В омуте памяти

Фото Е.СЕДЕЛКИНА
Фото Е.СЕДЕЛКИНА

В фойе, где ждут зрители, полумрак – свет пробивается лишь из приоткрытого сундука на полу. Внутри него спрятан кусок опустевшего пляжа: крохотные следы на песке, лежак с зонтиком, забытый красный мяч – законсервированное детство. “Озеро” Костромского театра кукол “Чемоданчик” в постановке Дмитрия Ши – из тех спектаклей, что хочется забрать с собой, поместив в сундук своей памяти – чтобы в темные времена заглядывать внутрь и набираться света.

Для Дмитрия Ши, студента Белорусской академии, ставшего весной худруком Курганского театра кукол “Гулливер”, – это третья постановка. До этого был номинированный на “Золотую Маску” “Ангелочек” Л.Андреева в инсценировке Ярославы Пулинович в Мурманске и “Мария и кит” по комиксу “Мария и я” Мигеля Гаярдо в Ханты-Мансийске. В Кострому молодого режиссера вместе с художником Никитой Запаскиным (главным художником Могилевского театра кукол) пригласила Татьяна Булдакова, худрук и основатель “Чемоданчика”, ранее работавшая актрисой в Костромском областном театре кукол. В репертуаре театра это первая постановка с цензом 12+.

Короткий и не самый известный рассказ Рэя Брэдбери “Озеро” создан в привычной для писателя манере, где в обыденность вдруг просачивается сверхъестественное. У мальчика утонула любимая подруга, но ее смогли найти только через много лет – как раз в момент возвращения повзрослевшего героя на пляж детства. Спектакль совсем не стремится к иллюстративному пересказу Брэдбери – режиссера волнует не мистическая сторона сюжета, а более глобальные вопросы памяти и времени, с которым он выстраивает специфические отношения.

Подиум устлан голыми корнями дерева, к ним молчаливо склоняются три актрисы с выбеленными лицами (Ольга Булкина, Анастасия и Татьяна Булдаковы) – сестры Мойры. Лапы деревяшек они оживляют своими объятиями, проводя по корням руками, обнимая и будто прорастая сквозь них и друг друга (хореограф Мария Качалкова). На корягу с трудом взбирается маленькая кукла Спасателя в бледном оранжевом жилете – большерукий и сгорбленный, с потухшим изумлением на лице. Неторопливый, но основательный в движениях, он медленно продвигается по высоким корням, перешагивая через них босыми ступнями. Особое удовольствие наблюдать, как старик неспешно реагирует на летящие в него осенние листья, больше похожие на пепел – без удивления, скорее со смиренной безнадежностью.

Такое подробное проживание – а у актрис отточенное кукловождение – провоцирует на вдумчивое созерцание. Завороженно следишь за тем, как Спасатель медленно вытряхивает из бутылки песок, как основательно готовится закинуть за спину увесистый мешок, как, уходя, волочит ноги по шершавому дереву. В сетчатую авоську он собирает бутылки и другой полезный мусор, в похожей рыболовной сети позже принесет из воды девочку с рыжими волосами.

Контрастом неспешности старика выглядит поведение деловитого мужчины в очках и костюме, приехавшего с женой в отпуск. Это Гарольд – тот самый мальчик, некогда потерявший здесь подругу. Оказавшись на пляже детства, он тут же забывает о серьезности и, словно ребенок, скачет по корням. Среди песка, как в найденной бутылке с письмом, таится множество его воспоминаний – питаясь памятью, он снова становится ребенком. Его жена Маргарет недовольна – ей чужд этот пляж, потому она остается за пределами его мира, не отзываясь на просьбы мужа разделить с ним радость ностальгии, прерванную внезапным уловом Спасателя.

Линейное повествование рассказа в спектакле вывернуто и разбито. Положив на колени тело навсегда юной Талли, Гарольд погружается в омут памяти – прошлое накатывает волнами, увлекая героя из реальности в тягучий сон. В этом сне мерцают образы прекрасных истуканов, за одним из них возникает девочка – за решеткой сети, уже пойманная в силки смерти. Следом – флешбек в детство, где песок еще свободен от корней и мальчик с девочкой беззаботно строят замок под шум волн и детский смех вокруг. Они сажают дерево и поливают его песком же – со временем от саженца остались только могучие корни, но нет той силы, что смогла бы выкорчевать их. Так и время оказалось неспособно истребить въевшуюся узлами память.

“Озеро” не претендует на актуальность, существуя в собственной временной парадигме, без оглядки на реальность. Как Гамельнский крысолов, режиссер заводит зрителей в свое “Озеро”, где пространство и время ощущаются по-иному. Спектакль оказывается предельно плотным, несмотря на кажущуюся неторопливость и скупость событий. Медленный и медитативный, он последовательно погружает в транс, обращая внимание на каждый шаг и вздох. В итоге время действительно деформируется, становясь вязким и топким, как песок.

Анна КАЗАРИНА

«Экран и сцена»
№ 17 за 2019 год.