Прогноз неутешителен

Сцена из спектакля “Платонов”. Фото предоставлено фестивалемЮбилейный, десятый фестиваль “Сезон Станиславского” собрал в своей программе спектакли режиссеров из разных стран, обратившихся к непростым произведениям: биб-лейской “Книге Иова”, Шекспиру, Чехову. И хотя фестиваль совпал с двумя историческими датами – 100-летием с начала Первой мировой войны и 75-летием с начала Второй, режиссеров интересуют не только борьба, победы и поражения. В каждом из фестивальных спектаклей возникают темы, из которых складывается собирательный психологический портрет современного человека. Ему уже практически не на что опереться – нет веры в защиту высших сил, любовь лишь ненадолго приносит радость, окружающий мир нестабилен, и человек ищет способы избавиться от одиночества.

В спектакле гениального литовского режиссера Эймунтаса Някрошюса “Книга Иова” (театр Meno Fortas) по одному из самых неоднозначных текстов, до сих пор вызывающих яростные дискуссии представителей разных религиозных конфессий, Всевышний теряет свое могущество. Он абсолютно не похож на Бога, которого сыграл в “Фаусте” Някрошюса Владас Багдонас: мощный Демиург, управляя Вселенной, вращал ее тяжелые жернова. В “Книге Иова” Творец хоть и запускает ход событий, но не способен ими управлять. Он наблюдает за происходящим со стороны и относится к людям почти как ученый к подопытным кроликам. Заключив пари с Сатаной, он ради эксперимента приносит в жертву благополучие и жизнь Иова.

Творец (Сальвиюс Трепулис) в этом спектакле гораздо ближе к человеку, и внешне от него никак не отличается. Иов может ухватить этого высокого, статного мужчину за пояс или помериться с ним силой. Вот только ответа на свой вопль: “За что? Почему ты каждое мгновение испытываешь меня?!” Иов так и не получит.

Худенький Иов, пронзительно сыгранный Ремигиюсом Вилкайтисом, совсем не похож на героя, но поражает силой и стойкостью духа. Някрошюс строит свой спектакль так, что эксперимент над праведником выглядит жестоко, страдания Иова напрасны, а мир вокруг него начисто лишен божественной защиты и любви.

В этом спектакле актеры непривычно для постановок Някрошюса говорливы: текста на сцене гораздо больше, чем режиссерских метафор. Но одна из них врезается в память: Иов роет себе временное пристанище – нору между тумбами обычного письменного стола (говорят, что это стол Някрошюса, который он специально привез из Каунаса). Из-за этого кажется, что для божественных экспериментов может быть неожиданно выбран любой горожанин, живущий в обычной квартире.

В финале спектакля на экране появятся титры, которых нет в библейском тексте: “У Иова закончились слова”. Кажется, что Иову после всех пережитых им страданий уже нечего сказать Творцу.

Посмотрев спектакль “Генрих V” итальянского режиссера Пиппо Дельбоно (Compagnia Pippo Delbono, Италия), задумываешься о том, насколько беспечными и недальновидными способны быть властители, политики и сильные мира сего. Как, принимая судьбоносные для мира решения, они руководствуются порой только собственными желаниями, не признавая никаких ограничений, и как жестоко расплачиваются за это целые народы. “Я хочу Францию!” – само-забвенно кричит король Генрих V, будто речь идет о возлюбленной, отправляется на войну и губит большую часть двух армий – английской и французской. Один за другим на сцену выходят безымянные солдаты – военачальники и просто “пушечное мясо” – и безмолвно ложатся на пол, создавая шеренгу “убитых”. (Дельбоно обычно ставит этот спектакль с несколькими актерами своей компании и командой исполнителей, которую он в каждой стране набирает заново и обучает на мастер-классах.) Потом голос за сценой долго читает список погибших в сражении, своих и чужих, знатных и не очень. От этой картины веет жутью, и после нее победный клич старого одноногого ветерана звучит особенно неубедительно. Дельбоно основательно сократил одноименную шекспировскую хронику, положенную в основу спектакля, уложившись в 75 минут. Но в результате длинная, редко ставящаяся в России пьеса, где прославляется сила английского оружия и мужество британских воинов, превратилась в антивоенный спектакль.

Любовь проходит слишком быстро: не успеешь оглянуться, как надежды и мечты сменяются разочарованием, – эта тема стала одной из ключевых в спектакле Люка Персеваля “Платонов” (театр NTGent, Бельгия). Приближая раннюю пьесу А.П.Чехова к современности, режиссер основательно сократил ее текст и уменьшил количество персонажей: на сцене не 20, как у автора, а всего 9 человек. Платонов, четыре любящие его женщины, Сергей Войницев, чье решение жениться привело Платонова к смерти, помещики Трилецкие и молоденький Осип. Интерьеры русской усадьбы XIX столетия режиссеру тоже не понадобились: события разворачиваются на пустой сцене, где по диагонали протянулись железнодорожные рельсы, “проложенные” по стопкам книг. По рельсам из угла в угол медленно перемещается рояль – на нем играет и импровизирует немецкий композитор и музыкант Йенс Томас.

В облике и поведении героев этого спектакля нет ничего общего с привычными представлениями о чеховских интеллигентах. Их, будто хозяев “Вишневого сада”, уже выгнали из имения в чисто поле, лишив даже права свободно передвигаться: большую часть спектакля актеры проводят, застыв в статичных позах на авансцене. Они могут только говорить о том, чего им не хватает для счастья. Николаю Трилецкому – вкусной еды, женщинам – любви Платонова. А когда они замолкают, повисает длинная пауза. Первая, самая продолжительная, обрушивается на зрителей в самом начале. От пауз и резкого, рваного ритма речи на сцене кажется, что эти люди, желающие выговориться, а порой докричаться хоть до кого-нибудь, – предсмертный кошмар главного героя – Платонова. Время его жизни вот-вот остановится, его отмеряет рояль, движущийся по рельсам неуклонно и безжалостно, как стрелка часов, с каждым перемещением унося драгоценные секунды.

Берт Луппес играет Платонова незаурядным человеком. Он мог бы “стать Шопенгауэром”, но работает школьным учителем и прозябает в сельской глуши (в спектакле герой не раз возвращается к установленному возле рельсов подобию школьной парты). Платонов агрессивен, груб, некрасив, но он – сильная личность, к которой тянутся женщины. Лишенный в детстве любви, Платонов откликается на искреннее чувство и женскую нежность, отвечает на них, а когда наступает разочарование, не может освободиться и все больше запутывается в паутине взаимоотношений. Чувство Платонова к каждой из женщин вполне обосновано. Мария (Зоэ Тилеманс) молода и обаятельна, с Софьей (Лин Вильдемерш) героя связывают давние дружба и взаимопонимание, немолодая генеральша Анна Петровна (Элзи де Брау) с годами стала сексуальной и манкой, а жена Саша (Катрин Ломан) – мать его сына, и вместе прожито уже немало лет. Платонов исступленно целует каждую из своих возлюбленных. Жалеет всех, чувствуя себя виноватым, и не может оставить. Заметно, что для него мучительно жить в состоянии постоянной измены и не иметь точки опоры. К тому же Платонов уже не молод – режиссер по-чеховски безжалостно лишает этого героя всякой надежды на будущее.

Все, что не сказано словами, в этом спектакле договаривает музыка. Йенс Томас, отчаянно импровизируя, колотит по клавишам, иногда даже начинает петь. Музыка нагнетает напряжение, порой доводя эмоциональный накал эпизода до предельной высоты.

В отличие от пьесы, Платонова в спектакле Персеваля не убивают. Режиссер дает герою возможность поставить последнюю точку самому: дождавшись, пока рояль еще немного продвинется, Платонов под его “прикрытием” приставляет ружье к голове.

В мире, где нет надежды ни на высшие силы, ни на любовь, человек вынужден искать хоть какой-то выход из тупика. Герои экспериментальной постановки Тошики Окады “Ванильная мечта” (“Super Premium Soft Double Vanilla Rich”, Театральная компания “Chelfitsch”, Япония) пытаются спастись от одиночества в мини-маркете. Магазин, открытый круглосуточно, превращается в подобие клуба: покупатель может не только приобрести что-нибудь вкусное, но и перекинуться парой слов с продавцами. Один из посетителей – молодой человек, который ничего не покупает из протеста против законов общества потребления. Но каждую ночь он обязательно приходит в магазин.

Выбрав в качестве исходной точки деталь привычного жизненного уклада японцев (по словам режиссера, его сограждане бывают в мини-маркете ежедневно), Окада создает на сцене модель жизни, устроенной по законам абсурда. Ночные продавцы в форме, сшитой из полосатых лоскутов, напоминают роботов. Пока они разговаривают о товарах или сплетничают по поводу интимной жизни начальника, их тела движутся, не подчиняясь воле хозяев. Под звуки гармоничной музыки Баха спины продавцов выгибаются, руки тянутся вперед, “загребая” воздух. Они то приседают, то резко подпрыгивают, будто исполняя непонятный танец. У покупательницы по имени Игараши, не нашедшей в мини-маркете любимого ванильного мороженого, руки трясутся и от отчаяния непроизвольно вздымаются вверх.

То, что ее любимого сорта мороженого в магазине больше не продают, она воспринимает как катастрофу. Продавцы, зная пристрастия клиентов, пытаются ими манипулировать. Штатом магазина командует начальник, в свою очередь подчиняющийся боссу в дорогом костюме. Босс, подобно языческому божеству, рокочет в микрофон, что мини-маркеты – спасение человечества: где бы иначе люди ночью смогли купить себе еды? Но его слова повисают в пустоте. А Окада доказывает своим спектаклем, что попытка придать жизни смысл, наполняя ее поис-ком продуктов и их поеданием, выглядит смешно и печально.

Что ждет человечество дальше? Какие связи люди сумеют выстроить с миром, становящимся все недружелюбнее? Поживем – увидим. Прогноз Льва Додина, чей спектакль “Вишневый сад” завершает “Сезон Станиславского”, по обыкновению неутешителен: Раневская и Гаев, пережив как трагедию потерю Вишневого сада – и с ним всего, что было дорого, уходят в никуда.

Ольга РОМАНЦОВА
«Экран и сцена»
№ 21 за 2014 год.