Оргия в Ферраре

Фото C.Raynaud de LageВслед за романтической пьесой Виктора Гюго спектакль “Лукреция Борджиа” парижского театра “Комеди Франсез” через край полон сентиментального гротеска. Мелодраматический флер окутывает тут и Венецию, и Феррару, где происходит действие, – от антуража до жестов и интонаций. Венеция обозначена настоящей гондолой, едва ли не погребальной, вполне уместной в финале. Она водружена на планшет сцены, напоминающий водную поверхность, и окружена палинами – деревянными колышками, вбитыми в дно каналов реальной Венеции, предназначенными и по сей день для стоянки плавсредств. По мере нагромождения событий пьесы самый знаменитый и призрачный город Италии с легкостью преображается в Феррару: опускается занавес с арочными проемами и резными балкончиками, за ними видением по-прежнему проступает венецианская лагуна. Небо непогоды на заднике сменяется голубизной и белыми облаками под стать незабываемому потолку театра Олимпико в Виченце. Сценография принадлежит Эрику Рюфу (он же исполнитель роли дона Альфонсо д’Эсте, супруга смертоносно порочной Лукреции), вдохновлявшемуся, как пишут французские критики, рисунками и акварелями самого драматурга.

Свой замысел пьесы, в последний момент озаглавленной по имени главной героини (первоначальное название “Ужин в Ферраре”), Виктор Гюго внятно изложил в предисловии: “Представьте нравственное уродство, самое отвратительное, самое отталкивающее, самое полное; поместите его там, где оно будет выделяться всего сильнее, – в сердце женщины, наделенной всеми дарами физической красоты и царственного величия, которые еще резче подчеркивают ее преступность, и прибавьте ко всему этому нравственному уродству чувство чистое, самое чистое, какое только женщина может испытывать, – материнское чувство”.

Спектакль “Лукреция Борджиа” в постановке сосьетера “Комеди Франсез” Дени Подалидеса был выпущен три года назад, и в распределении ролей оказалась заложена неожиданная концепция – беспощадную отравительницу и беспутную мать исполнял мужчина, актер Гийом Гальенн, тогда как в роли ни о чем не ведающего благородного сына-вояки, напротив, выходила девушка – выпускница парижского Института восточных языков Сулиан Брахим. Насколько гендерный перевертыш выглядел оправданным, судить сложно, поскольку в Москву на Чеховский фестиваль привезли, по сути, новый вариант спектакля с великолепной Эльзой Лепуавр в образе женщины-монстра и органичным и естественным Гаэлем Камилинди, сыгравшим ее сына Дженнаро. В поединке притяжений-отталкиваний на сей раз толерантно сошлись белокожее и светловолосое исчадие ада и темнокожий кладезь достоинств.

Пытающийся выяснить свое происхождение сирота Дженнаро (на самом деле плод инцеста) раз за разом сталкивается с харизматичной Лукрецией Борджиа. Их первая встреча происходит во время венецианского карнавала, когда лица скрыты масками. Маскарад весьма на руку нагрянувшим в стан врага Лукреции и ее сподручному, дьявольски изобретательному и коварному Губетте в исполнении Тьерри Ансиса. Именно тогда Дженнаро проникается к незнакомой даме доверием, быстро, впрочем, разрушенным товарищами, и в Ферраре, уже на ее территории, обливает молящую о снисхождении грозу Италии презрением и ненавистью. В подробностях просвещенный о кровавых преступлениях благоволящей к нему Лукреции, он в бешенстве сбивает шпагой первую из букв фамилии BORGIA с герба на ее дворце, оскверняя и превращая тем самым в чрезвычайно уместное в этом случае слово ORGIA.

То, как ведет свою роль статная Эльза Лепуавр, заслуживает высочайших эпитетов. Словно опасная змея, она “и путает, и вьется, и ползет”, преувеличенно декламирует проникновенные речи, в самый неожиданный момент ошпаривая цинизмом и жестокостью. Ее героиня годами купается в разврате и с редким равнодушием травит неугодных, как вдруг оказывается абсолютно беззащитной перед материнским чувством, долго пребывавшим в полудреме и внезапно отчаянно пробудившимся для изощренной муки. Актриса идеально воплощает четко прописанное намерение Гюго: “Чудовище сделайте матерью, – и чудовище возбудит участие, чудовище заставит плакать, и существо, вызывавшее страх, вызовет сострадание, и эта безобразная душа станет почти прекрасной в ваших глазах”. Именно так выглядит финальная сцена, в которой уже вторично отравленный в Ферраре Дженнаро, сжимающий в одной руке склянку с противоядием, данным ему Лукрецией, а в другой кинжал, закалывает ее и слышит душераздирающий прощальный вздох: “А!.. Ты убил меня! Дженнаро, я твоя мать!”.

Демонстративно чурающийся примет актуальной режиссуры, великолепно архаичный по меркам современного театра спектакль “Комеди Франсез” оказался абсолютно живым. Совершенством же сценической речи всех без исключения участников постановки нельзя не восхититься отдельно, его осознаёт даже тот, кто не владеет французским языком.

Мария ХАЛИЗЕВА

Фото C.Raynaud de Lage
«Экран и сцена»
№ 13 за 2017 год.