Проявить и зафиксировать

Самоэль Кацев. Автопортрет. 1976“Самоэль Кацев. Настоящий Ленфильм” – так называлась выставка, которая недавно прошла в Петербургском Государственном музейно-выставочном центре РОСФОТО. К выставке выпущена одноименная книга-альбом (составитель, автор текстов, биографии, фильмографии, комментариев к работам – кинокритик Ольга Шервуд). 

Великий некогда кинематограф стал фабрично-франшизным, выполз из Голливуда и загипнотизировал полмира. В ответ человечество, не отрываясь от попкорна, выставило вперед руку со смартфоном. Настала эпоха перепроизводства “картинок”. Визуальный потоп заливает глаза до полной неразличимости объектов. Хуже того, до полной утраты авторства изображений. Не считать же автором всемогущую бесстыдную цифру.

Противостоять можно лишь одним способом: уцепиться за личность. Как ни крути, а художников больше в прошлом, чем в нынешнем времени. Не все они известны. Пора проявить и зафиксировать в общей культурной памяти одного художника-фотографа ленинградского кино. Лучшего среди супер-профи и обычных служивых фотоцеха “Ленфильма”, где в 70-е – 80-е (“серебряный век” старейшей студии страны) трудилось полтора-два десятка человек. Прошло три десятилетия, а его имя и облик не забыты старыми ленфильмовцами. Такой уж исключительной индивидуальностью он обладал и как художник, и как человек. Его звали мягко – Эл, Элик. Или, наоборот, брутально – Сэм.

 

Самоэль Ильич Кацев (1945–2003) родился через четыре месяца после Победы в провинциальном русском городе Кинешме в семье военного строителя. С четырех лет жил в Ленинграде-Петербурге. Получил специальность “фотограф” в училище, служил в армии. Начал карьеру на “Ленфильме” в 1967 году такелажником и немедленно стал снимать интересное. Вспоминал так: “Фотографирую – „литературные“ впечатления. О качестве снимков задумался гораздо позже”.

Уже через год перешел в дольщики – помощники оператора, которые катают по рельсам специальную тележку (долли) с кинокамерой. Работа, требующая ровного характера, размеренных движений и отсутствия амбиций. Эл не таков. Он быстро растет до ассистента оператора. Только в 1977-м оператор Юрий Векслер пробивает Кацеву место фотографа на съемках фильма “Женитьба” Виталия Мельникова.

Работа подразумевала съемку фотопроб, создание игровых фотографий и комплекта фоторекламы. Профессия считалась сугубо прикладной, результат труда мастера – вторичным, имя штатных фотографов советских кинофабрик не упоминается в книгах до сих пор. Это было естественно, о “смирении” речи не шло. Кацев подспудно бунтовал, не бунтуя. Он снимал не как другие – во всех смыслах. Творчество этого человека было больше, нежели фотопробы или рекламные снимки, ошибочно называемые “кадр из фильма”. Кацев был необходим режиссерам и актерам как соавтор.

Режиссеры, которые звали его работать, получали не отпечатки, получали большее. На этапе фотопроб иногда – подсказку, нередко – откровение, всегда – неожиданность. Он делал выразительные портреты исполнителей “в образе” и тем самым выдавал точку (угол) зрения на персонажа. Настойчиво искал и предлагал свою, исходя из сценария, режиссерской задачи и личного понимания актера. Не все хотели и могли воспользоваться, тогда фотографии к фильму оставались версией. Или – несбывшимся.

Примером – автограф Иннокентия Смоктуновского на своем портрете в роли Моцарта для “Маленьких трагедий” Леонида Пчелкина (1971): “Элик, дорогой! Вы „пролили“ свет на это совсем не ясное и во многом еще не постигнутое… Спасибо. Всего Вам доброго”. Неплохо получить такой отзыв, да? А ведь Элик пока еще исполняющий обязанности ассистента оператора. Ему двадцать пять. Он пришел с фотоаппаратом в павильон из человеческого интереса к великому Смоктуновскому и великому Николаю Симонову-Сальери.

Как и масштаб людей, он понимал стиль эпох. Игровые фотографии его работы, предназначенные расположиться в декорации, поражают артистизмом мимикрии: под фотоателье хоть царских, хоть советских времен, под любительский снимок, под живопись… А в рекламных фотографиях, само собой, старался не повторять придуманный оператором кинокадр. Кацев учитывал разницу в восприятии движущегося на экране и замершего на бумаге изображения, но не боялся ярких эмоций на лицах героев и динамичных фигур. И крупность находил свою.

Он предпочитал классические ракурсы и композицию. Не обольщаясь перепадами фокуса, достигал глубины и напряженности в каждом снимке. Алексей Петренко у стены с трещиной; Кира Муратова слегка развела руки, будто в желании оттолкнуться от белой поверхности; старый художник Игорь Николаевич Вускович у гроба Динары Асановой; Елена Сафонова в 1985-м – уже все есть, лишь слава и разочарования впереди…

Неслучайно сотрудничавшие с Кацевым режиссеры приглашали его снова. К примеру, у Виталия Мельникова он работал трижды; комплекс снимков к “Женитьбе” чудо как хорош и значим. Аналогично – фотографии к “Пацанам” Динары Асановой. (Картину снимал тот же Векслер; связь оператора и фотографа при создании визуального образа фильма – отдельная большая тема.) Кацев – автор многих эмблематичных фотографий к кинопроизведениям. Вспомните хотя бы знаменитый портрет Холмса с трубкой из эпопеи Игоря Масленникова.

Рабочий день фотографа в киногруппе набит делами под завязку, но неугомонный Элик находит время побывать на съемочной площадке, в павильоне или на выезде, многих “несвоих” картин. Он свободно портретирует ленфильмовцев и работавших в Ленинграде-Петербурге постановщиков других студий, сохраняя для истории образы корифеев советской/российской актерской и прочих школ, от сценаристов и режиссеров до каскадеров, каждый из которых – часть сообщества (не “индустрии”; почувствуйте разницу).

Его собственный дар очевиден, а личной харизме невозможно не поддаться. Он снимает друзей и талантливых людей. Точнее, талантливых друзей. Тех, кто воплощал в себе идею и дух дела, которому принадлежал. Как и он сам. Люди смотрят с фотографий нам в глаза, и мир вокруг них и смотрит, и показывается нам. Прекрасный реальный, нелживый, мир. Игра света и линий – от профессии и мастерства, главное же – в предельно простом принципе Элика: “Если люди не хотят смотреть на людей – очень плохо”. И еще: “Важен не снимок – важен контакт”.Ирина Купченко и Олег Даль. “Отпуск в сентябре” Виталия Мельникова. 1979

 

“Ленфильм” двух десятков лет был немыслим без Кацева, студия как организм узнавала себя в его снимках. От них не приходилось ждать “красоты” и развлечения. Они грустны и тревожны, ироничны и горьки, сострадательны – всегда. Да, иной раз Элика посылали запечатлеть субботник, но никогда он не был “официальным” фотографом, не снимал иллюстраций к бодрому призыву “Время, вперед!”. Он и работу в кино выбрал, чтобы уклониться от подобной участи, дававшей хороший заработок и бонус славы.

Лучшие мастера всех цехов тогдашнего “Ленфильма” противостояли “соцреализму”, общий настрой помогал Кацеву в попытках осмыслить пространство вокруг себя, превратить его в художественное. Затея, понятно, плохо удавалась: разлад в жизни советских людей унылого периода известен. Но Кацев был этой жизни фотограф. Снимок треснувшего циферблата – остановившегося времени – сделал, вероятно, первым, еще в 1968-м. Неизвестно, до или после Пражских событий. Потом этот сюжет повторили многие.

Вполне безалаберный, не работавший в стол, на будущее, Элик оставил те или иные изображения к полусотне картин. Некоторые стали классикой отечественного кино, другие исчезли из обихода, но теперь, когда прежнего “Ленфильма” нет, фотографии Кацева поистине бесценны. Они разлетелись по немногим пыльным буклетам и всеядному интернету; никому не приходит в голову, что у снимков есть авторы; слово “фиксаж” вообще забыто.

Элик был настоящий мужчина, настоящий художник и настоящий верный друг. Был умен, одарен, дико ответственен, талантлив. Был деликатен. Нетерпим к нечестности. Смотрел ясными глазами, удивительно смеялся. Часами бился над плохой отечественной фотобумагой в казенной лаборатории, тратил время на добычу заграничной пленки. Растил детей. Хоронил друзей. И хотя участвовал в нескольких выставках, никто не предложил ему выпустить альбом фотографий.

Стихи, которые он сочинял (“Куда пишешь?” – “В блокнот”), исчезли. Единственная публикация – в ленфильмовской газете “Кадр” в 1992-м. И еще три строчки чернилами: “Ломали шпаги, Ломали перья, А им за это ломали шеи” – нашлись на листочке, в который завернуты негативы со съемок венгеровского “Живого трупа” в сентябре 1968-го, причем под “им” читается “нам”.

С ним было непросто – как всякий истинный художник, Элик предъявлял суровые требования к “натуре”. С ним было хорошо – всегда отзывался. Был гордым и знал себе цену, и был оскорблен, когда платили копейки. А ему платили копейки – он же такой компанейский! – те, кто в 1990-м превратил фотоцех в кооператив. Намеревались ковать деньги; тщетно. Через четыре года всех фотографов выкинули со студии: новые времена отменили обязательную сдачу фоторекламы, в том числе в архив. Несколько человек удержались на договорах (газетки требуют картинок), а тончайший художник и свободный творец Элик Кацев, не сумевший справиться с хищностью, породившей рабство, задохнулся своей ненужностью, из кино исчез.

Думал, что разучился снимать. Горечь самоедства обернулась разными болезнями. Совсем не пил, берег себя. Не помогло. В какой-то неблагоприятный момент порезал большую часть своих негативов и отпечатков. В последние годы работал в обычной лаборатории по проявке и печати “Кодак-экспресс”; жил на лекарствах; при встрече иногда, редко, где-нибудь возле Казанского, я его обнимала. Он был маленького роста, а голос как у Высоцкого. Хриплый. Многие путали, если звучал за спиной.

Умер спокойно, ночью, во сне…

Ольга ШЕРВУД

  • Самоэль Кацев. Автопортрет. 1976
  • Ирина Купченко и Олег Даль. “Отпуск в сентябре” Виталия Мельникова. 1979
«Экран и сцена»
№ 17 за 2018 год.