Вячеслав СОРОКИН: «Как славно и мучительно мы работали»

Галина Бокашевская и Сергей Юшкевич в фильме “Тоталитарный роман”

Галина Бокашевская и Сергей Юшкевич в фильме “Тоталитарный роман”

Мы отмечаем двойной юбилей: 75-летие режиссера Вячеслава Сорокина (“Жил-был доктор”, “Плата за проезд”, “Соблазн”, сериал “Убойная сила”) и 20-летие его фильма “Тоталитарный роман” (премия кинокритиков “Золотой овен” за лучший сценарий – Марине Мареевой; Гран-при “Киношока” и приз за лучшую женскую роль Галине Бокашевской; приз жюри кинематографистов Вячеславу Сорокину на МКФ “Листопад “ в Минске).

Слово самому режиссеру (фрагмент из интервью Татьяны Муштаковой) и критикам, которые обсуждали фильм. Время действия в нем – 1968-й. Снят в 1998-м. Многое было другим. И само кино было другое. “Тоталитарный роман” вернул нас в не столь далекое прошлое, в конец 60-х, и мы взглянули на него из другого времени.

– Вячеслав Алексеевич, ваш “Тоталитарный роман” в свое время поразил чувством ушедшего времени. Мы увидели новую актрису – Галину Бокашевскую и нового актера – Сергея Юшкевича, сегодня одного из ведущих артистов театра “Современник”.

Кинокритик Сергей Лаврентьев в сборнике “90-е. Кино, которое мы потеряли” писал о сценарии Марины Мареевой: “…у наших детей появилась возможность понять главное, почувствовать страну, в которой выпало жить их отцам”, а режиссер Сорокин “поставил фильм о Большой Любви, загубленной Большой Страной”. И еще: “Галина Бокашевская исполнила в “Тоталитарном романе” лучшую женскую роль российского кино девяностых”.

– Как славно, азартно и мучительно мы работали! Тогда я уже открыл свою студию “АКВ” (“Аудио-Кино-Видео”). Запустился с “Тоталитарным романом” в 1994 году. Его снимал блестящий оператор Сергей Астахов. Это была самая сложная работа, поскольку мы восстанавливали ушедшее время. Работали четыре с половиной года. История такова. Мой друг Александр Муратов сообщил мне, что прочитал сценарий, опубликованный в журнале “Молодая гвардия”, что история именно для меня.

Прочитал я его единым духом, сценарий мне чрезвычайно понравился, и я стал разыскивать автора, Марину Марееву.

Госкино легко согласилось с проектом, но в отечество пришли тяжкие времена. Деньги давали время от времени, непрерывного съемочного процесса не получалось, мне было страшно и стыдно, что я завалю “Роман”. Пришлось прерваться на полгода. А то и больше, потом снова начинать.

Когда идешь от одного съемочного дня к другому, группа разогревается, становится единым художественным организмом. А так… Перерывы, разрывы. Могли быть явные “швы” раздельно снятого материала. Счастье, что это нас миновало. Но мы ведь и старались, чтобы не порвалось дыхание всей истории.

Потом я выходил перед показами к зрителям и говорил, что значило для меня, для нас, кто с такой надеждой и жаждой следил за попыткой в Праге построить “социализм с человеческим лицом”, вторжение советских войск в несравненную Прагу. Страстность всех этих драматических событий, хрупкость человеческой жизни, ломки судеб – все завязалось в этом узле.

Я пережил все эти события тогда вместе с друзьями и знал, собираясь снимать фильм, на что иду. Снимались замечательные актеры Галя Бокашевская, Сережа Юшкевич, Саша Лыков, не говоря об остальных, практически за копейки. По тем меркам их съемочный день стоил всего пятьдесят долларов. Благодарю их всех за это.

Помимо трудностей, было и несчастье. Я утвердил на одну из главных ролей в “Тоталитарном романе” актера петербургского Малого драматического театра – Театра Европы Николая Павлова. Дивный актер, с внутренним душевным светом и сердечностью. Увидел его в 1992-м, в экранизации рассказа Сергея Залыгина “На Иртыше” по заказу французского телевидения, познакомился с ним.

Помню, в шумном учебном спектакле “Ах, эти звезды!” на курсе Аркадия Исааковича Кацмана и Льва Додина он ошеломительно, драматично имитировал Леонида Утесова. Незабываемо! И вот, после начала съемок Коли не стало, сердце остановилось… Большая потеря для театра и кино.

После такого долгого труда и надежд все преодолеть – признание фильма и его победы на “Киношоке” и других фестивалях стали для нас настоящей наградой. Конечно, мне было лестно прочитать рецензию Сергея Лаврентьева в книге “Кино, которое мы потеряли”. Но грусть не оставляла, у фильма так и не было полнокровного проката. Не до кино. 1998 год, жуткий обвал рубля, судеб, последствия…

Когда наступила безработица, меня спасло телевидение. Я очень признателен за протянутую руку Анатолию Максимову и Первому каналу – надеюсь, не подвел. Снял в их производстве шесть серий “Убойной силы”, “Подозрение” с Евгенией Добровольской.

Очень интересно было работать на сериале “Потерявшие солнце” с оператором Виктором Новожиловым, который не отпускает от себя и сохраняет изобразительный язык кино в формате кино телевизионного. Рад, что встретился на этом проекте с редким по таланту, выразительным актером Андреем Смоляковым.

Вспомнил название пьесы Уильяма Сарояна – “Эй, кто-нибудь!” Название, и впрямь подходящее, поскольку речь там идет об отброшенности таланта человеческой души и сердца.

Сергей ЛАВРЕНТЬЕВ. “ОСЕНЬ ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМОГО”

Когда-то, давным-давно, году этак в 1979-м, шли мы с другом из Всесоюзного государственного ордена Трудового Красного Знамени института кинематографии в общежитие означенного вуза. И, разумеется, вели антисоветские разговоры.

“Как ты думаешь, почему во всем мире люди ненавидят фашизм?” – спросил друг и сам же ответил: – Потому что, благодаря кинематографу, у всех в сознании отпечатан визуальный образ этого явления как абсолютного зла. Античеловечность же сталинизма в кино, практически, не отражена. Отдельные попытки в соцстранах и на Западе не очерчивают общую картину ввиду полного отсутствия обличительных лент в СССР. Поэтому при разговоре об ужасах “культа личности” считается хорошим тоном отмечать и отдельные положительные тенденции в развитии страны. С одной стороны – с другой стороны…”

Говоря о сталинизме, мы желали лишь свободного обсуждения этого исторического, как нам тогда казалось, феномена. И в горячечном бреду не могло привидеться на исходе семидесятых, что через десяток лет Сталина примутся обличать все, кому не лень, а затем и само “первое в мире государство рабочих и крестьян” прикажет долго жить.

В славные перестроечные годы советское кино раскрепостилось. Табу были сняты. Но – странное дело – воистину антисоветских картин так, практически, и не появилось. Критиковались отдельные проявления, некоторые одиозные личности, включая самого Иосифа Виссарионовича, но целостной, высокохудожественной критики системы не было.

Когда же в киноиндустрию пришел рынок и количество фильмов возросло до трехсот в год, к тем, кто продолжал разговоры о критике советизма вообще и сталинизма в частности, стали относиться, как к городским сумасшедшим. А потом киноиндустрия рухнула. Исчез прокат, народ прильнул к пиратским видеозаписям, и многим стало казаться, что кинематограф вообще испарился из нашей духовной жизни.

В этой обстановке и появилась тихая и очень талантливая антисоветская картина, которая удивила и растрогала, порадовала и ввергла в невеселые раздумья.

Осень 1968 года. В небольшой провинциальный городок из столицы приезжает парень. Формально – чтобы навестить тетку. На самом деле, он скрывается в глуши от репрессий за участие в одной из акций протеста против ввода советских войск в Чехословакию. В кинотеатре парень знакомится с девушкой. Она – поклонница Татьяны Дорониной и советская активистка.

Начинается любовь, по мере развития которой в юном диссиденте обнаруживается просто слабый мальчишка, взваливший на свои хрупкие плечи непосильную ношу, а девушка оказывается настоящей героиней. Любовь открывает ей глаза. Неприятности на работе, карьерный крах, пристальное внимание гэбистов – она выдержит все. А когда любимый ее бросит – наступит смерть. Не физическая – врачи спасут несчастную – нравственная. Даже внешне переменится бывшая правоверная гражданка Страны Советов. Станет какой-то маленькой, черненькой, скукожившейся, безразличной. И лишь услышав битловскую “Мишель”, остановится и станет плакат. Его любимая песня.

Марина Мареева написала сценарий “Тоталитарного романа” так тонко, так трепетно, с таким чувством тогдашней советской жизни, что мои сверстники могли бы воспринять ленту как биографию поколения, а у наших детей появилась возможность понять главное, почувствовать страну, в которой выпало жить их отцам.

Вячеслав Сорокин воплотил мареевский сценарий мягко и интеллигентно. Он поставил фильм о Большой Любви, загубленной Большой Страной. Он показал Любовь. Он показал Страну. Он предложил нам подумать – мог ли у такой любви в такой стране быть иной финал? Он заставил зрительское сердце сжаться от боли и тоски – не мог!

Галина Бокашевская исполнила в “Тоталитарном романе”, безусловно, лучшую женскую роль российского кино девяностых. Выдающиеся профессиональные качества актрисы, ее умение тонко чувствовать образ и наполнять его жизненной энергией подарили нам экранный характер удивительной силы и заставили еще раз убедиться в женской сущности России, способной менять жизненные установки в зависимости от того, кем она в данный момент очарована.

Фильм появился на исходе 1998 года. Массового зрительского успеха не было. Профессионального, в общем, тоже. Даже Карловы Вары не взяли ленту в конкурс, а представили в параллельной программе. “Почему? – пытал я знатную “ревизионистку” Галину Копаневу. – Неужели не понравилось?..” В России было несколько призов на неглавных фестивалях и конкурсах.

Тому, безусловно, есть фактическое объяснение. В год появления картины кинопрокат только начал возрождаться. Люди вновь приучались приходить в кино – но только на американские блокбастеры.

Однако вспомним еще раз студенческое вольнодумство, которому четверть века назад предавался автор этих строк.

Словесный образ СССР как Империи Зла был создан Рональдом Рейганом в начале восьмидесятых. На язык визуальный он так и не был переведен ни во время, ни после крушения этой самой Империи.

Это должны были сделать лишь отечественные кинематографисты. Но они этого сделать не смогли! Вот в чем трагедия.

Классический фашизм скончался в возрасте двенадцати лет. Красное знамя коммунизма реяло над нашей страной 73 с половиной года. Выросло два поколения людей, ничего, кроме коммунизма, не знающих и не понимающих, как можно жить иначе. В конце девяностых российские массы стали жить не лучше, а хуже, чем в конце шестидесятых. Тогда, во всяком случае, они не знали, как живется за “железным занавесом” и довольствовались тем минимумом, что еще могла предоставить им номенклатура.

Фильм с названием “Тоталитарный роман” появился, когда слово “демократия” стало у нас ругательным. И даже если бы прокат функционировал нормально, очереди у касс не выстроились бы.

– Какой еще шестьдесят восьмой год! Какая Чехословакия! Какие танки! Тогда порядок был! Цены низкие! На юг каждый год можно было ездить! И евреи в телевизор не лезли!

По прошествии пяти лет со дня выхода фильма власть в нашей стране решила окончательно пойти навстречу “пожеланиям трудящихся”. У нас теперь снова – советский гимн, где Бог вместо Сталина. На улицах и площадях столицы – красные щиты с надписью “наша Родина – СССР”. Предлагается мебель с советской символикой. Десятилетние мальчишки бегают в майках, на которых – герб с серпом и молотом, закрывающими земной шар. А еще там – надпись “Пролетарии всех стран соединяйтесь!” на литовском, эстонском, грузинском…

Евреев-богатеев, конечно, прижали, а про американцев каждое воскресенье главный государственный сатирик рассказывает: “Ну, они тупы-ы-ы-е!” Народ ухахатывается от счастья и национальной гордости.

Они – тупые, а мы умные, духовные и законопослушные.

Несколько месяцев назад, возвращаясь из командировки, я ехал в автобусе № 851 из Шереметьева к станции метро “Речной вокзал”. Но одной из остановок вошел немолодой грибник. В его ведрах было полно даров леса, и, в ответ на любопытные расспросы, он уверенно, со сознанием дела, на хорошем русском языке давал пояснения.

“Хороший мужик, – подумал я. – Собирает грибы, основательный, интеллигентный и говорит как правильно!” Умилившись, не заметил, как разговор перешел с грибов на политику. Вздрогнул, услышав, как тот же славный грибник на том же замечательном русском произнес: “Сталин был прав”. “Ну, наверное, не во всем”, – робко возразил ему кто-то. На секунду подумалось – сейчас признает, что у вождя были “отдельные ошибки”. Но вместо этого основательный россиянин произнес другие слова:

– А С НАМИ ИНАЧЕ НЕЛЬЗЯ!

Так что, прости, Марина, простите, Слава и Галина! Вы сделали ненужную картину! И если пять лет назад была хотя бы гипотетическая надежда на ее успех, теперь она окончательно похоронена.

Ведь на дворе опять – осень шестьдесят восьмого.

***

 Режиссер в гробу видел снобов, утверждающих, что такое сейчас не носят. В отличие от новорусских авторов-исполнителей, которые облачают песни о главном в модные тряпки, стилизованные под “старое советское”, Вячеслав Сорокин пошил свое кино из материи, приобретенной по-честному, без дураков и за рубли на складе фабрики “Большевичка”. Материя добротная, крепкая. Обидно только, что пришлось шить костюм на размер меньше, чем предполагала закройщица-драматург.

Дмитрий САВЕЛЬЕВ

«Экран и сцена»
№ 6 за 2019 год.