Не переставая удивлять

К 75-летию оператора Юрия Клименко

Избранная фильмография:

“Человек уходит за птицами”, режиссер Али Хамраев, 1975

“Триптих”, режиссер Али Хамраев, 1977

“Познавая белый свет”, режиссер Кира Муратова, 1978

“Легенда о Сурамской крепости”, режиссеры Сергей Параджанов, Давид Абашидзе, 1984

“Чужая Белая и Рябой”, режиссер Сергей Соловьев, 1986

“Черная роза – эмблема печали, красная роза – эмблема любви”, режиссер Сергей Соловьев, 1989

“Дом под звездным небом”, режиссер Сергей Соловьев, 1991

“Космос как предчувствие”, режиссер Алексей Учитель, 2005

“Пленный”, режиссер Алексей Учитель, 2008

“Матильда”, режиссер Алексей Учитель, 2017

Юрий Клименко снимает красиво. Юрий Клименко снимает просто. Может просто и красиво. И в красоте, и в простоте у него – множество оттенков, мастерство, артистичность. Достаточно взглянуть на список его фильмов. “Человек уходит за птицами” Али Хамраева – многоцветность, очарование, поэзия, обусловленные самой историей, видением материала. “Познавая белый свет” Киры Муратовой – буднично, не пафосно (стройка, деревенская улица, вид из окна грузовика, бредущая корова), а поэзия чувств берет верх. Героиня Нины Руслановой в темноте идет на свет фар грузовика, словно ловя этот свет руками.

– Ну, пусик, пусик, нет! Пусик, ты не сделаешь этого. Нет, нет, пусик, нет…

– Иди. Будешь жить здесь, пока бабушку не выпишут.

– А если ее год не выпишут?

– Будешь жить год!.. Я тебе рот завяжу!

– Завяжи.

– Завяжу. Пищу тебе буду привозить. Наружу выбраться не пытайся! Врезные замки! Первый экзамен – 28-го Общая анатомия. Глядеть сюда! Уйду – развяжешься!

Номенклатурный отец (Александр Збруев) “засадил учиться” дочь (Татьяна Друбич), а она, нацепив нелепую фуражку, нелепый мундир с нелепыми цацками, через окно влезла в коммуналку, где влилась в бурную жизнь.

“Черная роза – эмблема печали, красная роза – эмблема любви” – праздник непослушания, фантасмагория, дурдом, нелепица, абсурд, штучки-дрючки. Немыслимый танец Людмилы Савельевой на столе, воздушные шарики, конфетти и крупный план Александра Баширова с трехлитровой банкой компота “русалочка” на дрожжах с раздувшейся резиновой перчаткой. И все в таком же духе.

Юрий Клименко, вовлеченный Сергеем Соловьевым в этот сумасшедший дом, облек содержание в соответствующую форму. Яркую, несусветную. Кич, возведенный в куб. Вольница. Очень хотелось повалять дурака, расставаясь с прошлым и в преддверии будущего. Ведь никто не знал, сколько этой вольнице отпущено. Шел 1989 год.

От материала, заложенного в “Матильде” Алексея Учителя, Юрий Викторович, похоже, самовоспламенился и выдал поразительный результат. Со страстью окунулся в великолепие интерьеров, костюмов, насладился красотой и воспроизвел ее. Серебро, золото, парча, кружева, горностаевые мантии, воздушные балетные пачки, блещущие ложи театра, величие убранства Успенского собора, пышность царских дворцов, полет на воздушном шаре над фонтанными каскадами Петергофа, багровые тона, отблеск множества свечей. И свет играет, и тени ложатся. Осязаемая чувственность. Дух захватывает. Ах, как кружится голова…

Последняя по времени картина, снятая Юрием Клименко, “Ван Гоги” Сергея Ливнева.

Два главных действующих лица. Отец – музыкант (Даниэль Ольбрыхский), сын – художник (Алексей Серебряков). Оба не молоды. Оба одиноки. Давно в разладе. Живут очень далеко друг от друга, в разных странах (в Латвии и Израиле). Никак не могут существовать в понимании и любви. Не могут или не хотят? Когда сын узнает о болезни отца, приезжает, отбросив прежние обиды. Теперь отцу нужна сыновья забота, внимание, соучастие. Это лишь краткий пересказ семейной истории. Все сложнее, глубже.

Внимание на двух актерах (и примкнувшей к ним замечательной Елене Кореневой). Они практически в каждом кадре – вместе или по отдельности.

Дом отца. Родовое гнездо. В нем, кажется, никогда и ничего не менялось за многие годы, Может, потому, что памятно, связано с чем-то или с кем-то. Камера плывет среди букетов засушенных цветов и трав. Пробирается по комнате с множеством вещей. Тесновато. Взгляд останавливается на старинной мебели, рояле, картинах на стенах, фотографиях в рамах – на них целая жизнь, книгах, витражах, каминных изразцах, всяких антикварных штучках. Флакончики, пузырьки, вазочки с вареньем. Живые цветы и засушенные, словно один большой гербарий. На столе свет от абажура. Облако дыма от погашенных на торте свечей. Свет от настольной лампы. Оконное стекло, забрызганное каплями дождя, и диалог отца и сына – стекло их разделяет. Здесь, в комнате, через стекло снято несколько планов. Без труда читаемая метафора.

Мастерская сына. Свет, много света. Много воздуха. С потолка спускаются веревочные композиции разной длины и разного цвета. Когда-то отец сделал маленькому сыну человечка из веревочек. Когда отца не стало, сын разрушил изящные фигуры, сорвал веревки, развязал все узлы. И цветные обрывки усеяли пол.

Оператор создал два микромира. Параллельных микромира. Но в какой-то момент они сходятся…

За “Ван Гогов” Юрий Викторович номинирован на операторскую премию “Белый квадрат” (два “Белых квадрата” у него уже есть – за “Космос как предчувствие” и имени Сергея Урусевского “За вклад в операторское искусство”); вручение 19 апреля. И на “Нику” (четыре “Ники” у него уже есть – за фильмы “Му-му”, “Дневник его жены”, “Космос как предчувствие”, “Край”); вручение 30 марта.

Юрий Клименко – оператор уникальный. Пожалуй, и не стоит объяснять про уникальность – а стоит смотреть и пересматривать, вглядываться в каждый снятый им фильм, эпизод, кадр. Сергей Урусевский в свое время написал статью под названием “Чтобы трава смеялась”. А для того, чтобы “трава смеялась”, необходимы особые изобразительные средства, нужно открывать, изобретать, а может быть, по-новому использовать давние приемы, способы съемки, организации кадра, построения композиций. Так вот, Юрий Клименко – открыватель, изобретатель. У него – всмотритесь внимательно, вслушайтесь – и впрямь трава смеется.

Клименко работал с Али Хамраевым, Сергеем Параджановым, Сергеем Соловьевым, Кирой Муратовой, Юрием Грымовым, Георгием Данелия. Что и говорить, режиссеры абсолютно разные. И не просто разные: каждый – индивидуальность. И для каждой конкретной картины оператор находил индивидуальные ходы, приемы, образы, характер изображения, эмоциональное состояние.

Почти сорок лет в кино и ни одного “чужого” фильма, ни одного фильма, повторяющего другой. Каждый фильм – отдельное решение.

Надо сказать, что среди операторских работ, вызывающих профессиональный интерес Клименко, – работа Карло ди Пальма в “Фотоувеличении” Антониони. Объяснение этому может дать лишь сам Юрий Викторович, понимающий, как, каким “волшебным” образом возникло на пленке подобное изображение. Но есть в “Фотоувеличении” моменты, цепляющие даже тех, кто совершенно не разбирается в технических подробностях съемки. Цепляющие эстетически, визуально, живописно. Например, зеленая поляна в парке, тревожное трепетание листвы; фотограф, снимающий мужчину и женщину, которые скрываются за деревьями. Вот-вот что-то случится… Случилось. Случилось ли?..

У самого Клименко есть “цепляющие” кадры. В “Познавая белый свет” они есть. В “Пленном” они есть. В тех же “Ван Гогах” они есть.

Алексей Учитель, с которым Клименко снял семь фильмов (“Дневник его жены”, “Прогулка”, “Космос как предчувствие”, “Край”, “Восьмерка”, “Пленный”, “Матильда”), поделился впечатлениями:

– В нем очень многое сочетается. Я не знаю оператора, который бы настолько хорошо знал искусство, философию, литературу. У него каждый кадр в каком-то смысле живопись. У меня есть тайное подозрение, что он пишет картины. Но что он замечательный фотохудожник – это точно. Когда мы были в Нью-Йорке, я с удивлением узнал, что серьезные галереи дают его фотографии как произведения искусства. Просто мы об этом мало знаем. Он не устраивает выставок. А снимает все время, снимает на съемках, после съемок.

Буквально помешан на море. Может часами стоять у моря и щелкать фотокамерой. Просит: давайте снимем картину, где все происходит на море. В музее Айвазовского в Феодосии стоял у каждой картины и щелкал. Ты, возможно, не сразу осознаешь, для чего это тебе надо, может, потом непроизвольно отзовется. А он идет в музей не просто посмотреть – есть еще что-то другое… Когда мы снимаем, он часто приводит примеры – вот здесь похоже на картину такого-то художника, а здесь – такого-то.

Однажды в Нью-Йорке мы были на выставке Веласкеса и увидели две картины, написанные так, как мы снимали с придуманным им фильтром. То есть он черпает во многом и оттуда, из классической живописи. И что важно – до сих пор черпает. Не перестает познавать. Не перестает удивляться и удивлять.

На “Прогулке” мы работали в Финляндии на фантастической аппаратуре, которая, кстати, называлась “Да Винчи”, выгоняли пробы с “цифры” на пленку. И никак не получалось: на мониторе – одно, на киноэкране – совершенно другое. Два финна, канадец и англичанин показывают нам цифры, приборы. И тут Юрий Викторович говорит: а вы сделайте выше контраст. Они ручкой на мониторе – раз! – и стало контрастно.

Специалисты схватились за голову: да это же брак, это же невозможно. Короче, скрипя, сделали, как он просил. Проявили, посмотрели – долго еще присылали нам письма. Это у них стало ноу-хау.

Оказалось, что он не за все берется. У него есть две точки отсчета: во-первых, сценарий должен понравиться, а во-вторых, для него важно, как он видит в картине некий потенциал необычного – для себя, для всей картины в целом. Тогда загорается, тогда работает совершенно необыкновенно.

Кстати говоря, в “Ван Гогах” есть море. Сын везет к нему безнадежно больного отца. Осеннее рижское взморье. Низкие облака. Холодно и ветрено. Кажущийся бесконечным пустынный пляж. И двое…

Алена ДМИТРИЕВА

***

Отдельно о фильме “Триптих” рассказывает кинокритик Вера ИВАНОВА:

“Здесь герой необыкновенный, выдающийся человек, по профессии – школьный учитель. Совершенно естественно, не прилагая к тому никаких усилий, он оказывается центром притяжения для тех людей, которые его окружают. Авторы нашли очень простой способ показать это (режиссер Хамраев, оператор Клименко, художник-постановщик и он же исполнитель главной роли Шавкат Абдусаламов). Решение сродни театральному: школа – посреди “мира” (так можно было бы ее поставить на сцене), с окнами-дверьми – входами-выходами во все стороны. Она всем доступна, из нее все видно. Построили. Обставили. Обжили. А дальше начинается Клименко-световик.

Мощные потоки дневного солнца разрывают затененность помещения, не позволяют “уйти в себя”. Самой необходимой оказывается наука побеждать темноту.

Елена УВАРОВА

«Экран и сцена»
№ 6 за 2019 год.