Миф – жив

Сцена из спектакля “Спасти камер-юнкера Пушкина”. Фото Е.ЧАЩИНОЙ
Сцена из спектакля “Спасти камер-юнкера Пушкина”. Фото Е.ЧАЩИНОЙ

Отдельную нишу в репертуаре Архангельского театра драмы имени М.В.Ломоносова составили спектакли по пьесам на основе мифа – “Царь Эдип. Прозрение”, “Амфитрион” – или по мотивам мифов непосредственно. Сюда относятся недавние премьеры, зародившиеся в рамках режиссерской лаборатории “Рыбный обоз”, ее провели в августе прошлого года. У этой лаборатории была конкретная тема – мифы Древней Греции; два режиссерских эскиза вошли в репертуар: “Сказка об Одиссее” Андрея Гогуна и “Метаморфозы” Андрея Воробьева. Отчасти к мифологической линии репертуара относится и премьера главного режиссера театра Андрея Тимошенко “Спасти камер-юнкера Пушкина” по пьесе Михаила Хейфеца: и в тексте, написанном как монолог героя по фамилии Питунин, и в спектакле исследуется “наше все” А.С.Пушкин и его сущностное воздействие на судьбу отдельного “маленького человека”.

Сцена из спектакля “Сказка об Одиссее”. Фото предоставлено Архангельским театром драмы имени М.В.Ломоносова
Сцена из спектакля “Сказка об Одиссее”. Фото предоставлено Архангельским театром драмы имени М.В.Ломоносова

“Спасти камер-юнкера Пушкина” идет на основной сцене, а это пространство циклопических размеров; вернее, не на самой сцене, которая в течение всего спектакля отрезана железным занавесом, а в партере, где установлен подиум, разделяющий зрительный зал. Зрительские места между подиумом и сценой пусты и закрыты полиэтиленом. К финалу, отзываясь на нарастание драматического напряжения, полиэтилен вздувается и вызывает в памяти пушкинское: “Почернело синее море” (Андрей Тимошенко принадлежит к типу режиссеров-сценографов и по обыкновению сам оформил спектакль). В этой же зоне, куда не заходит зритель, высится большая копия аникушинского Пушкина, что установлен перед главным зданием Русского музея. Позже мы увидим, что этот памятник весь изрешечен пулями: главный герой, вспоминая эпизоды своей жизни, связанные с солнцем русской поэзии, порой стреляет в него. Тот падает, но его подымают снова. Сопоставление маленького человека и памятника тому, кто играет роковую роль в судьбе этого человека, – тема пушкинская. О своей биографии Питунин повествует нам через образ Александра Сергеича, прошивающий разные ее эпизоды и возникающий как нечто неотвратимое, тяготящее, но вместе с тем и прекрасное. Режиссер с исполнителями доносят ностальгическую тональность пьесы – хотя в спектакле много гротескного, эксцентричного. Михаил Кузьмин, играющий главную роль, демонстрирует парадокс: человек превращается в то, с чем борется – в финале в самом Питунине начинает мерцать Пушкин, и гибель главного героя рифмуется со смертью поэта.

Биография Питунина, насыщенная людьми и событиями, разыгрывается тремя актерами, не считая самого Михаила Кузьмина. Каждому из них приходится впрыгивать в несколько ролей, менять невидимые маски. Дмитрий Беляков и Иван Братушев предстают одногруппниками главного героя в детском саду, затем – теми, кто окружал Питунина в школе, институте, армии… Нине Няниковой отданы все женские роли: от мамы до учительницы и от первой любви Питунина до Натальи Гончаровой; есть, впрочем, у нее и мужская роль, продавец книг. То, что обилие персонажей разложено на минимальное количество актеров, усиливает театральность текста, задает упругий темп и усугубляет впечатление, что все эти герои условны, мы видим их словно глазами Питунина, разворачивающего перед нами свой внутренний монолог.

Сцена из спектакля “Метаморфозы”. Фото предоставлено Архангельским театром драмы имени М.В.Ломоносова
Сцена из спектакля “Метаморфозы”. Фото предоставлено Архангельским театром драмы имени М.В.Ломоносова

Два других спектакля, идущие уже на Камерной сцене, – вольная фантазия режиссеров на основе древнегреческих мифов. Петербуржец Андрей Гогун, чей спектакль “Потеря равновесия” с огромным успехом прошел в Архангельске три года назад в рамках фестиваля “Родниковое слово”, перед Новым годом выпустил “Сказку об Одиссее” (она адресована прежде всего детям), а вскоре стал штатным режиссером Архдрамы. Жанр спектакля обозначен как кулинарный сторителлинг: придя на условную кухню, три стряпухи – в исполнении Татьяны Боченковой, Наталии Латухиной и Кристины Ходарцевич, – стоя за большим столом, своими словами рассказывают залу историю долгого возвращения Одиссея на Итаку. В ход идут свежие овощи, которые актрисы режут и складывают из них персонажей, кухонная утварь, бытовая техника. “Спецэффекты” просты, но весьма выразительны: вентилятор, скрытый под столом и в нужное время включаемый, становится коробкой Эола, где хранятся ветры. Сценограф спектакля Андрей Тимошенко объединил вещи нашего времени с исконными предметами русского быта вроде чайной бабы (опускающейся на самовар), которая оказывается Цирцеей. В спектакле к тому же много вязаных вещей – одноглазые головы циклопов, шапка-сова Афины, борода Посейдона, – в какой-то момент даже кажется, что эти три женщины не поварихи, а мойры, в чьих руках находятся судьбы человеческие. Главный вопрос к спектаклю: почему “тети” (точнее, они обозначены в программке как “Мама”, “Тетя” и “Доча”) начинают рассказывать об Одиссее? Но спектакль этот столь контактный и обаятельный, что ему легко прощаешь шероховатости нарративной конструкции. Актрисы чутко откликаются на реакции зала и явно получают удовольствие от пребывания на сцене.

Актер и режиссер Андрей Воробьев, поставивший “Мета-морфозы”, служит в Моло-дежном театре Алтая имени В.С.Золотухина, до этого несколько лет работал у Сергея Федотова в Пермском театре “У Моста”, но его легкий и поэтичный спектакль не имеет ничего общего с федотовской эстетикой, укорененной в земном. Мы видим двух парней и двух девушек – артистов абстрактной труппы вне времени: белые маски с отсылкой к древнегреческому театру сменяют маски-клювы родом из комедии дель арте. Прочитав почему-то строки из “Песни песней”, артисты представляют нам две истории любви, замешанные на теме подземного царства. Сначала – о том, как Аид – Иван Братушев похитил Персефону – Екатерину Зеленину (пермячка, ученица Федотова, она, кстати, тоже играла в театре “У Моста”), а Деметра – Нина Няникова искала свою дочь, но подземному богу удалось узаконить похищение. Дело, впрочем, не только в этом: сама композиция “выговаривает”, что Персефона-таки прониклась чувствами к мужу. Другой вопрос, что эта история любви лишь обозначена и не особо ощутима в актерском исполнении. Далее – Орфей спускается в ад: герой Михаила Кузьмина предстает перед подземными богами, чтобы вызволить Эвридику – Няникову. Возможно, режиссер задумывал более острый монтаж двух сюжетов – чтобы первый давал энергию второму, чтобы отношения одной пары отражались в другой, но опять же замысел не проявлен через актеров. Остается непонятным, почему Аид с Персефоной решили отпустить Эвридику, ведь возможности продемонстрировать свой музыкальный (или какой-либо другой) талант режиссер Орфею не дал. Но с визуальной стороны этот аскетичный, нарочито блеклый спектакль выразителен, актеры порой становятся к стене, принимая скульптурные позы и обретая сходство с горельефами.

Локация в каждом из этих спектаклей отдалена от местной географии: в “Спасти камер-юнкера Пушкина” принципиально важна мифология Петербурга-Ленинграда, средиземноморский маршрут Одиссея вроде бы тоже не имеет отношения к русскому северу, как и царство Аида. Однако по тональности, колориту, а иногда и прямым вкраплениям северной культуры (как у Андрея Гогуна) эти спектакли все равно сближают мифы с архангельскими реалиями. И мы наблюдаем извечный механизм мифа: он дает опору, энергию, позволяя узнать в очень далеком нечто сугубо свое.

Евгений АВРАМЕНКО

«Экран и сцена»
№ 9 за 2021 год.