Улыбка Табакова

Олег ТАБАКОВОна, всем знакомая улыбка Олега, открывала ему двери и в казенные кабинеты, и в репетиционные залы, и в запертую много лет заграницу. Помню, как Анатолий Эфрос рассказывал о репетиции своего спектакля “Никто” в театре “Современник”: все в сборе, до начала работы остаются какие-то несколько секунд, дверь медленно закрывается, но неожиданно кто-то придерживает ее извне, и тут же появляется голова Табакова, улыбающегося смущенно и победоносно. С радостным криком: “Не опоздал!” – он вбегает, немного запыхавшись, и с блеском произносит хорошо выученный текст роли. И так – каждый раз, и так – всю дорогу. И все делая необычайно талантливо, но не желая ни секунды тратить впустую данное ему время. Но это уже мои комментарии, а не слова Эфроса, нисколько не обидные для памяти Олега Павловича, тогда еще, в “Современнике”, Лёлика, всеми любимого, всех восхищавшего Лёли.

А ведь действительно ничего не потерял, все израсходовал на актерскую игру, на педагогику и на разные художественные руководства. Проживая свою жизнь совсем не аскетом, не затворником, не анахоретом. Добившись очень многого, “он уважать себя заставил” тех, кто не терпел вольнолюбивых артистов. Короче говоря – баловень судьбы, самый удачливый человек своего поколения, своего цеха. Но его лучшие, выдающиеся роли – два неудачника: русский мечтатель Обломов и гестаповский генерал Шелленберг (возможно, имелся в виду и Штольц, окажись он в гитлеровском Рейхе). Неудачник в личной жизни, неудачник в истории ХХ века. Печальные глаза табаковского Обломова невозможно забыть, как и стройную фигуру табаковского начальника фашистской разведки. Это по-разному загадочные персонажи, ставившие непростые вопросы и перед зрителями, и перед самим артистом. Почему такой милый мужчина теряет женщину, единственную женщину своей жизни? На это пытался ответить еще Чернышевский в знаменитой статье “Русский человек на rendez-vous”; в похожем смысле отвечает и Табаков, играя чистосердечного человека в умном фильме Никиты Михалкова 1979 года – “Несколько дней из жизни И.И.Обломова”. А в телесериале “Семнадцать мгновений весны” Татьяны Лиозновой Табаков играл изощреннейший ум, и тут возникал другой вопрос: как такой блистательный, изящный, всепонимающий аристократ мысли мог служить неумному плебею, зловещему Гиммлеру, не испытывая ни брезгливости, ни видимого беспокойства, прекрасно зная, чем все скоро закончится? А вот мог – как бы отвечает Олег Табаков, подразумевая не одного только Вальтера Шелленберга. Честолюбие многое позволяет. Вознагражденное честолюбие и приятное осознание своего превосходства.Олег Табаков в роли Обломова

Что такое актерское честолюбие, Олег Табаков пояснил в старом интервью с Владимиром Познером, вновь показанном в эти дни на телеэкране. Образцовый мастер сценического диалога, Табаков оказался на высоте и в диалоге публичном, где произносишь не чужие слова – Гоголя, Островского, Гончарова или Шекспира, – а свои собственные, часто экспромтом. Такое же мастерство Табаков продемонстрировал и в другом диалоге, тоже вновь показанном телевидением, – с Анатолием Смелянским. Оба они – и Познер, любитель Марселя Пруста, и Смелянский, знаток и исследователь Михаила Булгакова, – профессиональные интеллектуалы, проницательные, ироничные, университетски образованные, но рядом с ними Олег Табаков являл собой нечто значимое по-иному – типичный русский ум, глубокий и трезвый, столько же пугающе откровенный, сколько наглухо закрытый, природный и культивированный, к тому же обаятельно артистичный. В трудные моменты Табаков улыбался. Но в двух самых трудных улыбка сходила с его лица – когда речь на минуту зашла о Сталине, и когда интервьюер попросил чуть подробней рассказать о ближайших родственниках, по разным причинам решивших уйти из жизни. Ответ Табаков нашел не сразу. Подумав, он произнес то, что я посчитал поразительным, гениальным: “Они не смогли примириться с собой”. И тут я понял, что стоит за улыбками Табакова, что – а я могу это только предположить – тревожило, угнетало его собственную душу. Я полагаю, это были мысли о судьбе Художественного театра. Когда Табаков встал во главе его, театр назывался МХАТом, Московским

Олег Табаков в роли ШелленбергаХудожественным академическим театром. Таким он оставался у предшественника Табакова, другого Олега – Ефремова. Табаков, не колеблясь, убрал из названия третью букву, букву “А”, хотя сохранил почетное “имени А.П.Чехова”. Художественный театр стал МХТ – ЭмХаТе со своей неакадемической обновленной программой. Ефремов, придя из “Современника”, захотел вернуть погибающий Художественный театр к чеховской традиции, под знак чеховской Чайки, красующейся на занавесе, и сам поставил “Чайку” с великолепной Анастасией Вертинской – Заречной и незабываемым Иннокентием Смоктуновским – Дорном. Но это был путь в никуда, давно ушедшее прошлое театра. Сменивший Ефремова Табаков решился не продолжать благородный обман – чеховскую традицию, Чайку и все такое, – и устремил коллектив вдогонку за современным репертуаром, современной, даже сверхсовременной режиссурой, за актуальным постдраматическим театром. И за современными кассовыми доходами. МХТ имени А.П.Чехова стал самым постдраматическим и самым прибыльным театральным предприятием нашей эпохи. Это не могло не радовать Табакова, но это не могло его не тяготить. Произошла фантастическая история: моцартиански настроенный Табаков (и впрямь, Моцарт нашей сцены) устранил сальеристски трудящийся МХАТ (а в Ефремове-актере было что-то от пушкинского Сальери), и сделано ли это во благо или нет, пока еще сказать трудно.

Вадим ГАЕВСКИЙ
  • Олег Табаков в ролях Обломова и Шелленберга
«Экран и сцена»
№ 6 за 2018 год.