НАГРАДЫ 64-ГО МЕЖДУНАРОДНОГО КИНОФЕСТИВАЛЯ В БЕРЛИНЕ

“Золотой медведь” за лучший фильм – “ЧЕРНЫЙ УГОЛЬ, ТОНКИЙ ЛЕД”, режиссер Йинан Дяо.

“Серебряный медведь” Гран-при жюри – «ОТЕЛЬ “ГРАНД БУДАПЕШТ”», режиссер Уэс Андерсон.

“Серебряный медведь” (приз Альфреда Бауэра) фильму, открывающему новые перспективы, – “ЛЮБИТЬ, ПИТЬ И ПЕТЬ”, режиссер Ален Рене.

“Серебряный медведь” за режиссуру – РИЧАРДУ ЛИНКЛЕЙТЕРУ, “Отрочество”.

“Серебряный медведь” лучшему актеру – ЛЯО ФАНУ, “Черный уголь, тонкий лед”.

“Серебряный медвель” лучшей актрисе – ХАРУ КУРОКИ, “Маленький дом”, режиссер Едзи Ямада.

“Серебряный медведь” за лучший сценарий – ДИТРИХУ БРЮГГЕМАННУ, АННЕ БРЮГГЕМАНН, “Крестный путь”, режиссер Дитрих Брюггеманн.

“Серебряный медведь” за операторскую работу – ЦЗЯНЬ ЦЗЭНУ, “Массаж вслепую”, режиссер Лоу Йе.

Приз жюри ФИПРЕССИ в основном конкурсе – “ЛЮБИТЬ, ПИТЬ И ПЕТЬ”, режиссер Ален Рене.

Приз экуменического жюри в основном конкурсе – “КРЕСТНЫЙ ПУТЬ”, режиссер Дитрих Брюггеманн.

Специальный приз программы Generation Kplus – анимационному фильму “МОЙ ЛИЧНЫЙ ЛОСЬ”, режиссер Леонид Шмельков.

Нынешний, 64-й Берлинале загнал меня в депрессию. Исправно отсматривая официальный конкурс, я так и не выбрала картину, о которой хотелось бы написать. Веселухой Берлинский конкурс не славился и во времена прежнего босса Мориса де Хадельна – тот фестиваль всегда тяготел к серьезной проблематике, всегда хотел быть и был актуальным. Но это не мешало отборщикам открывать новые имена и даже новые кинематографии. Завсегдатаи Берлинале Майкл Уинтерботтом и Ричард Линклейтер, которых ныне пасет весь фестивальный мир, появились здесь впервые в 1995-м, в свою дебютную пору. Прежний Берлинале был пластичен, откликался на вызовы времени, находил время для внеконкурсного показа актуальных киношедевров. Одно из нетленных воспоминаний – “Остаток дня” Джеймса Айвори с великими актерами Энтони Хопкинсом и Эммой Томпсон.

Сегодняшний киномир заметно усложнился даже за последние полтора десятилетия. Индустрия и коммерция сильно теснят искусство. Частный интерес правит киномиром.

Пресса ежегодно выговаривает Берлинскому гиганту за пристрастие к социально-политической проблематике, на которую неизменно заточен официальный конкурс. Большинство критиков жесткого курса Дитера Косслика, директора Берлинале, уверены, что подобная ангажированность не в ладу с высоким искусством. Однако собака лает, а караван идет.

“Берлинале с самого основания был заявлен как фестиваль политический, – сказал Дитер Косслик в интервью “Российской газете” накануне открытия 64-го Берлинале. – Впрочем, если взять фестивали, такие, как в Санденсе или в Венеции, и вы увидите, что они тоже не чуджы политики. Это данность: поскольку художники занимаются повседневной реальностью, их искусство автоматически политизируется. Берлинале представляет фильмы, отражающие различные социальные явления: дискриминацию, цензуру, положение меньшинств, нарушения прав человека и так далее. Да, можно сказать, что это написано на нашем знамени”.

Вот элементарная, на пальцах, статистика официального конкурса 64-го Берлинале: в борьбе за призы конкурировали двадцать лент, три из которых сняты на военном материале (стало быть, антивоенные), шесть картин актуализируют проблематику внутрисемейных драм, жертвами которых всегда становятся дети. Мафия в ее современном обличье была представлена в двух проектах: унылой и вгоняющей в сон греческой психодраме “Стратос” о рефлексирующем киллере и в драйвовом норвежском “В порядке исчезновения”, достойном, на мой вкус, быть отмеченным за виртуозное владение жанром “экшн”, возгоняющим фильм на уровень артмейнстрима в духе традиций братьев Коэн, Квентина Тарантино и Алексея Балабанова.

Разумеется, были серьезные работы, даже выдающиеся, как “Отрочество” Ричарда Линклейтера. Но фирменный коссликовский расклад остался прежним.

Даже в конкурсе престижного фестиваля всегда найдется место для спама, неведомо как попавшего в компанию избранных. Я лишь пожала плечами, посмотрев бразильско-немецкую копродукцию “Пляж будущего” – love story в однополом варианте. Профессиональный спасатель Донато спасает тонущего немецкого туриста. Увы, на свою голову. Ослепленный страстью бразилец отрывается от родной стихии – океана – и следует за доминантным партнером в Берлин, забыв про обязанности сына и брата. Годы спустя его разыщет младший брат, но вовсе не для того, чтобы Донато испытал чувство вины. Согласно логике фильма, любовь важнее моральных обязательств. Если и был смысл ставить эту поэму всепоглощающей любви в официальный конкурс, то разве что для пущей демонстрации политкорректности фестиваля.

Впрочем, присутствие бразильской картины в официальном конкурсе можно рассматривать как политический жест. Как симметричный ответ российскому гомофобному закону, весьма критически воспринятому на западе, в Европе особенно. Открытие Олимпиады в Сочи берлинские активисты отметили антигомофобной демонстрацией на ближних подступах к Берлинале.

Можно предположить, что принятие антидемократических законов нашими думцами обернулось для российского кино полным его отсутствием в программах Берлинского фестиваля. Была, правда, короткометражная анимация в детском конкурсе, “Мой личный лось” Леонида Шмелькова, но даже если это и “маленький шедевр”, погоду на фестивале, где крутятся 400 лент, он не сделает. (Пустячок, а приятно: фильм получил специальный приз и денежную премию.)

 Отношения российского кино с нынешней дирекцией Берлинале складывались трудно и долго (на то есть свои причины, но не о них сейчас речь). И вот наконец-то они наладились, причем по наилучшему из всех возможных сценарию. Два года подряд картины кинокомпании “Коктебель” – “Как я провел этим летом” и “Долгая счастливая жизнь” – увозили из Берлина “Серебряных медведей”, причем не в одном экземпляре. И снова – тишина.

В фестивальном Screen была опубликована статья, подвергшая острой критике политику Минкульта в сфере кино. В частности, черным по белому писано, будто тактика Минкульта обрушила уже сложившиеся производственно-творческие связи между российскими и немецкими кинематографистами, что ряд актуальных проектов пришлось отложить, а то и вовсе закрыть.

Но вернемся к фильмам. Депрессивный фон кинопоказа (а где вы нынче сыщете мажорный?) не исключает премьер, которые впечатляют, о которых хочется думать и говорить. И за, и против. К слову, меня огорчил амбициозный проект Джорджа Клуни “Охотники за сокровищами” – претендующая на историческую правду драма, как во время войны американские искусствоведы в военной униформе искали и находили уворованные фашистами из музеев, храмов и частных собраний художественные ценности.

Угнетает прежде всего пропагандистский пафос этой истории, более высоких целей, кроме патриотических, не имеющей. Если бы не русские военные на общем плане, грузящие в машины какие-то полотна под командованием майора с мрачным выражением лица, то запросто можно подумать, что в той войне только американцы и воевали, и только они спасали. И рядового Райна, и бесценную живопись базилик, музеев, дворцов. Картина шла вне конкурса, а то бы жюри пришлось решать бином Ньютон: как обойти культового Клуни – а он лично представлял фильм как режиссер и исполнитель главной роли.

Но, слава Богу, в конкурсе был еще один заокеанский проект – «Отель «Гранд Будапешт»» дважды номинированного на “Оскар” Уэса Андерсона. Фантастически остроумный и супер-мастерский гиньоль, набитый цитатами и отсылками к реалиям ХХ века, с актерским ансамблем, где и Тильда Суинтон, и Ральф Файнс, и Уильям Дефо, и Джуд Лоу сыграли роли, каких они еще ни игрывали. “Отель…” и получил Гран-при (“Серебряного медведя”).

Команда Дитера Косслика знает толк в контрпрограммировании. Как правило, в конкурс попадает мелодрама с хорошими актерами, и публика счастлива. В этом году верные своему фестивалю зрители не получили шлягера типа прошлогодней “Глории” – о женщине в возрасте глубокой элегантности, не теряющей драйва. Место народного кино, похоже, надлежало занять вполне себе “мыльному” немецко-австрийского производства кинороману “Возлюбленные сестры” – костюмной мелодраме на историческом материале. За историзм не отвечаю, это компетенция режиссера Доминика Графа. Сама была удивлена, узнав, что знаменитый поэт и драматург, лидер немецкой романтической школы Фридрих Шиллер уж точно знал толк в любви и не был чужд коварству. Влюбился одновременно в двух сестер из респектабельной семьи, на одной из них женился, а с другой, вышедшей замуж, дабы спасти семью от финансового краха, имел долгий роман и общего ребенка. В последний путь его провожали две вдовы.

Однако опытного берлинского зрителя на мякине не проведешь. Публика (про критику молчу) полюбила вовсе не эту зефирную беллетристику, а антиклерикальную драму “Крестный путь” немецкого режиссера Дитриха Брюггеманна. Такого рода сюжеты в реалистической оправе воспринимаются как “случай из жизни”, едва ли не как докудрама. В фокусе – история кроткой отроковицы из семьи религиозных фанатов. Мать – истеричка и садистка, коей позволено все, раз у нее на руках ребенок-аутист. Во имя выздоровления младшего брата девочка дает обет пожертвовать своей жизнью и идет к этой цели шаг за шагом, как Христос восходил на Голгофу. Жюри наградило фильм “серебром” за лучший сценарий. Вердикт явно вошел в клинч с настроем фестивального большинства.

Увы, решения жюри – скорее политика, чем пресловутый гамбургский счет.

Прошедший под занавес фестиваля китайский нуар с расчлененкой и роковой страстью “Черный уголь, тонкий лед” (режиссер Йинань Дяо) сыграл с нами в игру “и последние станут первыми”. Он стал обладателем “Золотого медведя”, а исполнитель главной мужской роли Ляо Фан получил серебряный приз. Другой китайский претендент, “Массаж вслепую”, мастерски снятый ручной камерой, идентично (включая физиологический дискомфорт наблюдателя) воссоздающей клаустрофобное пространство сообщества слепых, удостоился престижной награды “за выдающийся художественный вклад”.

В свое время именно в Берлине, после триумфа Чжана Имоу с его “Красным гаоляном”, родилось и вошло в фестивальную моду новое китайское кино, так называемое “пятое поколение”. Такие аллюзии. Но я не спешу трактовать успех китайцев на 64-м Берлинале как начало нового тренда в национальном кино. Вестернизация – да, она вполне наглядно присутствует в попытках адаптировать европейские жанры. Ну и что? Это новость с большой бородой. На востоке всегда снимались фильмы, ориентированные на западного зрителя.

Ветеран Берлинале Ричард Линклейтер (в четвертый раз соревновался в официальном конкурсе и не раз получал берлинские трофеи) в предпоследний конкурсный день представил “Отрочество”, проект, который снимался более десяти лет. По мнению людей с хорошим вкусом, это выдающаяся работа, снятая не без влияния поэтики Тарковского. Берлинское жюри решило, что четверка с плюсом для Линклейтера в самый раз и вручило ему “серебро” за лучшую режиссуру.

Чуть не забыла отметиться про “Нимфоманку” – очередной эпатаж Ларса фон Триера, показанный вне конкурса, зато в полном варианте. Режиссер приехал самолично, хранил молчание, показался прессе на фотосессии в майке с пальмовой веткой и с надписью persona non grata. Опытный игрок фон Триер и тут сделал номер из своей нелепой каннской выходки двухлетней давности, из-за чего был выдворен из кинематографической Мекки.

Два слова о “Нимфоманке”. Никаких параллелей с порнографией. Никаких манков в сторону публики. Здесь четвертая стена, как в театре. Это реализм без уловок, на которые мы все подсознательно идем, дабы от самих себя скрыть “стыдное”, точнее, то, что маркируется в обществе как “стыдное”.

Одного просмотра для такого фильма мало, так что мне в самый раз промолчать в ожидании продолжения. И все же кое-что прочиталось в этом безупречном кинотексте. Или навеялось им. Юная героиня вовсе не ищет любви – она коллекционирует оргазмы. Ее ненасытность сводит с ума мужское окружение. Но однажды и навсегда ее оставляет проклятый дар получать наслаждение с любым встречным-поперечным. Тут и начинается драма. Исступленное желание вернуть утраченное заставляет ее пуститься во все тяжкие, искать забвение в притонах, швыряет по жизни, как щепку в мутном потоке… Покуда кто-то невидимый не выкидывает ее на всем ходу под ноги прохожему. Радикализм датского гения мне импонирует. Человечество тлеет в стагнации. Ларс фон Триер встряхивает своего зрителя за шиворот. Уровень эндорфинов, гормона удовольствия, его кино вряд ли повышает, но адреналин гарантирует.