В своей фейсбучной хронике Римма Павловна Кречетова запечатлена в чаплиновском котелке, сдвинутом на бок. Взгляд насмешливый. Так она представляет себе автопортрет. Те, кто знает Р.П., подтвердят: с годами она нисколько не меняется, не теряет самоиронии, постоянно над собой подтрунивает. Груз лет – это не про нее. Всегда занята, всегда должна (издательства, журналы терпеливо ждут ее текстов). И это понятно. Никто как она не сумел определить, описать, осмыслить историю Театра на Таганке (вспомним книгу Риммы Павловны “Трое: Любимов, Боровский, Высоцкий”, АСТ, 2005), рассказать о личности, методе, спектаклях А.В.Эфроса – если кто пропустил, советуем прочитать ее статью о режиссере в сборнике “Живая коллекция” (ГЦТМ имени А.А.Бахрушина, 2015). Менее всего Р.П. похожа на кабинетного ученого, она в любой момент бросит на время рукопись и полетит в Сибирь, на Урал и Кавказ (весь список приводить не будем), чтобы обсуждать спектакли на труппе, руководить семинаром драматургов. Эксперт и член жюри “Золотой Маски” Римма Павловна всегда удивляла коллег своим молодым азартом, конструктивными предложениями. Никогда наш юбиляр не боялся вступать в полемику (помню, как дружно набросились на нее актеры за острую статью в журнале “Театр” под названием “Шагреневая кожа”). Она остроумно отвечала М.А.Захарову на его “переход на личности” (мэтр режиссуры был обижен на “Золотую Маску” и свой гнев обрушил на Р.П. как эксперта). Письмо Марку Захарову было напечатано в “Экране и сцене”. Римма Павловна с нами с первых дней существования газеты. У нас публиковались главы из будущего бестселлера “Станиславский”, позже изданного в серии ЖЗЛ, – одной из лучших книг по истории театра, увлекательного романа-исследования о К.С. В последнее время Р.П. увлеклась чтением лекций. Одну из них “Станиславский в меняющемся мире” она закончила так: “Практически не случалось, чтобы театральная личность столь долго была бы уважаема мировой театральной общественностью. Когда вы будете создавать свой театр, учитывайте, что был Станиславский… Хороший из меня адвокат?”

“ЭС” сердечно поздравляет Римму Павловну с юбилеем и дает слово коллегам по критическому и товарищам по драматургическому цеху.

Вадим ГАЕВСКИЙ

Амазонка

Забыв о собственном почтенном возрасте, я удивился предстоящему юбилею Риммы Павловны Кречетовой, которую всегда помню юной, предприимчивой и независимой, как и подобает образцовому представителю нашего общего цеха. Мы оба учились на театроведческом факультете ГИТИСа, я – на два года старше. Однажды я услышал от общего нашего учителя Георгия Нерсесовича Бояджиева, что на его курсе появилась способнейшая студентка, пишущая очень глубокие статьи. Чрезвычайно способную глубокомысленную студентку я вскоре увидел спускающейся по узкой лестнице, сидя на перилах и не придерживаясь руками, похожую на озорную проказницу и на амазонку, скачущую на коне. Была ли она в самом деле лошадницей, не знаю, но хочется думать, что я не ошибся. Близко я с ней так и не познакомился, но с удовлетворением узнавал, что она стала близким человеком Театру на Таганке, написала первоклассные тексты о Давиде Боровском, выпустив не одно исследование о нем. Затем случилось непредвиденное: известные актеры стали уходить от Юрия Любимова, за ними последовал и глубоко оскорбленный Давид Боровский, а вскоре и Римма Павловна порвала с любимым театром, изменившимся и изменившим себе, – такое иногда происходит в нашей профессиональной жизни. Риммой в театре дорожили, но она не простила измены и ушла, а точнее, сказочно уехала на сказочном коне, сохранив и профессиональное достоинство театрального критика, и природную грацию амазонки.

Дмитрий РОДИОНОВ

Безусловный авторитет

Римма Павловна Кречетова – человек, обладающий громадными, фантастическими талантами, говорить о ней и сложно, и приятно. Общение с Риммой Павловной – колоссальная радость и удовольствие. До ее прихода в Бахрушинский музей, в Мастерскую Давида Боровского, нам не приходилось сталкиваться, но я много знал о ней как о критике, читал ее статьи в “Советской культуре” и “Театральной жизни”, где она очень плодотворно работала. Ее авторитет безусловен. Римма Павловна не декларирует, но осуществляет в своей профессии высокую миссию. Анализируя, осмысляя спектакль, она всегда остается мудрым философом, помогающим и творцам, и зрителям лучше понять друг друга. Сегодня это редкость – объективный, широкий взгляд на театр в целом.

Римма Павловна многое открыла читающей публике своими работами об истории Театра на Таганке. Удивительна ее книга о Станиславском, ставшая грандиозным событием не только для театрального сообщества. В ней Станиславский предстает в нетрафаретном, несусальном, и подчас неожиданном осмыслении – живым, полнокровным человеком, прожившим весьма драматическую жизнь. Статьи Риммы Павловны ждешь, они всегда внутренне эмоциональны и при этом объективны. Суть ее творчества – стремление рассказать о живом, настоящем театре. Истоки этой влюбленности Риммы Павловны в живой театр открылись, когда несколько лет назад в “Экране и сцене” была опубликована статья с ее воспоминаниями об иркутском детстве, о том впечатлении, которое на нее произвело выступление Сурена Кочаряна перед подростковой аудиторией, совершенно не настроенной на то, что ей предстояло увидеть на сцене, и как актер своим шепотом заставил детей слушать себя. Вот этот контакт актера и публики – единственно важное, что есть в театре. Размышления Р.П. о том, что это важное уходит из современного театра, мне кажутся очень близкими.

Лет десять назад неожиданно узнал, что Римма Павловна увлечена питерской группой Billy’s Band, и мы вместе с ней пошли в клуб Б2. Я открыл для себя удивительный музыкальный ансамбль, очень театральный по своей сути. Ребята из команды Билли Новика ни на кого не похожи, они обладают прекрасным музыкальным вкусом и замечательным умением общаться с публикой. Для меня этот поход в клуб стал откровением, а Римма Павловна предстала в совершенно новом качестве как тонкий знаток веяний современной музыки.

Необыкновенно притягательна жизненная энергия Кречетовой. Сегодня она в Рязани, завтра в Саратове, послезавтра в Нижневартовске. И далее по всей стране. Удивительна ее страсть к познанию мира и людей.

Для меня – это пример, как выстраивать свою жизнь, опираясь на главное – любовь к живому театру. При всем при том Римма Павловна – удивительно скромный человек. Никогда в общении с ней не возникает чувство дискомфорта, опасение, что ты не так мыслишь, чего-то не знаешь. Есть взаимопонимание, общее восприятие жизни и людей. Уважение к тому, с кем она разговаривает, бережное, тонкое отношение к собеседнику – редчайшее сегодня качество.

Лекции, семинары, которые Римма Павловна проводит в Музее Бахрушина, неизменно очень привлекательны для аудитории, профессиональной или непрофессиональной. Потому что это всегда диалог.

Мы должны быть счастливы, что в нашем мире есть Римма Павловна. Она помогает нам найти пути проникновения театра в жизнь и жизни в театр. Дай Бог ей сил, чтобы по-прежнему наставлять нас на дороге поисков и открытий настоящего искусства.

Евгений АВРАМЕНКО

Акростих в прозе

Да, у Риммы Павловны такой солидный юбилей, но она – самый молодой критик (для меня так).

Она – это открытость новому, чувство свободы, легкость, свежесть восприятия, а еще жизнелюбие, конечно.

Римма Павловна считает, что критик должен быть, как кот, который гуляет сам по себе; и всей своей жизнью она этому соответствует.

Она существует в профессии отдельно, независимо, не примыкая ни к кому, и это особо примечательно сегодня, когда, казалось бы, критическое сообщество безвозвратно разделено на партии, группы, кружки и ячейки; она демократична со всеми, не теряя, конечно, своей внутренней константы.

Гурман – да, это про Римму Павловну: когда сидишь с ней в каком-нибудь ресторанчике или кафе, ты тоже чувствуешь радость от вкусной еды, хорошего напитка, радость открытия доселе неизведанного блюда, да и вообще чувствуешь, что “жизнь для жизни нам дана”.

А когда я как-то попросил Римму Павловну (смотря снизу вверх, как начинающий критик – на критика маститого) прочесть одну мою рецензию перед тем, как я отправил бы ее в редакцию журнала, Римма Павловна сказала, мол, конечно, я прочту, но пусть это будет первый и последний раз; Женя, вы должны верить себе и ни с кем не советоваться до того, как отправите текст, а дальше вы уже имеете дело с редактором.

Я растерянно кивнул, а Римма Павловна, прочтя рецензию, сказала, что все нормально, у нее есть кое-какие замечания, но она не станет их озвучивать, текст можно отправлять; я с тех пор следую правилу, которое мне озвучила Р.П., и это поддерживает веру в себя, помогая держаться в профессии.

Римма Павловна приносит удачу!

Интуиция – вот, мне кажется, что отличает Кречетову как критика и пробуждается в тебе при общении с ней; все лучшее пишется, когда ты доверяешь своей интуиции, – это я вынес из разговоров с Риммой Павловной.

Меньше всего Римме Павловне свойственны академизм и иерархичность мышления; я обожаю слушать ее публичные разборы спектаклей, потому что это всегда взгляд на жизнь, понимание ее новых граней; и это неожиданный ход мыслей, а не монолог по готовому рецепту: сначала про пьесу, потом про режиссера, потом идем по ролям как “по образАм”…

Мне Римма Павловна когда-то очень интересно говорила про войлочное сознание, свойственное молодому поколению: это как раз отсутствие иерархичности, жесткой структурности и линейности мышления ради принципа “все переплетено со всем”.

А люди старших поколений не понимают этого, – говорила тогда Римма Павловна, – и ожидают от молодых линейности восприятия, упрекают их в необразованности, элементарном незнании, например, дат, какой-нибудь последовательности войн или императоров, но если и я уже не помню этого, молодым-то зачем этим себе голову забивать? – у них по-другому работает мозг.

Почему Римма Павловна, театровед по образованию, в свое время выступила как режиссер? – между прочим, задолго до того, как ситуация критика, пробующего себя в режиссуре, стала чуть ли не тенденцией.

А дело в желании попробовать себя в новом и изведать то, что лежит за границами привычного, я так думаю (и кстати, я знаю, что зрители, видевшие те эстонские спектакли Кречетовой, “Гамлета” в том числе, до сих пор их вспоминают).

Воображение, как я понимаю, очень помогало Римме Павловне в режиссерской профессии, которой она не училась; мне запомнился ее рассказ о том, как она решила сценографию к своему спектаклю. Р.П. просто сказала себе: “Так, я – Боровский”, – и уже исходя из этого стала думать, как бы выразительней и лаконичней распорядиться пространством сцены.

Логично, что когда мне, театральному критику, неожиданно предложили поставить спектакль в Ханты-Мансийском театре обско-угорских народов “Солнце” (любой материал, какой хочу), я, еще колеблясь, позвонил именно Римме Павловне.

Она обрадовалась, сказала, чтобы я соглашался, не раздумывая, это же такой бесценный опыт, критик должен через это пройти!

В ответ я обещал, что сделаю все возможное, чтобы Римма Павловна смогла прилететь на премьеру; к тому же я припоминал, что молодость Р.П. как-то связана с той северной землей – древней, шаманской, источающей особую – первозданную – энергию.

На премьеру Римма Павловна в самом деле прилетела, причем в администрации театра, еще заказывая авиабилеты, осторожно спросили, действительно ли я уверен в том, что человек в таком возрасте выдержит такие перелеты (“ведь под 90 лет!”).

А когда они узрели Римму Павловну, то не могли поверить в то, что это она, настолько “приглашенный критик” не соответствовал своему паспортному возрасту.

Лояльность и человечность – эти качества Риммы Павловны я ощутил, когда она говорила со мной об увиденном; не то чтобы это было обсуждение на труппе, но актеры краем уха слышали наш разговор, и тут я уже с другой точки зрения увидел Кречетову-критика (оказавшись в шкуре режиссера, а не младшего коллеги), оценил ее тактичность, тонкость, мудрость.

Южноамериканскую драматургию (“Орфей спускается в ад” Теннесси Уильямса) я попытался поставить через культуру малочисленных коренных народов севера, это было интересно в замысле, но что касается инструментария для его воплощения…

Больше полугода прошло, и я решил поступать в режиссерскую магистратуру; нужна была чья-то рекомендация, кто видел твой “режопыт”, конечно, я обратился к Римме Павловне, она написала отзыв, я поступил. Говорю же, она приносит удачу.

Любимая и прекрасная Римма Павловна, с юбилеем!

Юбилей, оно дело такое – серьезное, – но в эти две цифры не верится, Вы – самый молодой критик (для меня так).

Николай КОЛЯДА

Она всегда говорит правду

Надо написать о ней коротко и емко, как всегда просила меня Римма Павловна, а я снова и снова: “мыслию по древу” – то про одно напишу, вспомню, сотру и снова пишу о ней.

Начал рыться в старых бумагах (я все сохраняю) – нашел ее рецензии на мои первые и всякие другие пьесы, и везде она мне писала тогда сурово: “Очень многословно!”.

Я засел сегодня возле своего архива, начал перебирать эти старые бумаги и подумал: все-таки надо хранить. В суматохе – все забывается. А тут вдруг перебираю бумажки и смеюсь, и думаю: как плохо прекрасно мы жили.

На желтых листочках (и бумаги-то хорошей не было) отпечатаны на машинке ее рецензии на мои пьесы.

Я давай читать, и вдруг все перед глазами.

И наша первая встреча на лаборатории драматургов (тогда еще был СССР) в Новосибирске – придумала эту лабораторию Светлана Романовна Терентьева. Тогда же я познакомился и с Зиновием Яковлевичем Корогодским, и с Александром Анатольевичем Кориным, и с Владимиром Арро, и с Леонидом Жуховицким, и со многими другими прекрасными людьми, которые так помогли мне в жизни.

И вот их записи, письма ко мне, а еще рецензии Риммы Павловны – как начал перечитывать, смеяться и плакать… Божечки мой!

Это было в другом мире, в другой жизни, вот оно, наше – “Убегающее пространство”. Вот оно – наше прекрасное “пространство”, в котором мы жили и в котором нас учили любить театр так, как любили эти люди. Какое же оно огромное – это пространство неба нашего, космоса, наше прошлое, какое оно великое и прекрасное.

Как я злился, помню, когда получал от Кречетовой рецензии, где она снова и снова меня укоряла в том или в ином, указывала на ошибки, просила прислушаться. А я-то ведь ждал, чтобы она меня хвалила и все, и более – ничего!

Перечитываю ее рецензии – Бог мой, как же она права была! И почему я, в усердной любви к себе и к своему “великому творчеству”, не сделал так, как она просила?! Ведь можно было стольких ошибок избежать потом. Не знаю. Ума не было. “Если бы молодость знала…”

У нее поразительный нюх. Она знает, что театру пригодится, а что – нет. Она всегда была жесткой, но не жестокой. От нее я всегда слышал не окрик, а добрый совет. Она не сюсюкала никогда ни с кем, а говорила и говорит правду.

С юбилеем, Римма Павловна! Дай Бог нам всем дожить до ваших лет и при этом остаться в таком же здравом уме, в каком вы сейчас! Я очень люблю Вас и очень благодарен вам за все! Не болейте!

Всегда Ваш Николай Коляда

P.S. Не сдержался и отсканировал несколько ваших рецензий.

Вы и не помните их, Римма Павловна. А я вот храню. Спасибо.

Алексей СЛАПОВСКИЙ

Театр для двоих

Я, следуя завету Пастернака, не завожу архива и над рукописями не трясусь. Но есть папка, которая хранится тридцать с лишним лет. С надписью: “Р.П.Кречетова”.

Это рецензии на мои пьесы, которые Римма Павловна писала для тогдашнего Минкульта, для Светланы Романовны Терентьевой (светлая ей память – она была, конечно, советским, социалистическим человеком, но пригрела, обласкала и дала путевку в театральную жизнь).

В рецензиях Римма Павловна подробно разбирала мои тексты. Многих из них уже нет: рукописи, возможно, не горят, но распрекрасно выкидываются, если они существуют в машинописном виде. Пусть там три и даже пять экземпляров: в му-

сорном ведре, поганом, как говаривали у нас в Саратове, где я тогда жил (в Саратове, не в ведре) – места много.

А выкидывал я их часто именно после беспощадных разборов. Бережно оставляя те, о которых сказано было что-то доброе.

Потом и сам наловчился это делать, без подсказки. Как говорят сейчас – фильтровать.

Главное, чему учила Римма Павловна: не зацикливаться на том, чтобы написать “правильную” пьесу. О людях надо думать. О героях. Будут сильные герои – будет сильная драма. И не так уж важно, как написана пьеса.

Но я хотел успеха. Я хотел постановок. Я упорно пытался писать правильные пьесы. Но и экспериментировал. И о людях думал, о героях. Созрев, продвинулся – чтобы и правильно, и сильно. Соединял алгебру с гармонией. Как уж получилось, не мне судить. Два десятка спектаклей идет по стране, спасибо, по нашим временам весьма неплохо.

Прошла почти эпоха, мы теперь с Риммой Павловной руководим семинаром “Авторская сцена”. На обсуждениях пьес новоявленных драматургов то и дело схватываемся, я отстаиваю алгебру, считая, что без нее нет гармонии, она держится за гармонию, полагая, что без нее не выручит никакая алгебра. Она молодо троллит меня, я бешусь ярым ретроградом. Публика довольна. Это тоже театр, мы оба от его плоти и крови, оба на самом деле хотим, чтобы театральное небо было в алмазах. Но при этом если и игра, то всерьез – мы оба понимаем, что надо цеплять по живому, иначе нет конфликта, нет правды, нет жизни.

Я мало кому так благодарен в своей театральной судьбе. Мудрая, смелая, беспощадная и милосердная, хулиганская Риммочка Павловна. Уникальный человек. Люблю.

Елена ИСАЕВА

Куда жить

То, что есть Римма Павловна, обнадеживает нас всех и показывает – куда жить. Туда – где ясный ум, мышление, гораздо более креативное и неожиданное, чем у многих молодых людей, чудесный мудрый юмор, никого не обижающий и всех поддерживающий, бесконечное обаяние, бесстрашие суждений, опыт, позволяющий видеть и чувствовать так, как мы еще не умеем. Какое счастье, что у нас есть наши старшие, которыми можно восхищаться, у которых можно учиться, которых легко и радостно любить!

Маргарита КАДАЦКАЯ

Давайте хулиганить

Начала сочинять поздравление Римме Павловне и сразу испугалась. Что написать? Мы ведь так недавно и так мало знакомы. Я принялась считать театральные эпохи, в которые ей довелось работать, представлять гениев, с которыми ей посчастливилось общаться, вспоминать шедевры, о которых ей суждено было рассказать первой. И испугалась окончательно.

В общем, в итоге, я решила рассказать о “своей” Римме Павловне. Той, которую знаю только я.

Итак, 2018 год, драматургический съезд в Сочи. Римма Павловна катит небольшой чемодан на колесиках. Мой коллега, Леша Зайцев, вежливый молодой человек, предлагает помочь – донести багаж до дверей санатория. На что Римма Павловна с улыбкой отвечает: “Леша, когда я не смогу возить чемоданы, я просто перестану куда-либо ездить”. И гордо шествует дальше. С маленьким чемоданчиком позади.

Я тогда подумала: “Ух, какая женщина! Покажет она нам еще”.

И она показала. В следующую неделю мы узнали, что Римма Павловна обожает все самые скандальные постановки, ходит на рок-концерты и очень расстраивается, когда мы отказываемся “хулиганить” в своих текстах.

“Ну, когда же мы начнем хулиганить!” – справедливо сокрушалась она.

В общем, на фоне Риммы Павловны, мы, 20-ти и 30-летние, казались замшелыми и унылыми стариками.

А как она умеет спорить!..

Потом уже, гораздо позже, я узнала о биографии Риммы Павловны. И долго не могла понять: как человек, переживший столько огня и железа, сохранил такое детское отношение к жизни. Такое любопытство ко всему новому, необычному, нестандартному. Такую любовь к театру – глобальному и нашему, маленькому. Какое нужно мужество, чтобы вопреки людоедскому XX веку, остаться ребенком.

Дорогая наша Римма Павловна! Дорогой наш “хулиган”! Позвольте поздравить вас с юбилеем! Оставайтесь такой же молодой! Время – это не про вас. Время придумано для других людей. Для вас – ворох приключений, сумасшедших постановок и крутых встреч!

И пусть у вас всегда будут силы катить ваш маленький чемоданчик.

Любим очень-очень.

Жанар КУСАИНОВА

Дорогая Римма Павловна!

Желаю вам доброго здоровья!

Спасибо вам за ваше тонкое редакторское чутье, внимательное отношение к авторам.

Вы навсегда лучший друг всех российских драматургов.

Игорь ВИТРЕНКО

Пост-подросток

Римма Павловна!

Я практически не знаю Вас. И невероятно рад, что все же с Вами знаком.

Я очень люблю подростков и пост-

подростков. Мне кажется, самый продуктивный возраст для развития и взятия новых вершин – это от 14 до 21 года. Потом большинство людей взрослеют, грузнеют, становятся печальными и типа умными. Они теряют свежесть мысли, меняют ее на развитие профессиональных навыков. Но исключения, конечно, есть. И вы, Римма Павловна, как раз из таких исключений.

Живая, ищущая, высказывающая неординарные идеи, заставляющая смотреть на мир под новым углом.

Красота и счастье от общения с Вами.

Ура!!

Сергей ДАВЫДОВ

Любить людей

Вы, Римма Павловна, человек удивительного свойства. Вы, как мне кажется, обладаете неподдельным интересом к людям. Он не имеет ничего общего с корыстью или хладнокровием ученого, изучающего поведение подопытного.

Наоборот, ваше любопытство милосердно. Я помню, как на одной лаборатории мы обсуждали пьесы молодых авторов, и часто самим же авторам было стыдно за, казалось бы, неудавшиеся тексты. И вот, когда мы прятали глаза, боясь сказать, что автор написал откровенную лажу, вы вставали и говорили так по-хулигански: а мне нравится! И как-то парадоксально так находили в ошибках – преимущества, в удачных моментах – надежду. Вы, наверное, просто любите людей, раз так к ним внимательны. А любовь, как известно, самая дорогая и редкая валюта. Я вообще считаю, что по-настоящему мудрые люди всегда, всегда любят людей.

С днем рождения, дорогая Римма Павловна. Поскорее бы снова увидеться. Обнимаю вас крепко. Хочу болтать об искусстве и шутить шутки.

«Экран и сцена»
27 августа 2020 года