Макбет. Страшный сон

• Леди Макбет – Лаура Пицхелаури. Фото В.ВАСИЛЬЕВАВ Санкт-Петербурге Юрий Бутусов выпустил свой первый спектакль в качестве художественного руководителя Театра имени Ленсовета. Премьера “Макбет. Кино” органически выросла из предыдущих работ мастера. Она перекликается с московской “Чайкой” А.Чехова, включает музыкальную тему из “Макбетта” по Э.Ионеско 2002 года в “Сатириконе”, отсылает к дипломному спектаклю Бутусова “В ожидании Годо”, продолжает серию работ по Шекспиру… Режиссера как будто не отпускают затронутые темы, и он не прекращает художественную рефлексию, параллельно осваивая новый материал. Понимание спектакля не может быть полным без знания постановок Юрия Бутусова и текста “Макбета” (желательно в редком переводе XIX века А.И.Кронеберга). Премьера требует от зрителя постоянной внутренней работы, открытости, сотворчества. Кто принимает правила этой игры, отвечает режиссеру благодарностью, тот же, кто, по выражению поэта Велимира Хлебникова, взял “неверный угол сердца”, уходит еще в антракте – благо, в спектакле их целых три.
Композиция постановки нелинейная, ритм сознательно нарушен. Текст и действие то замирают на месте, то несутся вскачь. Режиссер жонглирует сценами, как мячиками. Одни поменяли свое место, другие, особенно важные, возникают в двух вариантах, третьи, маленькие этюды, разбивают действие на фрагменты. Но в основе этой игры в постдраматический театр все-таки лежит текст “Макбета”. Юрий Бутусов предваряет действие прологом. Им становится диалог Ленокса и Лорда из конца третьего акта пьесы. Гигантский куб сцены Театра имени Ленсовета почти пуст. В глубине висят трапеции и канат. У правого края авансцены черная дверь, белым мелом на ней написано “Ю.Б. (инициалы Бутусова. – А.С.) дурак” и “школа № 1”. Чуть дальше большая фотография Алена Делона: “Знаете, как он попал в кино? Совершенно случайно!” – сообщит нам Макбет, прикуривая от сигареты на фото. Режиссер будто предупреждает: в спектакле много случайного, да и вообще, не ищите сложных смыслов, “я не волшебник, я только учусь”. Но, конечно, это игра. Бутусов уже давно тот самый волшебник, случайного нет ничего, зато сложностей море. Пролог разыгрывают у левого края авансцены актеры Роман Кочержевский и Григорий Чабан. В образе скучающих менеджеров они обсуждают обрушившиеся на Шотландию беды и то, что ждет ее в будущем – дескать, “что мне Гекуба”. Ответ на вопрос следует незамедлительно. Диалог закончится выстрелом одного “офисного планктона” в другого, изо рта последнего живописно вылетит фонтан только что выпитой воды. Борьба за власть продолжает оставаться доминирующим мотивом жизни и сегодня, как в XI веке, – это ли не повод вновь обратиться к шекспировской трагедии.
Подобно прологу, вся ткань спектакля состоит из интеллектуальных загадок. Каждый раз обыгрываются незаметные детали текста: метафоры, сравнения, фразеологизмы. Кровь должна литься рекой? Зальем сцену водой из стаканов, графинов, праздничный в честь воцарения стол – искусственным дождем, а после убийства Банко пусть вместо капель на сцену из-под колосников с грохотом падают автомобильные шины! У Шекспира в королевстве гнездятся ласточки, потому что “воздух чист”, люди хотят жить беззаботно, “как птички”, но Бутусов беспощадно жесток к любым иллюзиям. Одна из ведьм имитирует полет ласточки, подхватывая и кружа палкой в воздухе полиэтиленовый пакет, остальные фурии изображают птиц, а их расстреливают из невидимых автоматов. Реплика Макбета: “И что влечет меня? Желанье славы… / Как ярый конь, поднявшись на дыбы, / Оно обрушится – и я задавлен”, – объясняет, почему в бое барабанов перед убийством короля слышится бешеный галоп, зачем искусительницы-ведуньи перенимают пластику лошадей. Как и в прежних работах, в основе бутусовской режиссуры – игра в ассоциации.
Метод ассоциаций срабатывает и тогда, когда речь идет о выборе исполнителя роли Макбета в каждой конкретной сцене. Кроме указанного в программке Ивана Бровина, главного героя на протяжении спектакля играют еще как минимум три актера. Едва ли не чаще, чем сам Бровин, им становится Виталий Куликов (король Дункан). Макбет-Куликов фигурирует во всех сценах с Леди, которой после убийства мерещится в супруге призрак покойного монарха. Из-за череды исполнителей образ Макбета выглядит неоднородным, противоречивым. Особенно ощущается трагический раскол его сознания на пиршествах после убийств. На фоне второстепенных персонажей, сыгранных в условной манере (краска на лице, ростовые костюмы, клоунские повадки), Макбет выглядит единственным живым человеком. Гости развратничают, дико смеются в ответ на его сумасшедший бред, а король прячется под столом от галлюцинации. Слабый Макбет – пассивное орудие в руках безумия, сдается ему сразу, не противясь, плачет, как ребенок, свернувшись калачиком в ногах жены. Под конец спектакля он уходит со сцены, получая из рук мерт-вого Дункана свой абсурдный крест – дерево из давнего спектакля “В ожидании Годо”.
Иначе ведет себя Леди Макбет. Она главный персонаж трагедии в интерпретации режиссера. Роль исполняет покорившая всех актриса Лаура Пицхелаури, она же играет одну из пяти прекрасных молодых ведьм. Леди Макбет – воплощение инфернальных сил. Она как будто вышла из-под пера Ф.М.Достоевского, в ее мире нет Бога, а значит, все позволено. Реплика, обращенная к Макбету: “Решись – и нам удастся всё!” – звучит как уверенный ответ на вопрос Раскольникова: “Тварь ли я дрожащая или право имею?”. Новоявленная королева только после убийства осознает, что права не имеет никто. И, как героя романа Достоевского, ее сводят с ума не опасность разоблачения, а угрызения совести. Кровь не смывается с рук, ее запах не исчезает, мертвый Дункан видится теперь в муже, целует окровавленными губами. Сольные танцевальные номера в ее исполнении – воплощенная женская истерика, борьба с безумием, которая не увенчается успехом. Юрий Бутусов находит тонкую метафору сумасшествия. Леди Макбет ездит по кругу на игрушечных лошадках, сужая и сужая диаметр, пока не потухнет маленькое пятно света, высвечивавшее ее фигуру. Но и после самоубийства она появляется на сцене. В финале спектакля нет мести Макбету и торжества справедливости, вместо этого – загробные муки Леди, истинной виновницы убийств. Она медленно выходит из темноты в островок света, с грохотом толкая перед собой деревянные козлы, а сзади, как кандалы, тащит на веревке белый подиум – символ былого “желанья славы”. В свадебном платье и алых пуантах она дотанцовывает на подиуме свою последнюю истерику, все больше втягиваясь в неудержимый танец под “Smooth Criminal” Майкла Джексона. Сцену заливает красный свет, а зал – музыка и крик отчаяния. Леди Макбет даже после смерти вновь видит свои окровавленные руки.
Важную роль в спектакле играют танцы (балетмейстер – Николай Реутов). После каждой “дискотеки” под “Кино”, Элвиса Пресли или Майкла Джексона трагедия подкрадывается всё ближе к зрителю. Под оглушительный “Jam” Майкла Джексона – подумать только, ведь эта энергетика принадлежит уже мертвому певцу! – актеры танцуют везде, даже в партере, в общую тусовку, как и в “Чайке”, выбегает из зала сам Бутусов. Спектакль перегружен музыкой, одних имен исполнителей в программке перечис-лено более трех десятков. Зрителя то усыпляют с помощью психоделических, монотонных звуков (тиканья часов, капанья воды, воя ветра), то пугают резким выстрелом, грохотом рушащегося мира.
За счет музыкальности, скачущих ритмов спектакль воспринимаешь буквально всем телом. Юрий Бутусов пытается отстраниться от материала, насыщая его приметами кинематографа: нелинейный монтаж быстро меняющихся эпизодов; камеры, пленки, микрофоны на авансцене; появляющиеся и исчезающие “операторы”, которые квадратом света выхватывают из темноты отдельные кадры… Одна из музыкальных тем – саундтрек к “Любовному настроению” Вонга Кар-Вая, где на фоне лирической мелодии звучит реплика героя фильма: “Не принимай все так всерьез, это всего лишь репетиция”. Не воспринимать всерьез происходящее на сцене, однако, не получается, от огромного потока разрушительной энергии невозможно укрыться. Сюрреалистическое действо в духе американского режиссера Дэвида Линча погружает зрителя в состояние обостренной чувственности. “Макбет. Кино” – красивый до мурашек, но очень страшный сон, в котором почему-то хочется остаться навсегда.
 

 
 
Александра СОЛДАТОВА
«Экран и сцена» № 22 за 2012 год.