Технология сборки обычной театральной лаборатории уже отработана до автоматизма. Сначала имеет место сговор Олега Семеновича Лоевского и провинциального театра, желающего начать (или продолжить) знакомство с современной драматургией и молодой режиссурой. Затем появляется та самая молодая режиссура, как правило, четыре персонажа, из бездонной базы данных Олега Семеновича. Выбираются пьесы, в труппе вербуются сочувствующие проекту актеры, готовые за считанные дни подготовить под руководством молодых режиссеров читки пьес / эскизы спектаклей. Показы на публике, обсуждения со зрителями и критиками с обязательным разговором о том, может ли эскиз перерасти в полноценный спектакль. Иногда в качестве обаятельного бонуса явление Ярославы Пулинович – “самого молодого автора среди самых известных драматургов”, как пишут в проспектах лабораторий (а уж пьеса-то ее имеется в программе всенепременно).

За десятилетие лабораторного движения эта обычная модель кому-то успела поднадоесть, появился даже оксюморон “лаборатория без Лоевского”, сам отец-основатель движения активно ищет новые формы и смыслы. Но в Заполярной драме Норильска, приобщившейся к лабораторному процессу только в прошлом году (нынешняя “Полярка” – лаборатория современной драматургии – была второй в истории Заполярного театра драмы имени В.Маяковского), пока идут проверенным путем. И, надо признать, что и труппа, и публика, до отказа заполнявшая залы на всех четырех лабораторных эскизах – несмотря на январскую погоду в минус сорок с лишним (что, впрочем, обычно для Норильска), проявляли искренний энтузиазм неофитов. Актеры и службы готовы были работать ночами, а зрители, подбодренные традиционным мизантропическим вступлением Лоевского о том, что “время диалога прошло”, так хотели поговорить, что нам с коллегой-критиком Аллой Шендеровой с трудом удавалось вставить слово.

Первым показал свою работу режиссер Антон Маликов. Ученик Леонида Хейфеца, он пока в основном известен по спектаклю “Я – или Бог – или никто” по “Моцарту и Сальери” А.Пушкина с Алексеем Девотченко и Петром Семаком (проект Центра имени Вс.Мейерхольда). Для норильского эскиза Маликов выбрал пьесу начинающего минского драматурга Андрея Иванова “Это все она”. Довольно успешно прозвучавшая на колядовском конкурсе “Евразия” и прошлогодней “Любимовке”, пьеса эта все же кажется чрезвычайно ученической, подражательной, вторичной и по смыслу, и по форме. Два персонажа: мать и сын. Конфликт поколений, тотальная отчужденность родных людей, материнские страхи, реальные и фантомные. Попытка развеять страхи и достучаться до единственного родного человека: в ту социальную сеть, где сын живет под именем Тауэрский ворон, мать входит под именем Тоффи. Бурный виртуальный диалог и даже роман. Тайное становится явным, и потрясенный сын выбрасывается из окошка (если верить новой драме, у современного подростка нет другого выхода в трудной ситуации). Все это было, было… И то, что монологи и реплики сына почти наполовину состоят из ненормативной лексики, тоже неоригинально (театр, правда, пригладил их, и, надо признать, ушла часть экс-прессии). Очевидно, что Антон Маликов умеет работать с пространством и современными технологиями: лица сидящих по краям сцены и практически невидимых “живьем” матери и сына транслируются на два больших экрана, а машинерия сцены (дуги с софитами) опущена к планшету, создавая зримый образ той самой Сети, где бродят материализованные Тауэрский ворон и Тоффи в средневековых костюмах. В финале машинерия вернется на свое место, и пустая сцена и пустые экраны сомкнутся в пространство трагедии. Все достаточно изобретательно, но, опять-таки, очень предсказуемо, в интонационных и пластических метаниях героев-виртуалов (Анна Шимохина и Денис Ганин) много общих мест и штампов (так в плохих ТЮЗах играют Ромео и Джульетту), Сергей Даданов (Сын) только ближе к финалу нашел нужную интонацию, слишком очевидно несовершенство драматургии. Но все (или почти все) искупает Нина Валенская в роли Матери. Актриса выдерживает крупный план большого экрана (особое испытание для театрального актера) и играет растерянность перед жизнью: материнскую, женскую, драму возраста, одиночества, непонимания. Ее героиня рождает волну сочувствия, сострадания, понимания, вызывает в памяти Аманду из “Стеклянного зверинца” Уильямса и другие образы по-настоящему большой драматургии.

В Норильской драме такие мастера всегда были и есть. Радостно заметить, что рядом с ними появилась перспективная молодежь. В эскизе “Спасти камер-юнкера Пушкина” (этот текст Михаила Хейфеца сложно назвать пьесой, скорее уж, повестью для театра), поставленном очередным режиссером Заполярного театра Тимуром Файрузовым, именно молодые актеры демонстрировали азарт и обаятельный юмор. Гремучая смесь школьной хрестоматии и Хармса, которую, собственно, и представляет из себя сочинение Хейфеца, была сыграна остроумно, но без пошлости (хотя текст временами провоцирует на это). “Спасти камер-юнкера Пушкина” – это ведь почти моноистория, монолог-воспоминание главного героя Питунина в духе монологов раннего Гришковца. О школе и армии, канувших в Лету учителях, которым было еще не все равно, любит ученик Пушкина или нет, фильме с Яковлевым и Козаковым (“Дуэль”, для сегодняшних школьников такая же старина, как и пушкинский первоисточник), первой любви, первых потерях, “лихих девяностых”, когда стало не то что не до Пушкина – не до человека. Молодой актер Степан Мамойкин – Питунин очень точно протягивает эту нить воспоминаний через все сценическое действие (финал только мог быть жестче, трагичнее), а множество образов прошлого, возникающих в его воображении, зримо являют актеры Варвара Бабаянц, Дмитрий Желнин, Рамиль Кагарманов, Иван Розинкин.

Молодой, но уже далеко не начинающий режиссер Павел Зобнин (ученик Сергея Женовача) представил эскиз по известной (и очень хорошей) пьесе Натальи Ворожбит “Демоны”. На мой взгляд, это самая интересная, наиболее состоявшаяся работа лаборатории. И колорит места и времени (малороссийского села Глыбокого, застрявшего в какой-то гоголевско-постперестроечной вечности) с его звуками и даже запахами, бытовой мистикой, ведьмами и мертвяками, более реальными, чем обычные люди (последние представлены только одним заезжим москалем, попавшим в Глыбокое, как в воронку), и наслаждение сочным текстом, и череда колоритных персонажей. Глаз не оторвать от Александра Глушкова в роли сельского экстрасенса Сергея Сергеевича с его тайным знанием о жизни – чтобы войти в контакт с астралом, его герою надо как-то по-особому зависнуть, наклонившись вбок, и вечным изумлением перед этим знанием. И юная Мария Нестрян хороша в роли деревенской собачки по кличке Масква, и Николай Каверин, играющий сразу трех ведьм, и Галина Савина, очень подходящая со своим демоническим обаянием для роли Нинки.

Последним был эскиз по драме Ярославы Пулинович “Жанна”. Над ним работал Артем Терехин (он был главным режиссером Мотыгинского районного театра, “Осенняя скука” по Николаю Некрасову, которую он там поставил, добиралась даже до Москвы. А с февраля Артем – главный режиссер Лысьвенской драмы). Вот с этим эскизом что-то не заладилось. Заболела актриса, начинавшая репетировать главную роль, срочно заменившая ее Лариса Ребрий не успела обрести необходимой уверенности, хотя, на мой взгляд, Жанна вполне ее роль. Пьеса, не “прикрытая” сильной актерской работой и режиссурой (Артем почему-то решил ее в духе очень традиционного жизнеподобного театра), продемонстрировала серьезные проблемы: скоропись, механистичность, утилитарность задачи (написать нечто для актрисы определенного возраста и опыта), предсказуемость сюжетных поворотов. В общем, не “Васса Железнова”, хотя в замысле-то явно “Васса” XXI века, и в удачных постановках по этой пьесе (в Красноярской драме, например) бизнес-леди из “Жанны” воспринимается именно как современный парафраз горьковской героини. В норильском же эскизе порадовал только один неизменно блистательный мастер – Сергей Ребрий в эпизодической роли Виталия Аркадьевича.

…Я довольно часто встречаюсь с Норильской драмой, не реже раза в сезон, но перемены в этом театре случаются еще чаще. Весной смотрел премьеры молодого главного режиссера Егора Чернышова, а сейчас – ни Егора, ни его спектаклей в репертуаре (что жаль, “Утиная охота” да и “Валентинов день” явно не выработали своего потенциала). Новый главный режиссер Заполярного театра – “беженка” из Омской драмы Анна Бабанова. Надо полагать, именно она решала, какие из эскизов лаборатории имеет смысл довести до полноценного спектакля. Хотя зрительское голосование тоже происходило (с выбором из трех вариантов: “Забыть увиденное, как страшный сон”, “Оставить как есть”, “Доработать”). Как я понял, добрые норильские зрители готовы были оставить как есть все четыре названия. Но театр остановился на работах Антона Маликова и Тимура Файрузова, оба уже приступили к “доработке”. Не знаю, почему не увлекли “Демоны”, рискну предположить, напугало то, что процесс “доработки” здесь потребовал бы гораздо больших усилий: надо переносить спектакль в иное пространство – на малой сцене ему было явно тесно, долго репетировать, отрабатывая тонкости и подробности. Но ведь и художественный потенциал эскиза был куда серьезней! Впрочем, у театра могут быть свои резоны. Дождемся премьер.