В Санкт-Петербурге завершился XXIX фестиваль “Балтийский дом”, проходивший на этот раз в рамках Театральной олимпиады-2019. Программу, заполнившую три осенние недели, составили спектакли из Франции, Италии, Польши, Китая, России и Литвы. Последняя была представлена работами Эймунтаса Някрошюса и Оскараса Коршуноваса. Разговор о программе “Някрошюс. Продолжение…” на с. 11, здесь же предлагаем рецензию на ост-росовременную интерпретацию “Тартюфа” Оскараса Коршуноваса.
Литовский режиссер Оскарас Коршуновас умеет создавать комедии, поставлены ли они по пьесам Мольера, Брехта или же Чехова, “Чайка” которого приобретает интонацию заявленного самим драматургом жанра. Его “Тартюф” в Национальном драматическом театре Литвы (Вильнюс), сыгранный на фестивале “Балтийский дом” в Санкт-Петербурге, – это королевство кривых зеркал, аттракцион человеческих уродств, доведенных режиссером до высшей степени карикатурности.
Шаржи на героев мольеровской пьесы легко поддаются литовским исполнителям “Тартюфа” (среди них – Раса Самуолите, Неле Савиченко, Дариус Мешкаускас, Сальвиюс Трепулис, Тома Вашкевичюте) – образы сложены из преувеличенных жестов, манерных речей, сочных характеристик одним красочным мазком. В интерпретации Коршуноваса пьесу XVII века населяют вполне современные герои и не испытывают при этом ни малейшего дискомфорта.
Г-жа Пернель, мать Оргона, выходит на зрителя желчной, изуродованной злобой старухой-учительницей. Эльмира – женщина-вамп, одинокая и несчастная в браке, совершает неоднократные набеги на холодильник, в котором исключительно алкогольные напитки. Мариана – selfie girl из инстаграма, а Валер – подросток, зависший в мире компьютерных игр. Оргон же – влиятельный чиновник, баллотирующийся на выборы, упоенный самопрезентацией и популизмом.
Казалось бы, слишком просто для ироничного взгляда и профессиональной руки Коршуноваса, если бы не нарочитое обнуление театрального пафоса, обыгрывание любого проявления серьезности. Режиссер задает правила игры с самого начала – прямой трансляцией происходящего за кулисами перед спектаклем. Бутылка с шампанским, призванная успокоить нервы, передается по кругу ожидающими выхода актерами. Спектакль вот-вот развернется всерьез, но в первой же сцене монолог госпожи Пернель обрывается исповедально-ироничным признанием актрисы: мол, роль маленькая, других же немолодым актрисам не предлагают, и увидите вы меня теперь только в финале.
На протяжении всего спектакля актеры играют и экспериментируют с театром как жанром, выпадая из мольеровских реплик, сознательно бравируя неестественностью своих персонажей. Декорация, стилизованная под зеленый лабиринт из живой парковой изгороди (сценография Витаутаса Нарбутаса), популярная деталь барочных садов Франции мольеровской эпохи, только подчеркивает ироничность происходящего. Исполнители не скрывают издевки над персонажами, а режиссер погружает героев во все более и более извращенные обстоятельства, демонстрируя в своем сценическом глумлении открытую неприязнь решительно ко всем действующим лицам.
Тартюф – не столько реальный человек, сколько ролевая игра, призванная развлекать скучающее семейство. Эльмира изменяет мужу с Тартюфом, а позже они предаются страсти уже втроем. В главном герое, кроме традиционной изворотливости и красноречивости, обнаруживаются черты детской непосредственности: обаяние, как и удачливость, а вовсе не коварство злого гения позволяют ему сделаться любимцем Оргона. Очнувшись от тартюфовской магии, персонажи готовы вернуться в жизнь, но в реальности игра вышла из-под контроля, и расстановка сил изменилась.
Весьма небанальным решением постановщика выглядит знак равенства между Тартюфом и Оргоном. Оба они воплощают махровый “тартюфизм”. Один, как и в пьесе, становится Тартюфом для Оргона, другой же, будучи крупным чиновником, оказывается Тартюфом для народа. Все в жизни, однако, быстро меняется, и вот уже новый популист сменяет предыдущего. “Такие сейчас у нас финалы” – этой репликой завершается сюжетная линия вильнюсского “Тартюфа”. Мольеровский “хэппи-энд” явно не нужен литовскому режиссеру – реальность диктует иные правила.
Пафос главной мысли спектакля в чистом виде вырывается в финальной сцене – ею становится речь самого режиссера Оскараса Коршуноваса, записанная возле стенда “Год театра в России”. На фоне этой символической декорации постановщик рассуждает о популизме, захватившем мир, о “тартюфизме” как о характеристике времени, о лжи, скрывающейся за красивыми речами тех, кто управляет человечеством. Монолог Оскараса Коршуноваса – то заявление, ради которого и затевался его сумбурный “театр кривых зеркал”. Мольеровских аллюзий режиссеру оказалось недостаточно, и он с настойчивостью службы спасения, предупреждающий о грозящей катастрофе, хочет ее предотвратить.
Виктория БЕЛЯКОВА
«Экран и сцена»
№ 20 за 2019 год.