный.

Охад Наарин начал с замечания о том, что между классическим балетом, которому посвятила жизнь Диана Вишнева, и contemporary dance, который практикует он сам, гораздо больше общего, чем  отличий – страсть к танцу, сила воображения, профессионализм и радость от того, чем занимаешься. Тема самоощущения и самоидентификации в профессии стала лейтмотивом беседы. И конечно же, речь зашла о гага – изобретенном Наарином языке танца или системе тренинга, обучающей танцовщика сохранять радость от исполняемого движения. По Наарину, самое важное – не как ты танцуешь, а почему ты танцуешь. В его репетиционных залах нет зеркал, в отличие от классов классического балета, где внимание танцовщиков постоянно концентрируется на отражении.

Чтобы идти вперед, часто приходится отказываться от уже имеющихся и доведенных до совершенства навыков и пробовать новое. По признанию Дианы Вишневой, для нее стало радостью осознание факта, что можно работать без зеркала и, тем не менее, “видеть” линию своего тела. Наверное, именно благодаря открытости балерины и ее готовности к освоению terra incognita беседа получилась столь доверительной. Казалось, собеседники рассуждают о самых обыденных вещах. Пикассо однажды заметил: “Когда искусствоведы собираются вместе, они говорят о форме, структуре и смысле. Когда художники собираются вместе, они говорят о том, где можно купить дешевый растворитель”.

Как ни удивительно, но одна из самых профессионально оснащенных балерин нашего времени способна ощутить себя неофитом. Вопросы Дианы Вишневой, адресованные Охаду Наарину, свидетельствуют о масштабе ее личности, возможно, даже в большей степени, чем если бы она была не интервьюером, а интервьюируемым. Один из ее вопросов касался атмосферы спокойствия и доброжелательности, царящей в компании “Батшева”, не вполне привычной для театра с напряженным рабочим графиком: ни стрессов, ни нерва соревновательности. Диана Вишнева предположила, что этот дух общности берет истоки в детстве хореографа, проведенном в кибуце. Охад Наарин пояснил: для него очень важно, чтобы работающие с ним люди испытывали чувство защищенности, ведь это позволяет им быть самими собой. Модель же взаимоотношений в кибуце, в которой много хорошего, применительно к творческому процессу, представляется ему не идеальной из-за унифицированности. Человек существует комфортно в своей “разности”, движение интересно в своей инаковости. Кстати, слово “движение” Наарин использует многим чаще, чем слово “танец”. По его признанию, главной причиной, побудившей его стать хореографом, было желание танцевать. Ставить спектакли он начал после травмы: изучать, как существует движение в пространстве, исследовать взаимоотношения времени и движения. Стал изобретать свой язык, только лет через пятнадцать изысканий получивший название гага.

Отношения со временем у Наарина своеобразные: всегда нужно жить моментом – он вбирает все, что ты прошел. А прошел Наарин многое. Придя в возрасте двадцати двух лет в “Батшеву”, где провел год, он по приглашению великой Марты Грэм отправился в Нью-Йорк. Сюда его “привело юношеское любопытство”. Потом был Морис Бежар, затем – снова Грэм. Знакомство с Джорджем Баланчиным и Мерсом Каннингемом. Первые постановки в студии – соло, небольшие работы; Ассоциация Артистов, где можно было ставить. Выступления на скромных площадках, дававшие шанс заработать 1000 долларов в неделю, и, проработав семь недель, потом долго жить на эти деньги. Нью-Йорк оказался хорошей школой, он очень помог Наарину, учившемуся ставить в процессе работы. Но в “Батшеве”, куда он вернулся уже в роли худрука, многому пришлось учиться заново. К примеру, как перевести конфликт в диалог.

Что касается будущего, в нем, полагает Охад Наарин, лучше всего видеть набор возможностей. Сейчас он ушел с должности худрука “Батшевы”, но продолжает лабораторную работу, ставшую для него более важной, нежели постановка новых спектаклей. Три карантинных месяца Наарин считает очень важными, так как многому в это время научился, давая мастер-классы на платформе zoom. На вопрос Вишневой, как человек может стать преподавателем гага, маэстро ответил: его мечта – поделиться гага с как можно большим количеством людей, ибо он видит смысл и задачу в том, чтобы помочь танцовщику обрести скорость, динамику, научить его слушать себя и получать радость от танца.

“Танец делает меня сильнее, тот груз, с которым приходится справляться, становится легче”, – говорит Охад Наарин. И ему абсолютно веришь.

Алла МИХАЛЁВА

«Экран и сцена»
№ 14 за 2020 год.