До 21 июня в филиале ГЦТМ имени А.А.Бахрушина на Ордынке открыта выставка фотографа Виктора Сенцова “Сцена. Действие. Актер”. Эта выставка – энциклопедия театральной жизни первых пятнадцати лет XXI века. Более того, российский театр здесь помещен в мировой контекст: экспозиция включает в себя почти все гастрольные спектакли последних лет.
Трудность работы фотографа – фаустовского свойства: останавливать мгновения. Ловить секунды, взгляды, караулить полушаги. Охотиться за тенями, следить за игрой бликов в бокале. Быть награжденным за это неслучайными случайностями – снимками, которые становятся потом символами спектаклей. Чтобы тебе достались такие кадры, нужно, как говорит Сенцов, “болеть театром”.
У Виктора Сенцова режиссерский глаз: он выхватывает мизансцены, восхищается работой сценографа и боготворит актера. Фотографии Виктора Сенцова – ключ к поэтике и сокровенной интонации сценического сочинения. Каждый снимок – емкая метафора, эмоциональный и смысловой сгусток спектакля, говорящий о нем больше, чем десятки рецензий. Некоторые кадры – будто кусок жизни или семейная фотография: не видно ни сцены, ни кулис, ни зрительного зала. Именно такие, например, снимки спектаклей “Долгая жизнь” Алвиса Херманиса, “Танцы на праздник урожая” у фоменок, которые сами почти сливаются с реальностью, стремятся ею стать. А кадры спектаклей “Ваш Гоголь” Валерия Фокина или “Чайка” Юрия Бутусова, наоборот, полны нескрываемой театральности, кокетливы и эксцентричны.
У автора выставки свой театр – театр кадра, со своей драматургией, кульминацией. Вот фотография премьеры “Бориса Годунова” Петера Штайна. Конфликтное, объемное сосуществование трех планов: смазанная в беге и оттого невесомая, призрачная фигура на первом, застывшие нищие на втором, а в глубине, наверху, за двумя пеленами света неподвижно тяжелый колокол. Или “Иваны” Андрея Могучего: фигура карлика в белой рубахе на качелях парит над темной, дымящейся землей, а люди, лошадь, телега – лишь абрисы. Таким спектакль наверняка не видели даже его создатели.
У Виктора Сенцова много “неправильных” снимков. На фотографии “Вишневого сада” Эймунтаса Някрошюса одни актеры стоят, отвернувшись, другие закрыли лица руками. Но ведь именно в этих неправильностях подлинная жизнь театра, подлинная жизнь вообще.
В названии выставки – траектория ее внутреннего сюжета: от общего плана (визуального образа спектакля), через взаимодействие героев к актерскому портрету. Начинается же путешествие с затакта – зала воспоминаний, историй из театрального прошлого. Фотограф Сенцов на этой выставке еще и страстный театральный коллекционер. От соб-рания номерков у самого входа движемся к вещам серьезным. Точнее, к вещдокам. К коллекции автографов Давида Боровского, Джорджо Стрелера, Петера Штайна, Роберта Уилсона, Владимира Высоцкого, Юрия Любимова, с трогательными словами автору выставки на программках, фотографиях, альбомах. Автографами тех, без кого не было бы театра XX века. В этих малоразборчивых подписях – единство театральных профессий, цеховое братство, живая история театра. Здесь же лукаво разместились, будто тоже адресованные автору выставки (а на самом деле приобретенные им), автографы мхатовских “трех сестер” 1940 года – Еланской, Степановой и Тарасовой.
От автографов – к книгам, эскизам, редчайшим документам. К подлиннику завещания Станиславского 1926 года: “…все мое, без малейшего исключения завещаю в полную собственность жене”. К телеграмме Комиссаржевской, поздравляющей К.С. и Лилину с рождением дочери.
У Сенцова в коллекции и целая библиотека раритетных изданий: авангард 20-х годов в книгах Кугеля, Евреинова, Алперса с их непередаваемой энергетикой супероб-ложек. 30-е – в уже более изящных, “классических” формах: мемуары Стрепетовой, Волкова, важнейший для театроведческой науки сборник Гвоздева. Этот зал повествует о том, что история театра и живой театральный процесс – очень близко. От эскиза Вадима Рындина рукой подать до работы Сергея Бархина. А от него в полуметре – эскиз Полины Бахтиной, которая, кстати, в эти дни представляет Россию на Пражской Квадриеннале.
Кода выставки – гимн актерству. Не просто крупные планы, а лица в напряжении всех душевных и физических сил. Запечатленное священнодействие. Глаза и руки. В них – все: человеческий и актерский масштаб, целостность и мощь, мудрость и беззащитность, простота и величие, нежность и выход в иные миры. Знание о мире того, о чем знать человеку не положено.