Вишневый сад теперь не мой

Некоторые фильмы подобны любимому классическому тексту: сюжет и финал известны, новая постановка не обещает быть слишком авангардной, и люди в очередной раз идут в Большой театр на “Жизель” или в Малый на “Лес”, чтобы вновь испытать много раз пережитые эмоции, погрузиться в желаемое настроение и отметить детали интерпретации. Нельзя без этого.

Таков фильм “Сад камелий” (режиссер Йоси-хиро Уэда, Япония), представленный на 42-м ММКФ во внеконкурсной программе “Третий возраст”. По манере повествования и по теме он напоминает кадры из фильма Андрея Тарковского и строки из стихотворения Арсения Тарковского: “Живите в доме, и не рухнет дом…”

Первый же его эпизод – бабушка Кунико (Сумико Фудзи) и внучка Нагиса (Сим Ын Гён) хоронят золотую рыбку, завернув ее в опавший бутон камелии и воткнув в могильный холмик ритуальную благовонную палочку, – предполагает финал: бабуля, конечно же, умрет. А доживет ли она до продажи своего большого дома с великолепным видом на океан и ухоженным садом? В этом доме прошли самые счастливые годы семейной жизни Кунико, здесь выросли ее дочери Йоко и Токо (Кёка Судзуки). Сама мысль о потере семейного гнезда ей просто невыносима.

Кунико хочет потихоньку отойти от жизни, как в фильме “Легенда о Нараяме”. Сначала она уходит глубоко в сад, как будто надеется там “врасти в землю”, а потом просто перестает пить лекарства. “Пока человека окружают памятные ему вещи, он еще жив. Значит, когда они исчезнут, я буду уже как будто не я”, – объясняет Кунико. Действительно, ее дом подобен панцирю улитки, который умирает вместе с ней.

Напомним, что в современном японском языке цветов камелия имеет не то значение, что, с легкой руки Дюма-сына, подразумевается в Европе. Камелия символизирует успех в делах, добродетель, счастье, преданность, изысканный вкус. Предыстория сюжета картины – семейная драма, приведшая к невеселому итогу когда-то благополучную семью, – узнается из разговоров персонажей.

Йосихиро Уэда, автор сценария и постановщик фильма “Сад камелий” – по основной профессии фотограф, признанный во всем мире, c большим опытом съемки рекламных роликов. Уэда – обладатель престижных наград: Гран-при Токийского клуба арт-директоров, приза клуба арт-директоров Нью-Йорка, “Серебряного Льва” международного фестиваля рекламы “Каннские Львы”. В 2018-м Йосихиро Уэда опубликовал 34 коллекции своих фоторабот. Уже девять лет он руководит “Галереей 916”, преподает в Токийском университете Тама, организует различные фотовыставки.

В фильме “Сад камелий” Уэда, естественно, выступил также как оператор, хотя как фотограф он значительно интереснее. Но опыт съемок дождевых лесов и иных пейзажей и портретов использован им максимально. А сценарий, похоже, на-

веян каким-то личным опытом. Ведь с такой или похожей ситуацией сталкивались почти все современные взрослые люди.

Понятно желание детей или внуков получить свою долю и поскорее выплатить положенный налог на наследуемую недвижимость, в Японии – для большинства граждан очень большой (потому Токо и торопит мать с продажей дома). И если старомодные вещи наследникам не нужны, и они тащат то, что годами собирали родители, на блошиные рынки и в магазины секонд-хенда, то даже это не самое печальное. Бывает и хуже: когда не только старые ковровые дорожки или занавески, но и архивы выдающихся родителей наследники выбрасывают на помойку. Впрочем, фильм “Сад камелий” – не о том.

Постепенно зритель узнает, что когда-то Йоко, старшая дочь Кунико, привела в дом жениха, который не понравился родителям. Возможно, они даже как-то утонченно его оскорбили. Йоко тоже обиделась, прекратила отношения с родителями и уехала с любимым в Америку. Там и родилась у нее дочка Нагиса, которая выросла в Сиэттле, но после смерти отца и гибели матери в автокатастрофе попала в дом деда и бабушки – под их опеку. Вскоре дед умер от всех этих переживаний. И вот Нагиса – “всевышней волею Зевеса наследник всех своих родных”: ведь у Токо, младшей дочери Кунико, живущей с мужем в другом городе, своих детей нет.

Актриса Сумико Фудзи наделила Кунико характерными чертами “бабушки без внуков”. Погладить по голове, вытереть сопли, обнять, поцеловать – такого от Кунико не дождаться. Она слишком утонченна, чтобы кому-либо вытирать сопли. Но недаром Нагиса, тоскующая по отцу с матерью, сыплет бабушке соль на рану своим вопросом: “Почему же мама ушла из этого дома?” Да, Кунико в том давнем раздоре с дочерью виновата. И пожинает, что посеяла, с высоко поднятой головой.

Последнее, что теперь остается бабушке – вернуть внучке родную культуру, от которой ее волей судьбы отторгли. Она не умрет, пока Нагиса не научится читать и писать по-японски. Чтобы понять гласные и негласные правила японской жизни и в свой час разумно принять наследство, чтобы не вышло, как в китайской пословице: “Семейного богатства хватает на три поколения: первое его зарабатывает, второе – тратит, третье – доедает”. Конечно, одеваться в кимоно, как бабушка (на протяжении всего фильма Кунико носит традиционную одежду и обувь), Нагиса не будет. Правильно вести чайную и поминальную церемонию, сидя на коленях, как в Японии положено – тоже вряд ли. Но лишь бы она научилась понимать идеалы своих предков! Ведь японская красота – в каком-то смысле главный герой фильма.

Дом Кунико с садом в стиле, имитирующем дикие заросли, соединяет в себе традиционную эстетику и современный (по меркам второй половины ХХ века) комфорт. Вся усадьба прекрасна в любое время года (действие фильма длится несколько месяцев), исполнена истинно японской гармонии человека с укрощенной природой. Красоту ухоженной, респектабельной старости несет в себе Кунико, красоту зрелой современной женщины – Токо, очарование подростковой угловатости – Нагиса.

Вообще ни одного некрасивого, неприятного лица в фильме нет, как нет и отрицательных персонажей. Даже покупатель дома, обещавший Кунико сохранить усадьбу (и тем, очевидно, добившийся уступки дома именно ему), тоже, в общем, – в своем праве. Как чеховский Лопахин с его убийственным: “Вишневый сад теперь мой!”.

Кстати, Кунико, в отличие от Раневской – не аристократка. И ее друзья, которые после обеда, напившись сакэ и отбросив всякие церемонии, вспоминают былое и гогочут, как наши дачники на пикнике с шашлыками, – тоже не самураи. Это вполне деловые люди, знававшие и лучшие времена. Много лет назад энергичная Кунико помогла своему мужу сделать хорошие деньги на постройке американских аттракционов. Те барыши и были вложены в строительство великолепной семейной усадьбы, которую теперь приходится срочно и, скорее всего, не очень выгодно продавать…

Йосихиро Уэда намеренно – и, может быть, ошибочно – не включил в сценарий ни одной сцены какой-нибудь электронной переписки Нагисы со своими друзьями-ровесниками, оставшимися в Америке. Невозможно представить себе современную старшеклассницу, способную без этого обойтись, равно как и не рвущуюся, хотя бы изредка, куда-нибудь на пляж, или в город, или в кинотеатр, или хотя бы в ближайший торговый центр, тем более – если ей надо практиковаться в языке.

Однако Йосихиро Уэда, ограничив место действия усадьбой, которая превратилась для бабушки и внучки в закрытый “мир Кристины”, думал, наверное, не только об экономии средств и не о “засорении” звуковой и изобразительной среды фильма. Конечно, Нагиса – в некотором роде пленница. Но именно в этом тягостном для кого угодно состоянии, когда день тянется, как месяц, происходит самое важное: бабушка и внучка, хотя бы частично, наверстывают упущенное ими время “старого да малого”. В сцене, где Нагиса прижимается к величаво скончавшейся Кунико и обнимает ее, как, наверное, не обнимала свою бабулю никогда в жизни, связь поколений символически восстанавливается. Потеряв отца, мать, деда и бабушку, Нагиса начала их понимать. А это значит – она их по-новому обрела.

В фильме немало тонко использованных деталей – например, крохотные пинетки в шкафу Кунико. Зритель сначала думает, что она когда-то надевала их на крохотные ножки своих дочек-младенцев. Но к финалу, после смерти Кунико, выясняется другое: она купила эти пинетки на радостях в тот самый день, когда получила письмо от Йоко с сообщением о рождении дочки Нагисы. Но на конверте не было обратного адреса. Теперь Нагиса наконец-то получила бабушкин подарок. Может быть, пинетки перейдут к ее детям. Нагиса будет строить свой дом, не сломав родительский. Это сделал за нее новый хозяин дома – вызвал бульдозер да и снес “всю эту старую рухлядь”.

В финале мы видим Нагису в тесной, но, по-видимому, собственной квартирке; на столе стоит банка с двумя золотыми рыбками из бабушкиного сада – внучке удалось спасти их. Почему-то невольно думается, что впереди у героинь фильма – пандемия проклятого COVID-19, и они еще не раз вспомнят бабушкин дом с садом, где так хорошо было бы проводить время в само-изоляции! Эх, поторопилась тетя Токо, поторопилась…

Юлия ХОМЯКОВА

«Экран и сцена»
№ 20 за 2020 год.