«Ковчег 2» – второй спектакль Гоши Мнацаканова в «Сатириконе» после замечательной «Елизаветы Бам», посвященной судьбе Хармса. И второй его спектакль на условно экологическую тему, где предлагаемыми обстоятельствами и исходным событием становится природная или техногенная катастрофа. В «Красной шапочке» в пространстве «Внутри» это была локальная беда с отравленной природой, пострадавшей от «завода лакированной туфли». В «Ковчеге 2» – это апокалипсис планетарного масштаба, после которого остается бежать разве что на Марс. Последняя ракета как раз вот-вот взлетит, подобрав всех опоздавших. Взлетающую ракету, стену вокруг полигона за колючей проволокой, облако, пролившееся дождем, красную планету, чуть ржавых и покривившихся, но вполне живучих роботов – словом, целый постапокалиптический мир насочиняла для этого спектакля актриса Варвара Маценова (это ее сценографический дебют).

Как человек молодой и романтичный, режиссер, актер и музыкант Гоша Мнацаканов мыслит категориями вечными и бесконечными, библейскими: Ноев ковчег, древо познания, апокалипсис, космос, Адам и Ева. Полная перезагрузка человечества, которому заново надо вводить код «Бог есть любовь». Как человек сегодняшний, утрачивающий доверие к прописным истинам любого масштаба и качества, он стремится сочинять свою историю, искать свои слова.

Текст «Ковчега» – совсем не самоигральный. Представлять его напечатанным, сыгранным в другом театре и с другой интерпретацией вовсе не обязательно. Такой текст пишется «под ноги» конкретной команде. Он, точно воздушный шарик, отпущенный на волю без руля и без ветрил: куда полетит – туда и полетит, обо что ударится – об то и ударится, где зависнет – там и зависнет, пока ветер фантазии не сорвет его и не погонит дальше. Такая свобода и в некотором роде бесформенность рождает эксцентричные актерские работы сродни клоунским. А в «Сатириконе» всегда чувствовали вкус к вызывающе яркой форме и умели ее держать. У клоунов ведь тоже над текстом преобладает сама ситуация, которую надо «покрутить» со всех сторон и достать из нее максимум образности. Здесь убегает молоко (некто в белом срывается и мчится вдаль), а звезды с ненужных при апокалипсисе и сорванных в сердцах погон военного возвращаются, куда положено, – в ночное небо. И таких репризных моментов рассыпано видимо-невидимо.

Начинается «Ковчег 2» в духе лирического героя Евгения Гришковца, рефлексирующего по любому, самому пустяшному поводу. Вроде сигарет, которые у тебя все норовят стрельнуть на халяву, да еще прихватить про запас, навязать за курением не нужный тебе разговор – словом, воплотить кошмар социопата. Зовут социопата Вася Мухин (у Ильи Рогова получилась очень трогательная роль), и ростом (красотой, талантами, успехом) он не вышел, а тут последнее отбирают – маленькие доступные удовольствия, вроде сигаретки в тишине. На его пачку слетаются, как мухи, Милиционер (скорее, приговский милицАнер – Илья Гененфельд), Шашлычник (Арсен Ханджян), парочка-мезальянс (жена-хищница Елены Голяковой и плохонький мужичонка для услуг на роль мужа Ульяны Лисициной), роковой Мужчина (Константин Новичков), бывший – хоть они бывшими не бывают – Зэк (Иван Канонеров). Они прощаются с Землей – курят васины сигареты, едят шашлык из крыс (а больше нечего), травят тупые анекдоты, отбивают друг у друга единственную женщину. И Вася понимает – спасаться незачем, если ради спасения придется делить одну ракету или планету с этими крысоедами. А разглядеть в них людей Вася не умеет – слишком занят своим внутренним миром.

Не видит Вася, как Милиционер-романтик тоскует по подвигу. Как потерял любой страх бывший Зэк, потому что однажды он уже испытал страх невиданной силы, помешавший ему познакомиться с любимой по переписке, а после понял, что ничего страшнее, чем невозможность этой встречи, в его жизни уже не будет. Или как невыносимо Шашлычнику порвать последнюю ниточку, связывающую его с погибшей женой (сдать при взлете часы – ее подарок), и вдруг он ломается, подчинившись приказу Зэка забыть «свою Нину»: Арсен Ханджян вытанцовывает макабрический танец горя, а потом, сломленный, ковыляет занимать свое место на корабле, точно принимает смерть. Словом, у каждого актера есть свое коротенькое соло, когда из клоунады вырастает маленькая трагедия.

Или не вырастает, остается клоунадой, но какой! Миниатюрная и виртуозная Алина Доценко из достающихся ей травестийных ролей собрала уже целый репертуар. Теперь он пополнился пожилым капитаном корабля Персеем Иванычем – храбрым портняжкой, матершинником, решалой, космическим извозчиком для погибающего человечества, с тельцем, буквально перекрученным от вожделения. Бывалому Зэку достаточно чихнуть, чтобы этого тельца не стало рядом, но он уважает Персея Ивановича за неоправданную храбрость. А пышнотелая и истомившаяся по любви стюардесса Андромеда (Полина Райкина) за ту же храбрость готова полюбить Персея Иваныча прямо на стартовой площадке. Такая вот комедия вселенского одиночества и нерастраченной любви.

Васе хватает внутреннего зрения разглядеть только прекрасную Еву (Софья Щербакова), достойную любви уже за то, что ей не надо его сигарет. Но как это часто бывает хоть в жизни, хоть в клоунаде, хоть во времена апокалипсиса, люди не только встречаются, но и теряются из-за любого нелепого пустяка. И вот уже космическая ракета уносит остатки человечества на Марс, и только один землянин Вася остается дома в компании слегка поломанных, но вполне общительных роботов вместо божьих тварей – катающихся механизмов и человекообразного Эриксона (Анна Петрова). Почти такой же шляется по Арбату, болтает с прохожими и даже задирает их на завирусившемся видео, которое гуляет сейчас по сети.

На эффектном старте ракеты можно было бы поставить эффектную точку. Но режиссер, повторимся, – человек молодой и романтичный. Фантазии у него хватает и на второй акт, и на целый театральный сериал. И потому он сочиняет реинкарнацию Рая, где к Васе с Марса (с Неба, Deus ex machina) возвращается Ева. И они проживают свое эмоциональное детство. И возрождают яблоню, которую раззява Эриксон поливал бензином и чуть было не угробил. И едят райские яблочки, в которых живут червячки. И один из них что-то такое успевает нашептать Еве. Только изгнать из постапокалиптического Рая их уже некому и некуда. И потому Адам-Вася и Ева доживают до старости, морщин-седин и вечного ворчания друг на друга.

В финале оказывается, что Рай – только короткое видение Васи, который успел представить себе всю жизнь с Евой – на одной картошке и яблоках, с единственной перспективой – старостью. Представил, опомнился – и уговорил ее остаться. Ведь старость вдвоем – удел счастливцев, не всем дано до нее дожить.

Вот такие сказки сочиняют молодые люди, когда человечество оказалось на развилке: то ли «выстрелит» новой ветвью развития жизни – неорганической, подчиненной искусственном интеллекту, то ли устроит само себе апокалипсис.

Ольга ФУКС

«Экран и сцена»
Октябрь 2025 года