День наряжается к вечеру

Скульптуры Игоря МитораяМой товарищ называет Тоскану “тасканой” – от слова “таскаться”, и в его устах это выглядит симпатично. И, правда, в этом краю не сидишь на месте, потому что даже если сидишь на месте – взор продолжает блуждать. От одного фрагмента пейзажа к другому; и гармония их побеждает, практически, любой хаос. А если вы находитесь в окрестностях Лукки, то мысли ваши всегда оказываются вовлеченными в бродяжничество от звука к звуку. Ибо в Лукке родился Джакомо Пуччини, и поклонение ему закономерно не знает здесь границ.

Круглогодичный фестиваль Пуччини проходит в самой Лукке, где арии из его опер распевают в церквях и на площадях. Во дворцах, пышущих блеском и полузаброшенных, откуда в полночь вам придется выбираться лесными тропинками, и только далекая трель стаканов выведет вас к свету. Но самым внушительным актом поклонения композитору становится музыкальный фестиваль “Пуччини Торре дель Лаго фестиваль”, который проходит неподалеку от курортного городка Виареджио. И в этом году – в шестьдесят третий раз.

“Торре дель Лаго – высшая радость, рай, Эдем. 120 жителей, 12 домов. Спокойная, прекрасная земля, населенная оленями, кабанами, зайцами, кроликами. Роскошные и потрясающие закаты…”, – писал Пуччини друзьям. От Лукки, где Пуччини родился, где семья его жила несколько веков, до этой деревни километров пятнадцать. Он прибыл сюда в 1891 году и снял две комнаты. Впрочем, на маленьком железнодорожном вокзале его уже поджидали представители дачного общества – с рукоплесканиями и приглашениями отведать и пригубить. Потом он купил дом, а местные власти отдали ему в пользования маленький пирс. Тут были написаны “Тоска”, “Мадам Баттерфляй”, “Ласточка”.

На городском автобусе, что ловко громыхает по маленьким улочкам, останавливаясь там, где нужно столетним старушкам, основному контингенту пассажиров (и водитель кричит их домочадцам, что устроились на лужайке с аперитивом: “Синьоры и синьоре, заберите мамашу!”), вы приезжаете на маленькую площадь. Два шага – и вы в деревне, вполне похожей на подмосковные дачные угодья старого образца. Покосившийся деревянный забор (больше прорех, чем досок), сквозь дыры в котором виднеется уютно вросший в землю ржавый таз; трехногий столик, стайка деловитых кур. Потом заросли камышей вдоль сельской каменистой дорожки – она неожиданно приводит в парк Музыки, что окружает Большой театр Пуччини под открытым небом. Сцена – на берегу озера Массачиколи.

В парке, среди других скульптур, поразительные творения Игоря Миторая – гигантские псевдо-античные головы (см. фото). Расколотые. Но продолжающие внимать музыке, так сказать, сфер. Своего рода, сюрреалистическая макро-синекдоха на тему неумного слушателя, который как тот барашек из стишка Корнея Чуковского (“…я бебека, я мемека, я медведя забодал!”) “забодал” весь пейзаж и все мыслимые партитуры. Голова его сначала выросла до размеров мирозданья, в себя его вобрав. А потом бац! – треснула. Не многообещающее ли начало для музыкального представления? Если вы впечатлительные особы.

Пуччини был любителем поохотиться – например, на бекасов. А незадолго до того, как оставил земные пределы, стал размышлять о том, что гладь озера и невысокая горная гряда за ним, и шелковистые закаты – все это вместе прекрасная мизансцена не только для охоты, но и для оперных постановок. И дал распоряжения. По мановению его желания возник фестиваль. Первый спектакль состоялся в 1930-м году – “Богема”. Сцену тогда возвели на сваях, вбив их в дно озера. Вполне импровизированные подмостки. После войны фестиваль интенсивно развивался, в середине 1960-х была построена театральная площадка на три тысячи мест, задником которой стали Апуанские Альпы. А в 2008-м году она была перестроена в соответствии с новейшими технологическими решениями и уже на три тысячи четыреста мест. Здесь выступали выдающиеся исполнители. Когда-то Марио Дель Монако выбрал именно это место для своего прощального спектакля. Лучано Паваротти, Пласидо Доминго, Хосе Каррерас, конечно, пели здесь, как, впрочем, и другие “звезды”.

Небольшая вилла Пуччини (музей), скромный памятник ему работы Паоло Трубецкого (мечтатель с сигарой), маленькая гавань, востроклювые утки, сельская тишь. Но ближе к шести день, как пишут поэты, наряжается к вечеру; ветер пускает рябь по воде, колышет края платьев и шелковые шарфы. К сцене стекаются с разных сторон селения оркестранты, окруженные выводками детишек – итальянская семейственность. Темнеет.

В этом году в фестивале участвовали три международных коллектива: оркестр Оперы Ниццы, солисты Китайской национальной оперы и московский театр “Новая Опера” почти в полном составе – оркестр, хор; исполняли “Богему” и “Травиату”. Фестиваль был посвящен теме Франции в творчестве Пуччини и отчасти “веризму” – вариациям на тему верности социально-психологическим конфликтам исторических эпох.

Открывался фестиваль оперой “Турандот”. Принцесса Турандот – Мартина Серафин. Режиссером выступил известный итальянский журналист и литератор Альфонсо Синьорини. Опять интересная история со сценографией и костюмами – в нее вовлечен Фаусто Пуглизи, сицилийский модельер, который творит сейчас по большей мере в Нью-Йорке. Он занимался сценическими нарядами для Мадонны, Уитни Хьюстон, Майкла Джексона и впервые приглашен работать с классической музыкой. Каковы были ожидания? Слова режиссера: “У Фаусто Пуглизи есть видение рокера, энергия экстремальных решений, даже скандальность и одновременно умение придать костюму налет таинственности – это то, что нужно для нашего спектакля!”

Дизайнер, безусловно, достиг своего, превратив постановку во впечатляющее дефиле сказочной моды. Тем самым внес вклад в концепцию восприятия оперы как чистого наслаждения для праздного духа (не только – уха). Наслаждения, практически, физиологического, но в артистическом смысле физиологии: когда удовольствие черпается из всего материального, а не только нематериального. И бархат, шелк, цветные каменья, геометрия воротников и вееров – все ласка для глаза.

Любопытно, наверно, и то, как трансформируется на сцене мерцающий негой стиль арт-нуво (традиционный для постановок “Турандот”) в своего рода рациональную роскошь а-ля Дисней для взрослых. Зато безукоризненным назвали дирижерский стиль Альберто Веронези, который сумел “…подчеркнуть все многоцветье музыки Пуччини – так, что даже звезды в небе над сценой сменили свою холодность на мозаику фейерверка”.

На следующий день зрителей ждала “Ласточка” – столетие со дня премьеры оперы в 1917 году в Монте-Карло. Эта постановка предлагала свои прелести – исторический стиль, верность оборочкам и корсетам. А на озере разыгралась буря. Волны грозили если не снести деревушку, то уж точно замочить бархатные туфельки иных зрительниц. В антракте самых хрупких из них едва не снесло в черные воды, не говоря о том, что светлячками полетели вдоль пирсов бокалы с розовым коктейлем “шприц”. И те, кто пытались их удержать, ловили друг друга, дабы тоже не рухнуть в воду.

Когда страсти на сцене улеглись, эстафету развлечений принял бар неподалеку – там развернулось самодеятельное, но необыкновенно смешное пародийное представление на тему шлягеров группы “Абба”. Четверо юных итальянцев предстали в маскарадных одеяниях, которые точно копировали и знаменитые белые атласные брюки-клеш с кружевами, и золотые мини-юбки, и серебристые шарфы, и перья в париках. “И эти огоньки, и эта музыка” – и публика скандировала подготовленным хором. Кстати, солисты, выступавшие на сцене в Торре дель Лаго, рассказывают, что тут публика – мастера подпеть хором известным ариям, приветствовать шлягеры стоя, требовать повтора музыкальных номеров. Дивы, буквально, чувствуют себя рок-звездами. Высокий и низкий жанр, так сказать, рука об руку…

А стены Лукки, которым более пятисот лет, Лукки, где в 1712 году родился пра-прадедушка Пуччини и где дядя будущего композитора лупил его пинками за каждую фальшивую ноту, – так вот эти стены пережили недавно еще и прибытие Мика Джаггера. “Роллинг Стоунз” дали тут – на родине Пуччини – концерт в конце сентября.

Марина ДРОЗДОВА

  • Скульптуры Игоря Миторая
«Экран и сцена»
№ 20 за 2017 год.