Григорий КОЗЛОВ: «Петр Фоменко любил человека и человеческое»

Фото Е.КОНОВАЛОВОЙВ этом году исполнилось 25 лет московскому театру “Мастерская Петра Фоменко”. Именно этот театр, возникший четверть века назад из легендарного уже курса ГИТИСа, позже дал толчок к появлению многих других театров, сохраняющих общий важный принцип существования – студийность. Артисты объединяются вокруг мастера-педагога в театре-доме, который остается для всех школой и местом постоянного сотворчества. Восемь лет назад, уже после того, как он выпустил несколько актерских и режиссерских курсов, режиссер Григорий Козлов собрал в Санкт-Петербурге свою “Мастерскую”. Григорий Михайлович считает нескромным называть себя учеником Фоменко – напрямую у Петра Наумовича он не учился. Но нечастые встречи с ним хранит в памяти как одни из самых ценных в жизни, многое определившие для него в профессии.

 

– Как вы познакомились с Петром Фоменко?

– Сначала заочно: еще студентом-корабелом часто смотрел в Театре комедии его постановки, они мне очень нравились. А встретились мы спустя много лет в Пскове, когда я уже занялся режиссурой, что-то успел поставить и приехал на Пушкинский фестиваль по приглашению режиссера Владимира Рецептера. Туда же приехал Фоменко со своим курсом, на котором учились Михаил Крылов, Инга Оболдина, – привез блестящие этюды студентов-режиссеров по “Борису Годунову”. Сколько там было свободы, воображения, игрового театра – как они меня восхитили! Это вообще был первый фестиваль, на котором я побывал. Владимир Эммануилович Рецептер попросил меня курировать несколько спектаклей – помочь со светом и т.п. Среди них был “Моцарт и Сальери” в постановке самого Рецептера, где слепого скрипача играл Изиль Заблудовский. Изиль Захарович и познакомил нас с Петром Наумовичем. Как сейчас помню: он меня представляет – мол, это молодой питерский режиссер. Я, стесняясь, называю себя: “Гриша”. А Фоменко, в моей же интонации и в то же время слегка иронично, отвечает: “Петя”. Было в этом что-то трогательное и живое, не нарочитое.

Впрочем, он всегда был таким, сколько его помню. Спустя годы я делал церемонию торжественного закрытия “Золотого софита”, где Фоменко вручали Премию имени Товстоногова. Представляете, что для него это значило в Петербурге – городе, откуда его, грубо говоря, когда-то выставили? И он не отказался, приехал. А после на банкете мне посчастливилось оказаться за одним столом с ним и Кириллом Юрьевичем Лавровым. Меня поразила скромность этих замечательных людей – в их присутствии я, молодой еще человек, не чувствовал себя скованно. Петр Наумович поделился вдруг тогда со мной своей печалью. Его артисты стали активно сниматься в кино – Юрий Степанов, Сергей Тарамаев, – его это очень огорчало: “Все, пропал театр”. В его представлении театр требовал полной само-отдачи, той, с какой он сам ему отдавался.

В тот же вечер я стал невольным свидетелем совершенно неожиданной, но очень артистичной сцены. Выходим из банкетного зала, к Фоменко с приветствием бросаются актеры питерского ТЮЗа, они участвовали в церемонии вручения премии. Он оборачивается – и вдруг встает на колени и идет к ним… Невероятно эмоциональный был человек, совершал поступки, которые от него, мэтра, никто не ожидал. У него и спектакли такие же получались – искренние.

– Григорий Михайлович, а ваши постановки он видел?

– Он смотрел “Преступление и наказание”, когда мы привозили его в Москву на один из фестивалей. В тот раз к нам пришло много театральных людей – Олег Ефремов, Михаил Ульянов, Олег Табаков, Кама Гинкас, – мы неплохо сыграли. Потом я поговорил с Петром Наумовичем, он высказал несколько профессиональных замечаний и тогда же пригласил в гости к себе в “Мастерскую”: “Приходите, Гриша, всегда буду рад вас видеть”.

– Часто у него бывали?

– Увы, очень редко, о чем сейчас сильно жалею. В молодости мы не задумываемся о быстротечности жизни, кажется, всё еще успеем. Да и суета засасывает, работа, быт. А потом оказывается, что уже поздно… К счастью, я много раз ходил на его спектакли в Петербурге, это был настоящий театральный праздник. Помню, как смотрел в Александринке “Волков и овец” и вдруг увидел, с какой любовью, по-отечески, Петр Наумович наблюдает из ложи за своими актерами на сцене. Думаю, они это чувствовали.

Когда позже посмотрел фильм о нем, меня до слез пробила его фраза о начале преподавания в ГИТИСе: “И тут наступило счастье”. Через сколько мытарств и скитаний прошел человек, прежде чем создал свой театр… Меня всегда поражали его артисты – при первой встрече они могли казаться сдержанными, даже закрытыми, словно не сразу подпускали к себе. А когда ближе знакомишься, понимаешь, что это настоящие труженики, скромные, притом что невероятно одаренные личности. Мне очень приятно, что у нас в “Мастерской” несколько раз побывали Галина Тюнина и Кирилл Пирогов – чистейшие люди, удивительного человеческого достоинства. После первого же спектакля “Москва – Петушки”, который они у нас посмотрели, пригласили к себе в гости моих артистов – тем было очень приятно. Такое отношение идет от их учителя, они несут это в себе. Фоменко действительно был счастлив с ними. Мне близки эти слова Петра Наумовича. Я тоже поздно создал свой театр – это сложное счастье, постоянный выбор, забота. Но это именно счастье.

– Ваша “Мастерская” была второй после Фоменко, и в театральных кругах тогда, помню, некоторые даже называли это подражанием ему. Сейчас уже многие режиссеры-педагоги создают театры-мастерские со своими студентами, это в порядке вещей.

– “Мастерская Петра Фоменко”, конечно же, стала для нас ориентиром, потому и театр свой мы так назвали. И я не вижу в этом ничего подражательного. Фоменко говорил: “Театры должны быть как семьи”. Режиссер и его ученики – только так может рождаться полноценный театр, это идеальная форма. В новейшей театральной истории страны Петр Наумович Фоменко и Лев Абрамович Додин, вероятно, первыми сформулировали это и успешно доказали на практике.

Фоменко был гениальный режиссер, но ему еще удалось объединить вокруг себя много талантливых людей, создать свою школу, актерскую и режиссерскую. Я не теоретик, не берусь анализировать. Но его как режиссера всегда отличала особенная любовь к слову – наверное, сказывалось филологическое образование. Плюс радость игры и звукопись – можно было закрыть глаза и легко представить, что происходит на сцене, именно через звучание актерской интонации. А еще он умел добиваться главного – какого-то особенного легкого дыхания в своих спектаклях. Его очень трудно добиться, поверьте. Фоменко этому жизнь посвятил. Его актеры способны играть, словно не играя.

Меня восхищало то, что он всегда хорошо отзывался о собственных учителях. Хотя у него были не самые простые отношения с его мастером Андреем Александровичем Гончаровым. А еще мне очень нравится его выражение, кажется очень точным: “Учителей выбирают”. Петр Наумович никогда не говорил о людях: “Мои ученики”. Он называл их: “Мои студенты, мои артисты”. Но, думаю, все, кто у него учились, считали его учителем – это они выбрали его себе в наставники, не наоборот. Галина Тюнина, Юрий Степанов, Мадлен Джабраилова – почему-то же они пришли именно к нему. И не оставили его, и сейчас несут в себе то, что он им дал. Так же и я могу сказать о своих ребятах – это их выбор и их судьба.

– А самого себя вы не считаете учеником Фоменко? Ваши театры близки по способу существования, и, как вы говорите, встречи с Петром Наумовичем произвели на вас сильное впечатление. Что это, как не опыт познания?

– Отвечу так: я могу назвать немало людей, у кого чему-то научился – даже у ровесников и у тех, кто младше. Потому что, как гласит восточная мудрость, каждый человек, которого мы встречаем на пути, – наш учитель. И я с этим согласен. Я не был учеником Фоменко, не учился у него напрямую. Но очень многое почерп-нул от него – в его работах, в нашем нечастом, но таком дорогом для меня общении. Он был настоящий гуманист в самом высоком смысле этого слова. Любил человека и человеческое в каждом – об этом его фильмы и спектакли, вся его жизнь. Боготворил свою маму, очень болезненно пережил ее уход. Умел дружить и любить, годами сохранял близость со многими людьми. И никогда не скисал. Хотя жизнь была к нему сурова, особенно по молодости.

И еще одна его черта мне близка. Помните, как говорит Заречная в “Чайке”: “Неси свой крест и веруй”. Наше театральное сообщество почему-то все время стремится к разделению. Такой театр, сякой театр, лучше – хуже, бесконечная соревновательность. Но в театре это абсолютно бессмысленно. Петр Наумович говорил, что надо уметь воспринимать любой театр, уважать чужое. А самому просто делать свое дело – то, что ты считаешь важным и необходимым, не оглядываясь ни на чьи оценки. Этому у него стоит поучиться.

Беседовала Елена КОНОВАЛОВА

Фото автора

«Экран и сцена»
№ 17 за 2018 год.