Своими словами

Сцена из спектакля “Как дождь”. Фото с сайта компании “Foule theatre”Каждый год во время зимних каникул в Брюсселе проходит фестиваль для детей “Рождество в театре”. От христианского праздника здесь одно название, программа фестиваля исключительно светская. В этот раз за пять дней можно было увидеть 20 лучших спектаклей, отобранных профессиональным жюри среди множества постановок, вышедших в течение последнего сезона во франкоязычной части Бельгии. Учитывая миниатюрные размеры этой страны, разделенной к тому же на две части – фламандскую (где проводится свой отдельный фестиваль детского театра Bronks) и французскую – можно заключить, что Бельгия просто изобилует театральными кампаниями, работающими для подрастающего поколения.

Если говорить о театре, то франкофонные бельгийцы тщательно отмежевываются от собственно французов с их преклонением перед автором и многовековой традицией постановок великих текстов. “Спектакли французов часто слишком заумны и не понятны детям”, – уверяют бельгийцы. “Бельгийцы чересчур легковесны, они избегают больших тем”, – говорят французы, но при этом каждый год программные директора главных французских фестивалей обязательно являются на “Рождество в театре” отбирать фаворитов бельгийской сцены. И вот почему: здесь есть свое ноу-хау, именуемое “сценическое письмо”. В стране, считающейся мировым центром комиксов, на родине знаменитого Тентена, где и дети, и взрослые охотнее читают древнегреческие мифы или “Отверженных” Гюго в виде комиксов, но больше любят совершенно новые истории, разложенные на тысячи кадриков, то есть в такой стране, где нет культа великих, основополагающих текстов, спектакли для детей всегда от начала и до конца сочиняются в театре. Сказки, пантомиму, клоунаду, театр объектов, документальные спектакли или автобиографические моноспектакли – все это придумывают в процессе репетиций, не имея заранее готового текста. Затем представляют на суд профессиональному жюри на ежегодных августовских “Встречах в Уи”, после чего могут долго дорабатывать и уточнять. В Бельгии это обязательный и ответственный экзамен на профессионализм. Провалиться означает не получить лицензию на прокат спектакля в школах, приносящий театру основную прибыль в течение сезона. Это и называется “сценическим письмом”.

Уже на начальном этапе работы, имея лишь общий замысел и пару срепетированных сцен, компания может представить свою work-in-progress фестивальной публике. В программе фестиваля для этого имеется вечер отрывков. После показа актеры и режиссер просят не только делать замечания, но фантазировать о возможном развитии темы и сюжета. Не сдерживаемый литературной основой спектакль готов двигаться в любом направлении.

Благодаря привычке к свободному сочинительству на сцене появляются неожиданные, живые, современные образы. В программе был только один спектакль в привычном для нас формате – переписанная современным автором “Принцесса на горошине”. Это оказался бессмысленный пересказ, дуракаваляние в стиле “Монти Пайтон”.

Если хочется поговорить, например, о настоящей дружбе между двумя разными, совершенно непохожими созданиями, вовсе необязательно ставить “Карлсона”. Историю об отвергнутом, презираемом всеми существе, обретающем в итоге свое место в жизни, можно рассказать тысячью способами, обойдясь без “Гадкого утенка”. Приятие другого, непохожего, сочувствие к нему, поиск контакта, сближения между одинокими и разобщенными людьми – эти темы в равной степени важны и для западного детского театра, и для российского. Но только свойственный нам пиетет перед писательским словом, уверенность, что кем-то и когда-то все уже сказано, и гораздо лучше, словно парализует воображение, приводя к зацикленности на одних и тех же текстах.

В моноспектакле “Жозетта” компании “Аrts et couleurs” великолепная актриса Мартин Годар, работающая с театром объекта, рассказывает реальную историю своей тетки, того же Гадкого утенка. Она родилась в 1940 году в маленькой деревне на границе Бельгии и Франции и в младенчестве наполовину оглохла от взрывов немецких бомб. То, что все дело лишь в легкоустранимом физическом изъяне, открывается, когда девочка уже подрастает. А до тех пор за рассеянность на уроках ей достается и от старой противной учительницы (когда та роется в своей сумке, среди учебников и тетрадок подозрительно позвякивают бутылки), и от одноклассниц, которые, пользуясь ее безответностью, то и дело сваливают на нее свои проступки. Ее маму, утратившую интерес к жизни после смерти старшего сына, выводит из себя необходимость повторять любую просьбу по многу раз – в неотзывчивости Жозетты она видит умственную отсталость. И только столичная тетушка догадывается, в чем дело, и везет девочку к хорошему доктору. После операции слух восстановлен, и, возвращаясь в свою деревню, Жозетта начинает новую жизнь.

Мартин Годар и рассказывает, и проигрывает все роли, она же управляется с предметами. Сценой для персонажей – керамических фигурок – служит положенная плашмя школьная доска. На ней она рисует диспозицию войск и разыгрывает танковое сражение, а потом прокатывает американскую автоколонну, засыпанную цветами. Вечная участь маленькой Бельгии с ее срединным местоположением и плоским рельефом – служить полем боя в войнах между крупными соседними государствами. На этой же доске, только повернутой вертикально, учительница классифицирует своих учениц: дочку графа и дочку колбасника записывает в отличницы, ну а девочка из семьи переселенцев вместе с дочкой коллаборациониста и глуховатой Жозеттой, конечно же, отправляются в двоечницы. Подкрепленный кадрами кинохроники и фотографиями, спектакль выразительно рисует время и место действия: церковь и деревенские домики расставлены прямо перед нами, и к концу мы знакомы со всеми их обитателями. Для детей этот спектакль – и урок истории, и урок сострадания, и урок современного театра, в котором биография актера, его реальная личность со своей уникальной судьбой становится едва ли не самым интересным элементом сыгранной роли.

В моноспектакле “Как дождь” компании “Foule theatre” актер Филипп Леонар тоже разыгрывает собственную историю. В детстве он больше всего любил рисовать, но потом бросил, и вот теперь в 50 лет пошел, наконец, учиться в Академию художеств. В течение часа он создает на огромном листе картину и повествует о своем учителе, о любимых художниках, но главное – сосредоточенно рисует. Размашистыми движениями углем и мелом он проводит линии и ставит точки, черкает, казалось бы, хаотично, вверху и внизу. То вдруг разотрет закорючку губкой и превратит в фон, в тень, то сотрет линию и проведет по-другому – получится узнаваемый контур. Постепенно разрозненные части картины начинают срастаться, и на листе проступают звериные морды: лошади, буйвол, мамонт, охотник – художника завораживают наскальные рисунки, прямое послание древнего человека, и он покрывает ими весь лист. Неожиданно обозначает линию горизонта, и вот на берегу моря возникает рыжеволосая девушка с букетом цветов в обнимку с юношей – это наше послание будущему. Мастер отойдет, взглянет со стороны на свою картину, сменит кассету в старом магнитофоне и снова погрузится в работу. Всего-то и есть событий в этом спектакле, что игра линий и форм, но следить за ней захватывающе интересно. Сам акт творчества выглядит очень театральным. Через него этот молчаливый человек обнажается перед нами больше, чем если бы подробно комментировал свои рисунки.

В финале Филипп Леонар говорит, что эти картинки бесполезны, как дождь, но мы-то уже поняли, насколько они важны для него, насколько осмысленной делают они его жизнь. Пусть их ценность только в этом и заключается – уже достаточно. Этот спектакль – живое подтверждение того, что нужно позволять любимому занятию становиться смыслом жизни.

“Жозетта” и “Как дождь” адресованы публике от восьми лет. Но и тинейджерам нашлось, что посмотреть на фестивале. Темы спектаклей 14+ острые, даже рискованные. Это возраст выбора, а сделать его тем сложнее, чем меньше внешних ограничений в обществе, где живут герои. Так, главная героиня “Теории Y” театра “La compagnie de Y” – девушка, осознающая, что ее влечет и к мальчикам, и к девочкам. Она со стыдом открывает свою бисексуальность, но не в силах ей противиться. Пытаясь не подавлять ее в себе, а научиться жить с такой природой, героиня проходит через неприязнь друзей и ужас родителей (к сведению: министр среднего образования Бельгии, признавая актуальность проблемы школьной травли сексуальных меньшинств, сочла разговор на эту тему правильным и уместным и отметила “Теорию Y” специальной премией). типа этого

“Иллюзии” – коллективное сочинение на тему “Чем бы тебе хотелось заняться в жизни?” брюссельской компании “36/37”, работающей на стыке пластического театра и драмы. Как сам этот вопрос закручивает в голове подростка вихрь мыслей, надежд, тайных желаний и страхов, так и спектакль, полутанцевальный, с жесткими физическими метафорами и взвинченными монологами в микрофон, несется в бешеном темпе. На сцене три актрисы, из декораций только узкий наклонный помост. Исполнительницы стремительно меняются ролями, играя по очереди нескольких девочек. Все они собрались на вечеринку к Эмме, ей сегодня исполняется 17. Дресс-код праздника – костюмы разных профессий. Спортсменка, юристка и визажистка гадают, в чем же явится именинница. Но ту угнетает этот маскарад, она не знает, кем ей хочется стать. Игрушечная скрипка, полицейский шлем, пилотка стюардессы, медицинская шапочка – все, что с хохотом цепляют на безучастную Эмму ее подруги, не держится на ней, падая и сползая вниз по помосту, пока и сама она в мусорном пакете не скатывается вслед за рушащимися детскими иллюзиями. Эмма не видит себя ни на одной из удобных хоженых дорожек, не может встроиться в систему, а раз так – не нужна этому миру. Благодушная бабушка тем временем возглашает тост за надежное будущее внучки, скрючившейся у ее ног в удушливом мешке.

Роли не закреплены, ведь дело не в передаче характеров, а в том, чтоб схватить состояние сознания вчерашних детей на пороге перехода во взрослый мир. Так, ритуальное “задуй свечки и загадай желание” неожиданно выливается в горячий внутренний монолог Эммы о ее устремлениях: хочу осмысленного дела, но и денег, постоянного развития в профессии, но и побольше времени на семью, приносить людям пользу, но и жить в свое удовольствие. Ясно, насколько законны эти мечты, но и как мало соответствует им та социальная действительность, куда ступает Эмма в свои 17 лет. И все же девушка преодолевает депрессию, возвращаясь с твердым намерением менять этот мир так, чтобы ее мечтам нашлось в нем место. Такой финал, однако, не кажется фальшивым и утопическим. Во многом потому, что язык “Иллюзий” совсем не прост: социальное здесь переплетено с поэтическим и выражено через напористую энергию тела.

Возрастная адресность фестивальных спектаклей обозначена не для галочки. Здесь сознательно и целенаправленно работают с детьми на определенном этапе развития – говорят на их языке, затрагивают важные для них сюжеты. Это театр, разомкнутый для своего зрителя, внимательный к нему на каждой ступени создания постановки – от выбора темы до художественного приема. И за этой чуткостью угадывается непривычный для нас уровень ответственности авторов перед публикой – есть, чему поучиться.

Мария ЗЕРЧАНИНОВА

Сцена из спектакля “Как дождь”. Фото с сайта компании “Foule theatre”
«Экран и сцена»
№ 2 за 2017 год.