В конце августа в Буинске Республики Татарстан закончилась режиссерская лаборатория “Буинская Талия”, которую третий год организуют театроведы Нияз Игламов и Александр Вислов, а с ними Раиль Садриев, учитель, философ, предприниматель, худрук и актер, начавший заниматься театром только в 35 лет.
Садриев добился для своей наполовину любительской труппы профессионального статуса. А Вислов с Игламовым привели в театр режиссеров и пополнили комедийный репертуар актуальной драматургией. Вместе они придумали год назад фестиваль “Буа. Пространство диалога” и лабораторию “Буинская Талия”, где уже работали Дамир Салимзянов (Глазов), Антон Безъязыков (Кемерово), Егор Чернышов (Киров) и другие. В этом году состав режиссеров, участвовавших в лаборатории, оказался интернациональным: Алессандра Джунтини (Италия – Санкт-Петербург), Камиль Тукаев (Воронеж), Баатр Колаев (Республика Калмыкия), Александр Огарев (Москва). Отличие буинской лаборатории от множества других состоит в том, что эскизы здесь дорабатываются и уже как спектакли входят в репертуар театра.
Лаборатория этого года была соединена с масштабным круг-лым столом по проблемам национальных театров, в нем участвовали режиссеры, продюсеры, директора, театроведы из Москвы, Петербурга, Татарстана, Башкортостана, Армении и других стран. У каждого национального театра свои проблемы. Если в Татарстане режиссерские лаборатории, продвигающие национальную драматургию, и драматургические практикумы – регулярное дело, то в Башкортостане башкирский язык перестает быть языком разговорного обихода, не говоря уже о языке сцены.
В том, что круглый стол прошел именно в Буинске, есть, конечно, увлекательная игра масштабов. В Буинске всего 15 тысяч жителей, больше, кажется, занятых своими огородами, чем искусством. Тем не менее, именно этот малый город оказался эпицентром решения вопросов национального театра.
“Буинская Талия”-2019 была ориентирована на классику.
Алессандре Джунтини достался “Старший сын” А.Вампилова. Этюдный метод разбора, исповедуемый ее мастером, Вениамином Фильштинским, стал не только ключом, но материалом эскиза, начавшегося с интервью, в котором участники спектакля отвечали на вопросы режиссера от лица своих персонажей: “что такое любовь?”, “есть ли у вас секрет?” и прочих. Открытая технология вхождения в образ дала искру, с ней актеры сразу перешли к разыгрыванию кульминации пьесы – разоблачение Сарафанова Кудымовым и саморазоблачение Бусыгина. Смешные и непосредственные даже в своих зажимах, там, где раньше они выступали “от себя”, теперь они просто раскрашивали текст. Персонажи не сопрягались между собой, казались ряжеными “с чужого плеча” под разные эпохи: шестидесятничества (Сарафанов), лихих девяностых (Сильва) и современной рэперской культуры (Васечка).
“Предложение” А.П.Чехова в постановке актера воронежского Камерного театра, обладателя “Золотых Масок” Камиля Тукаева, рискнувшего на дебют в режиссуре, разыграли на сцене сельского ДК “Тулумбаево”. Возможно, нетеатральные характеристики зала подсказали режиссеру решение в жанре “концерта”, где актеры иногда выходили к пюпитрам с текстом, а “агония” помещика Ломова в исполнении гуттаперчевого Ильфира Султанова напоминала танец. На сцене зрителей встречала инсталляция татарского застолья с самоваром, медом, румяными яблоками и хрустящими огурцами – ими татарские (!) соседи настойчиво потчевали русского жениха. Межнациональный мезальянс и провоцировал массу комедийных ситуаций. Мнительному и хилому Ломову предстояло выдержать всю страсть и экспрессию татарского менталитета, представленного Ильдаром Исмагиловичем (Раиль Садриев) и Анисой Ильдаровной (Айгуль Сагеева), то удушающих гостя своим радушием, то буквально втаптывающих несчастного в пол в ходе отстаивания “семейной чести”. Дистанция, с которой Тукаев смотрит на культуру своих предков, семьи, оказалась полна нежности и незлобивой насмешки.
Интересным получилось решение комедии татарского классика Карима Тинчурина “Американец”, написанной в 1923 году. Перед Баатром Колаевым явно стоял вопрос актуализации материала – устаревшего, агитационного, пронизанного духом классовой борьбы. Сегодня в пьесе отчетливо звучат мотивы не только “Ревизора” и “Мещанина во дворянстве”, но даже написанных в то время пьес Николая Эрдмана и “Двенадцати стульев”. Колаев выразил конфликт комедии в максимально абстрагированном ключе за вычетом социальной и гендерной природы персонажей Тинчурина, у которого действуют комсомольцы, баи, мечтающие о возвращении старого режима, и их неотесанные дочки. Эстетически эскиз восходил к традиции русского авангарда 1920-х, театра-спорта, где действуют не индивидуальности, а массовка, выталкивающая на авансцену своих представителей, схлестывающихся в вокальных и пластических поединках-батлах.
Казалось бы, где умозрительная природа пьес Ионеско, а где – витальность татарских артистов. Тем не менее, “Лысая певица” Александра Огарева удалась, более того, стала одним из наиболее выверенных, законченных эскизов лаборатории. Занятые в ней молодые актеры труппы действовали с точностью сверхмарионеток на фоне световых экранов, а текст звучал словно доказательство математического уравнения. Вообще история российского театра знает мало удачных постановок этой пьесы, в которой мертвый язык, схематичные языковые конструкты репрессивны по отношению к человеку. В эскизе Огарева актерам удалось показать робкое удивление абсурдностью, необъяснимостью этого мира, куда они почему-то заброшены, недоумение текстами, который выговаривают их рты, в то время как их тела то льнут друг к другу, то отбрасываются необъяснимой силой.
Признаться, я мало верила, что из затеи Раиля Садриева и режиссера Егора Чернышова поставить “Иранскую конференцию” Ивана Вырыпаева в Буинске выйдет что-нибудь толковое. Тем более, уже состоялась премьера в Театре Наций. Тем более, играют пьесу в Буинске актеры на неродном, русском, языке. Однако премьера, сыгранная в рамках лаборатории, показала, что для труппы театра работа с этим материалом стала очень личным событием.
Обычно приходится сталкиваться с двумя способами сценического решения текстов Вырыпаева. В первом случае стремятся передать движение мысли за вычетом персональных характеристик того, кому эта мысль принадлежит. Во втором – воплотить ритмическую природу речи, ведь в текстах драматурга, представляющих своего рода разложенную на голоса проповедь, важны, возможно, не слова с их содержанием, а порядок слов, своего рода “молитва”, обладающая властью духовного преображения.
За каждым из персонажей Ивана Вырыпаева – авторский голос. Пьеса являет собой замкнутый авторский космос, где творец говорит голосами своих созданий. Однако у монологов спектакля Чернышова глубоко личностная природа. Они обусловлены индивидуальностью того, кто их произносит. Меньше это чувствуется в выступлениях двух философов, природа размышлений которых о невмешательстве в дела на Ближнем Востоке в силу отсутствия религиозного сознания в культуре Запада, умозрительна.
Монологи журналистки Астрид Петерсен и писателя Густава Йенсена, короткие гневные выкрики Магнуса Томсена выстраданы. Натянутая, как струна, с конвульсивным подергиванием плеч, Астрид (Айсылу Заббарова) пережила исламский плен, скорее всего, насилие. Преувеличенное спокойствие мизантропа Йенсена (Ильфир Султанов) (его сын покончил жизнь самоубийством), исповедующего тотальную детерминированность человеческих поступков, – это состояние человека, которому нечего больше терять. Чудится, что писатель только и ждет момента, чтобы напиться в одиночестве, что он, возможно, и делает каждый вечер. Напряжение между ними – это давний затянувшийся семейный спор двух эгоцентриков, неспособных принять точку зрения другого. Журналист Магнус (Ильяс Юнусов) имеет право на гнев – его в детстве насиловал священник.
За ними – правда людей, ставших жертвами, выгодно отличающая их дискурс от прекраснодушного словоблудия философов.
Можно только предполагать, какого рода травму скрывает елейный голос Эммы (Гульназ Гизатуллина), жены датского премьера, почему она так напряжена, так стервозна, почему так мучительно кривится в улыбке ее рот, но ясно одно – эта женщина, рассказывающая про “секрет”, делающий счастливым амазонское племя, глубоко несчастна и в своем несчастье ненавидит всех окружающих.
Поражает страстность маленького невзрачного священника отца Августина, страстность человека, познавшего несовершенство мира. В системе Вырыпаева этот персонаж, пожалуй, полнее всего отражает авторскую позицию на данном этапе, проповедь неоконсерватизма. Герой Булата Гараева проповедует космос посреди хаоса, идею целеполагания каждой вещи, всякого явления. Ординарная оболочка не скрывает качеств настоящего духовного лидера.
Буинский драматический театр мало работает на стационаре. Сколько раз здесь сыграешь премьеру, если, как говорят, всего 5 процентов населения России хоть раз была в театре? Четыре-пять раз. Поэтому театр садится в автобус и обкатывает свою программу, например, в городах Казахстана.
Возможно, именно казахам предстоит стать первыми зрителями “Иранской конференции”.
Татьяна ДЖУРОВА
«Экран и сцена»
№ 17 за 2019 год.