Петербургским солнечным вечером пыльными улицами меж мрачноватых краснокирпичных зданий рядовой промышленной застройки (складами XIX века в глубине между Лиговским проспектом и московской веткой железной дороги) легко шагал молодой человек. На нем была рубашка неопределенного цвета и штаны, напоминающие солдатские. В руках он нес игрушечного лошаденка, а на ремне через плечо – снятую с петель дверь.
Собственно, это уже был театр. Хотя спектакль еще не начинался.
Моноспектакль петербургского актера и режиссера Павла Михайлова уже несколько раз в течение года прошедший на разных, не традиционных, театральных площадках – в клубах, кафе, в галерее, называется, тоже нетрадиционно – “Retweet стихотворений Бродского”. Впрочем, нетрадиционен заголовок только на первый взгляд. Retweet – перепост в твиттере, опубликование чужого сообщения под своим именем и с обязательной ссылкой на источник. В некотором роде присвоение этого сообщения. Говоря языком предыдущего века, в котором родился и жил Иосиф Бродский, и в котором еще успел появиться на свет Павел Михайлов, “Retweet Бродского” – это “Мой Бродский”. Вполне очевидный и по умолчанию подразумеваемый подзаголовок любого спектакля, встречающийся, впрочем, весьма редко, в силу онтологической амбициозности режиссуры, склонной объективировать каждого “своего Гамлета” и называть его Гамлетом Шекспира.
Казалось бы, заголовок сообщает, что автор намеревается трактовать автора в свою пользу, акцентировать близкие мысли и идеи, выделять нужные детали.
Как известно, Бродский сам читал свои стихи и не очень любил, когда это делали другие. Он вообще не жаловал театр, “положение” стихов на музыку, – то есть всяческое исполнительство. Между тем, “исполнительство” активно покушается на поэта. От Казакова, Юрского, Демидовой, Кутеповой, Девотченко до безвестных пользователей интернета. Многочисленные трактовки произведений Бродского на современной сцене – тема в ожидании рассмотрения. Однако стоит привести хотя бы один пример. Алексей Девотченко в моноспектакле “Вальс на прощание” жестко и агрессивно трактует тексты поэта. По словам Елены Горфункель, актер не читает стихи, а обращает их на службу идее. И главная его задача – демонстрация своей позиции, позиции борца за права человека. Он играет, трактует, ставит ударения и акценты, которые перестраивают стихотворение, рвут его рифму и размер. Трактовка нарушает стройность, идея уничтожает музыку.
В спектакле Павла Михайлова “Retweet” как раз отсутствует то, что должно быть присуще спектаклю, основанному на литературном тексте: трактовка, идея, система персонажей. Собственно, все эти термины к зрелищу Михайлова столь же малоприменимы, как к рок-концерту или вечеру поэзии. Михайлов не играет, а именно читает, иногда почти поет, легко акцентируя в стихотворении ритм джаза, рэпа или рок-н-ролла. Читая, режиссер/актер ставит очень мягкие акценты, дабы никакое слово не выпало, не потерялось, никакая интонация не превратилась в угрозу гармонии.
Спектакль строится из эпизодов-стихотворений. И хотя композиционная связь между ними не всегда очевидна, драматургия каждого эпизода отчетлива и ощутима. А цельность и единство зрелищу придает не жесткая композиция, а язык поэта, манера сосредоточенного чтения-пения и, конечно, образ исполнителя.
Актер все время находится на сцене. Бритая голова, босые ноги, обнаженный торс. Стремление к обнаженности – как стремление к открытости, ясности, к отсутствию маски и даже роли. Партитура движений разнообразна, часто подразумевает импровизацию, однако, наиболее удачны те эпизоды, где актер почти неподвижен. Статичность позы, минимум движений и микрофон в руках отчетливо демонстрируют основополагающее свойство спектакля: главенство голоса, для которого визуальный ряд служит не более чем фоном. Хотя и у голоса есть свое визуальное воплощение – микрофон. Сжатый двумя руками у самого рта или являющийся ниоткуда сверху, свободный и ускользающий от ищущих губ, оставаясь техническим приспособлением, он превращается в важнейший объект, смысловой центр спектакля, первый и главный герой которого – Звук.
Звук оказывается не только основой, темой, лейтмотивом спектакля, но и структурообразующим принципом наиболее удачных эпизодов.
Эпизод “Навсегда расстаемся с тобой, дружок” построен на столкновении вербального текста (четыре финальные строки стихотворения “То не муза воды набирает в рот…”, 1980) и музыки Альфреда Шнитке (Соната № 2 для скрипки и фортепиано “Quasi una sonata”,1968).
Действие начинается с аккордов, которые возникают неожиданно и неотвратимо, как жест судьбы и вынуждают человека соответствовать – изображать возникновение звука судорожным биением рук по воображаемым клавишам. Аккорды мучительно учащаются, звук и движение тяжело даются персонажу, актеру и даже зрителю. В паузу между аккордами вмещается произнесение двух строк: “Навсегда расстаемся с тобой дружок, нарисуй на бумаге простой кружок”, аккорды перебивают, дождавшись паузы и набрав дыхания, герой начинает сначала, но уже и две строки не удается произнести, опять обрушиваются аккорды, теперь паузы и дыхания хватает только на одну строку, ритм музыки подгоняет и загоняет, доводит до конвульсий, бросает на колени, наконец, обрывается.
Тогда вырывается крик – все четыре строки. Герой падает. В синюю каплю на картонном листе.
Так звук порождает движение, а звуковой конфликт – драматургию эпизода.
Для режиссера/автора композиции/исполнителя, также как и для самого поэта, слово в стихе, по крайней мере настолько же – звук, насколько – понятие, смысл. Бродский, как известно, полагал, что именно с помощью размера, ритма, рифмы, цезур, пауз, слогов и окончаний поэт проявляет свое настоящее могущество: может манипулировать временем, сопротивляться его “всеуничтожающей силе”. Звук произнесенного слова, музыка его взаимодействия с другими словами и тишиной, – вот то, что особенно ценил в стихе сам автор.
Из великих русских поэтов никто не известен нам так хорошо в авторском звуковом воплощении, как Бродский. Его интонации узнаваемы, плотно “пришиты” к текстам, легко пародируемы. Непросто отбиться, оторваться от авторского чтения. Услышать в стихотворении не только другой звук, но и другой ритм.
Автору спектакля это удается, его интонации всегда самостоятельны.
Спектакль неровен, вариативен – да и странно было бы ожидать жесткости и четкости от почти импровизационной конструкции. Самые большие удачи спектакля – фрагменты, построенные на чтении, где движения не конкретны, напоминают несюжетный танец. Таковы “Письмо генералу Z”, “Я был только тем, чего ты касалась ладонью”, “Натюрморт” или, например, “Письма римскому другу”, где неожиданно обнаруживается легкомысленная и ироничная интонация и прямое обращение к невидимому собеседнику – в его роли выступает микрофон.
Наименее убедительны эпизоды, где движения имеют отчетливую сюжетную основу, как действия с дверью-крестом, мохнатым лошаденком или стихотворение “Дебют”. Здесь хочется напомнить автору, что его главный герой – Звук, а некоторая грубость стихотворения в звуке воспринимается совершенно иначе, чем воплощенная в зримом образе.
Но “Retweet Бродского” – не просто вне-идеологический поэтический спектакль. Режиссерское и актерское авторство Павла Михайлова заключается вообще не в трактовке поэтических текстов, если иметь в виду традиционно театральное понимание этого термина. Очевидное преимущество звукового ряда над визуальным, сильное личностное начало единственного актера и отчетливое акцентирование его взаимоотношений с микрофоном вносят в спектакль элемент иной культуры, которой присуще более сильное, чем театру, личностное, авторское начало – рок-культуры. А участие в спектакле музыки рок-группы “АукцЫон” усиливает этот эффект.
Знаменитое свойство рок-музыки, связанное с особым, выходящим за рамки эстрадного исполнения, воздействием певца, тот самый фактор приобщения, который так важен в рок-культуре, присутствует и здесь. Павел Михайлов присваивает поэзию Бродского не как актер-исполнитель, а как рок-певец, практически не имеющий дела с чужими текстами. В лучшие моменты спектак-ля стихотворения звучат как гимны, в обращении поэта к возлюбленной слышится воззвание к божественному, а во всем зрелище пробуждается объединяющий дух мистерии.
При всей своей авангардной внешности спектакль Павла Михайлова в лучшем смысле слова традиционен: сквозь современную форму просвечивает театр, даже не прошлого, – позапрошлого века. Именно сосредоточенность на звуке напрямую связывает современное зрелище с дорежиссерским XIX веком, с эпохой не Театра действия, но Театра слова. Происходящее на маленькой клубной сцене освящено дуновением классической культуры, которая снисходит ниоткуда и прекрасно себя чувствует в случайном помещении, между стойкой бара и самодельным помостом. Здесь она звучит голосом совсем молодого человека.
Так соединяются в гармонии театр и рок-н-ролл, классика и авангард, творятся новые миры и продолжается жизнь поэзии.
Дарья РЫБАКОВА
«Экран и сцена» № 2 за 2013 год.