«Из истории советского театра. Страницы из дневника» Григория Хайченко (М.: ГИТИС, 2025) – книга, с которой можно знакомиться как с исследовательским, так и с образовательным интересом.
Театроведческие тексты такого жанра почти не попадают в печать, тогда как именно они нередко составляют основной массив критического наследия пишущего о театре человека. Речь о тех непосредственных заметках, что мы корябаем в своих блокнотиках в темноте зрительного зала и сразу по возвращении со спектакля.
Живые, не скованные пока никакими рамками впечатления и максимально точная фиксация мизансцен, жестов, интонаций. То, без чего сложно потом восстановить в тексте не дух, но плоть спектакля.
Нечто хрупкое, трепетное есть в этих записях, что делаются не для читателя, а для себя. Без оглядки на редактора, цензуру, всевозможные репутации и собственную «весомость». В словах, найденных второпях, вибрируют, пока еще не улеглись, первые схваченные эмоции. В такие моменты критик не судит – воспринимает. Ловит мгновения. Мгновения присутствия: запах сцены, смешивающийся с запахом фойе; раздражающие комментарии соседа, внезапный смех в третьем ряду, дрожь неуверенности в голосе актрисы – все то, что так редко оседает в рецензиях и чем наполнены страницы дневника критика.
Каждая из этих беглых заметок могла бы стать полноценной статьей или ее частью, но очарование их как раз-таки в «непричесанности». Незавершенные, несдержанные, порой логически простроенные, порой рваные, то эмоционально наполненные, то академически суховатые, иногда прорывающиеся восторгом, а иногда крайне резкие – они зеркалят сам театр. Театр во всей его лишенной ровности и гладкости природе.
Читая сегодня дневник Григория Хайченко, охватывающий 1960–1970-е и заглядывающий в начало 1980-х годов, видишь, насколько важно было критику не просто зафиксировать постановку и свои впечатления, но дать контекст. Посмотрел «Милого лжеца» во МХАТе – нужно увидеть его и в Театре имени Моссовета. Зашла речь о Вассе Серафимы Бирман – нужно увидеть и Вассу Пашенной. А современниковской версии «В день свадьбы» противопоставить версию Театра имени Ленинского комсомола. Страница за страницей дневники критика превращаются – при взгляде из нашего времени – в свидетельства профессиональной памяти эпохи.
Листая страницы, восстанавливаешь сиюминутные вспышки минувшей театральной жизни: как зритель отреагировал на ту или иную реплику или интонацию; какие фразы заболтали, а какие купировали; как в студенческой аудитории воспринималась будущая легенда Таганки – «Добрый человек из Сезуана».
В результате перед нами поразительная точность мгновенной фиксации рисунка и смысла. Часто не лишенная сарказма, всегда лаконичная и исчерпывающая («режиссер прошел где-то рядом с драмой Л.Н.Андреева, почти не соприкоснувшись с ней»). А следом – обобщение: «Очевидно, что истинно режиссерский спектакль – это всегда актерский».
Подкупает внимательный интерес к развитию отдельных театров. Например, в записях о спектаклях «Современника» всегда говорится не только о спектакле, но и отмечается его место в жизни этого театра. Так выстраивается кардиограмма театрального организма – взлеты, падения, удачи, средняя норма, провисы – пока наконец речь не заходит об «Обыкновенной истории»: «Это и есть настоящее искусство. Все остальное в “Современнике” было подготовкой, подступом к этому».
Любопытно, что из заметок порой выпадают имена актеров. И остается гадать: автор назвал каждого актера и ни одной актрисы в товстоноговских «Трех сестрах», потому что не счел достойными внимания? Или потому, что ощущения столь мощно впечатались в сознание, что не требовалось записи?..
Финальные фразы заметок почти всегда содержат в себе очень внятный, порой исчерпывающий вывод:
«Театр сделал все, что мог, из этой поэмы – фрагментарной и бессюжетной» («Пугачев» на Таганке).
«Сильный, талантливый, но жестокий спектакль – без утешительства, без розовой водички…» («Три сестры» на Малой Бронной).
«Веселая, мастерская поделка, не слишком глубокая» («Тартюф» во МХАТе).
«Какая огромная сила – пластика, как она красноречива» (гастроли Марселя Марсо в 1965 году).
Особый интерес вызывают сегодня свидетельства о премьерах 1975 года – тридцать лет Победы, целая череда «датских» спектаклей. Рассказ о них человека, прошедшего войну, способен перенастроить и нашу оптику – что виделось настоящим, а что уже тогда дышало фальшью. Такая своеобразная проверка на правду.
А еще – умение увидеть и зафиксировать актерские внешние и внутренние проявления, обязательное возвращение на премьеру ради второго состава, последовательное описание спектакля, а рядом – лаконичная формулировка смыслов. То есть в этих набросках уже сконцентрирована глубинная основа будущих рецензий, не только фактологическая.
Очень люблю, к примеру, внезапную (рядом с жестово-интонационной зарисовкой) характеристику Подколесина из эфросовской «Женитьбы»:
«Подколесин мечтает жениться, но не вдруг, а подумав, ведь шаг очень серьезный. Для него жениться почти то же самое, что для Гамлета решиться на убийство короля Клавдия. И режиссер, и актер не осуждают его за это».
Перевернула последнюю страницу книги и захотела в театр. С очередным блокнотиком. И увы, внутренней болью от корявости своего почерка, когда, открыв собственные заметки, не можешь разобрать каждое третье слово. Впрочем, вот она – сила критической увлеченности, осязаемой и заражающей даже через десятилетия: теперь каждое утро я вывожу прописные буквы в каллиграфической тетради. Не ради красоты – ради ясности. Ясности театральной фиксации. Ведь если мы перестанем «записывать театр», то начнем забывать, как он дышит. Боюсь, подобное Григорий Аркадьевич Хайченко не одобрил бы.
Анастасия ИВАНОВА
«Экран и сцена»
Октябрь 2025 года