Бедный, бедный дядя Ваня

Сцена из спектакля “Жизель”. Фото Д.ЮСУПОВА
Сцена из спектакля “Жизель”. Фото Д.ЮСУПОВА

На церемонии закрытия фестиваля “Золотая Маска”-2021 говорили о героизме театров и экспертных советов, работавших в сложных условиях пандемии. В результате, в отличие от других фестивальных лет, грешивших чрезмерностью, программа сложилась лаконичнее, особенно танцевальная. В нее вошли всего четыре спектакля в разделе “балет” – “Бахчисарайский фонтан” Самарского театра оперы и балета, “Дон Кихот” в варианте Рудольфа Нуреева Музыкального театра имени К.С.Станиславского и Вл.И.Немировича-Данченко, “Жизель” Алексея Ратманского в постановке Большого театра, “Русские тупики-II” Мариинского театра и пять в номинации “Современный танец” – “Зеркало” Камерного театра из Воронежа, “Иваново детство” Театра танца Владимира Лопаева PROдвижение из Иркутска, “Личность” и “Сердце на рукаве” екатеринбургских “Провинциальных танцев”, “Последние чаепитие” (проект Ксении Михеевой, Санкт-Петербург). Соответственно, сократилось и число номинантов, что не сняло возникающих из года в год проблем. В данном случае это, в первую очередь, относится к номинации “мужская роль”. Уровень выдвинутых танцовщиков иногда представлялся несопоставимым. Тем не менее, “Маска” справедливо досталась Артемию Белякову за исполнение партии Альберта в балете “Жизель”. Получая премию, премьер Большого скромно сказал, что воспринимает награду как общую со своей партнершей Ольгой Смирновой – они, действительно, составили безупречный в своей эмоциональной выразительности и абсолютной гармонии дуэт. Ольга Смирнова, балерина петербургской школы, наделенная совершенными линиями и отточенной техникой, в “Жизели” Ратманского раскрылась и как прекрасная драматическая актриса. Жюри предпочло ей другую великолепную балерину – приму МАМТа Оксану Кардаш, удостоенную “Маски” за партию Китри. В новой версии балета она составила отличный дуэт с Базилем – Иваном Михалевым, на премию почему-то не номинированным, хотя артист отважно справился со сложностями хореографии Нуреева, ставившего партию “на себя”. Оттого она и изобилует множеством сложностей, в частности, россыпью мелкой техники, которой не очень-то владеют российские танцовщики. Празд-ничный, брызжущий весельем и витальной энергией спектакль, ставший первым воплощением хореографии Нуреева в России, “Маску” не получил. Впрочем, лучшим спектаклем была заслуженно названа “Жизель” Алексея Ратманского, волшебным образом воссоздающего старинные спектакли, сочетая дотошность исследователя со свободой хореографического мышления, реконструкцию со стилизацией, искусно вышивая свои живые современные постановки по канве старинных сюжетов. Его утонченная “Жизель” в Большом высветила новым светом знакомых героев. Лучшим же хореографом был назван петербуржец Максим Петров за балет “Российские тупики-II” в Мариинском театре, к сожалению, не показанный в столице. Не оставило жюри без поощрения и более чем скромный “Бахчисарайский фонтан” Самарского театра (постановку классика советского балета Ростислава Захарова осуществила Дарья Павленко – в недавнем прошлом солистка Мариинки), удостоив премии художника Татьяну Ногинову, создавшую живописные костюмы для густонаселенного спектакля.

Распределение наград в балетной номинации оказалось вполне предсказуемым, в отличие от “современного танца”, не уложившегося в формулу ленинского фразеологизма “лучше меньше, да лучше”. Разочаровали даже признанные лидеры российского contemporary dance “Провинциальные танцы”, представившие две одноактные постановки зарубежных хореографов – Йозе-фа Трефели (“Личность”) и Дариуша Новака с Дором Мамалиа (“Сердце на рукаве”). Обе работы созданы по случаю 30-летия театра в рамках юбилейного проекта “345”. В нем также участвовали и россияне – Анна Щеклеина и Александр Фролов, чья “Свободу статуе!” осталась за бортом фестиваля и была показана вне конкурса, хотя от спектаклей-номинантов ее выгодно отличали точность авторского высказывания и юмор, редкий для серьезно относящегося к себе современного танца. Спектакль-вербатим создан при содействии фестиваля “Context. Diana Vishneva”. Работая над ним, авторы опросили респондентов из разных стран, что они думают о свободе. Их ответы – размышления самого разного толка (от философских до чисто бытовых) остроумно комментируются танцем. “Свободу” в спектакле олицетворяют акробатические экзерсисы на батуте – как образ свободы сексуальной. Два символа, одноименная статуя, которую разбирают на части, и живой подвижный (непредсказуемый, как вирус) вождь мирового пролетариата, в кепочке и с красным бантом, периодически соединяются. Ильич то опирается на нижние конечности Свободы, как на трибуну, то вдруг отбивается ее ногами от назойливых оппонентов. Спектакль прозрачен в своем высказывании: мы без зазрения совести манипулируем некогда святыми понятиями.

“Сердце на рукаве” и “Личность” отличаются многозначительностью. Дор Мамалиа (Израиль) и Дариуш Новак (Польша) главной темой своего спектакля выбрали “боль” в ее философ-ских, исторических и прочих аспектах. “Вспоминая мифологию боли и рассматривая ее в современном культурном ландшафте, мы стремимся раскрыть ее как источник движущей силы, дающей опыт – физический и духовный”, – говорят они. Надо обладать изрядным воображением, чтобы из череды не особенно примечательных сценок-композиций (соло, двойки, тройки и т.д., в которых партнеры хватают, ловят, обнимают друг друга, передавая объятия как эстафету) вычитать заявленные постановщиками смыслы. То же можно сказать и о “Личности” на популярную тему самоидентификации. Швейцарский хореограф Йозеф Трефели и его соавторы, участники спектакля, задаются вопросом: “Каждый из нас хочет быть самим собой, стремится к поиску идентичности, раскрытию внутреннего “я”. Насколько это возможно?..”, решая его апробированным путем. Сначала артисты вышагивают единой командой, а потом выражаются личностно, в не слишком изобретательных, очевидно, собственного сочинения, соло. Иногда они вступают в контакт с залом. Особенно, в этом преуспевают номинанты (“лучшая мужская роль”) – Михаил Лескин и Антон Шмаков, состязаясь по части заигрывания с прекрасным полом. Фланируя, они строят глазки зрительницам, подпрыгивают, приседают, принимают жеманные позы. Не совсем понятно, остаются ли они при этом “самими собой” или, напротив, в безудержном кокетстве теряют себя.

Нешуточные задачи ставили также авторы “Иванова детства” и “Зеркала”. Семья Лопаевых (постановщик и участник спектакля Владимир, его супруга и двое детей) перевела на язык contemporary dance свои ощущения от повести Владимира Богомолова “Иван” и фильма Андрея Тарковского, образы которого постоянно резонируют на сцене. Спектакль можно назвать истовым. Исполнители – и родители, и дети – явно хорошо знакомые с техникой современного танца, отдаются ему безраздельно, не оставляя даже маленькой щелочки между собой и образом. Их безоглядная погруженность в действо немного пугает, но в целом работа подкупает искренностью и эмоциональностью.

В “Зеркале” молодой, но уже известный Павел Глухов рассказывает внятную историю, при этом не линейно, а образно, через ассоциации и метафоры. Танцевальная труппа Камерного театра Воронежа, знакомая по фестивалю 2019 года, отлично справилась и с изобретательной хореографией, и с актерскими задачами. Главный герой ищет “себя” через опыт (печальный и радостный), через встречи и расставания… Хороша символическая сцена, когда протагонист идет навстречу предназначенной ему судьбой женщине, а на пути его поджидают соблазны в образе других девушек – нежных, навязчивых, настойчивых. Артисты создают собирательный портрет индивидуума, с его сомнениями, искушениями, двойственностью, противоречивостью и вечными попытками начать жизнь с белого листа. Идей и тем, затронутых в семидесятиминутной работе, могло бы хватить на несколько постановок, но Глухову удается уложить их в логически простроенную историю с выразительными соло, красивым адажио, трио и групповыми пробежками.

Победа же в номинации “современный танец” досталась “Последнему чаепитию” по мотивам чеховского “Дяди Вани”, спектаклю, требующему дополнительных разъяснений. Опытная Ксения Михеева (памятна ее “Гроза”, участвовавшая в “Золотой Маске”-2019) подробно прокомментировала свой опус: герои в аквариуме из пластика (зрители сидят по его периметру) “прозябают”. Прозрачная колонна, на которой намечен силуэт мужчины в котелке (его даже можно принять за Чехова) – Профессор, “псевдоидол, в которого все верили напрасно”. Постоянно фигурирующие, в соответствии с названием, белые фарфоровые чашечки (хотя пьют, не из них, а из одноразовых стаканчиков) – “метафора хрупких душ персонажей” и т.д. Но даже располагая “шпаргалкой”, не всегда легко понять, кто кому дядя. Впрочем, именно, дядю Ваню, благодаря “скучному” костюму и скупой пластике, идентифицировать удается. Остальные персонажи ползают по сцене, принимают странные, зачастую некрасивые позы, заявляют о себе в ломанных соло, рвутся из аквариума наружу: некоторым это удается, но их тут же затягивают обратно. Можно угадать и Соню (она крепко держится за чашки), и, по “русалочьему смеху”, – Елену Андреевну, хохочущую в громкоговоритель. Пытаясь понять, чем спектакль пленил жюри, можно предположить, что это – выразительный свет, зеленоватый, печальный, “обреченный”, в духе резюме Астрова, высказанного Войницкому: “Наше положение, твое и мое, безнадежно”. Будем надеяться, оно не имеет отношения к отечественному современному танцу.

Алла МИХАЛЁВА

«Экран и сцена»
№ 9 за 2021 год.