Соловьева

Редакция «Экрана и сцены» присоединяется к поздравлениям Инны Натановны Соловьевой с невероятным по цифрам юбилеем! С первых дней существования нашего издания Инна Соловьева стала постоянным и чрезвычайно важным автором, не только писала о современном театре, но и давала для публикации фрагменты своих будущих книг по истории театра. Ее присутствием на страницах нашей газеты мы гордились и гордимся!

Когда говоришь с Соловьевой – проваливаешься. Почти сразу. Даже если разговор начинается с чего-то простого, через десять секунд ты там – провалился.

Провалился в интересное. Интересные темы, колоссальные знания, абсолютно неожиданные повороты темы, любой темы: можно начать с того, что «Простите, Инна, долго не могу разговаривать, опаздываю на репетицию в Театр Пушкина…», а закончить, несколько раз чуть не попав под машину, и, наконец, входя на сцену этого театра и узнав столько про Алису Коонен (которую она, конечно же, видела), тем, что вечером взахлеб рассказываешь весь этот ворох студентам и позже жене Инне. И то не весь: во-первых, все, что я услышал, пересказать студентам нельзя, а, во-вторых, и остального так много, что можно эти двадцать минут дороги разложить на два часа и тогда все остальное покажется менее значительным…

Забавное чувство: идешь знакомой дорогой в театр, заворачиваешь за знакомые углы домов, а ты – ТАМ, в культуре.

Смешно сказать, сейчас думаю, что услышал такое почти про все театры, в которых я последнее время работал. Не обязательно по дороге, но обязательно случайно. Случайно. Никогда не просил «рассказать». На рассказы, которые были, конечно же, ее монологами с моими поддакиваниями, я наталкивался именно случайно, как бы завернув за угол знакомого дома. Театр Советской Армии, Пушкинский, «Современник» и, конечно же МХАТ. Тут, собственно, можно за любой угол любого дома заворачивать и видишь ИХ. МХАТовцев.

А утренний (ранний) звонок: «Ты знаешь, я поняла, зачем Станиславский повез МХАТ за границу в 22 году!» – тут я вообще никуда не «заворачивал»! Я еще зубы не почистил!

А прекратить нельзя – не потому что неудобно – этого нет. Она так быстро и просто умеет заканчивать разговор, как умная девушка, которая знает, что нельзя собой «перекармливать».

«Целую крепко, ваша Соловьева»… и гудки. Не можешь прекратить, потому что ИНТЕРЕСНО. Жутко интересно.

Интересно услышать, почему Булгаков не гений, а очень, очень, ну, просто очень хороший писатель второго ряда, интересно услышать, что же такое «гений» – а это, оказывается, движение воздуха, как в двух стихотворениях Баратынского (начинает читать оба), интересно узнать, зачем (!) Станиславский повез МХАТ в Европу, а затем в Америку и выбрал Чехова, а не что-то позднее – и узнаешь, что сделал он это, не чтобы пожить немного, как раньше, чуть одеться, купить вторые брюки (у него были одни!), а для того, чтобы показать ТАМ, что мы не звери, что у нас есть что-то хорошее, и очень хорошее, в общем, чтобы оправдаться за мрак, творимый его страной.

А про «Современник», историю его создания, про непонятно почему повернувшуюся земную ось так, что всем стало вдруг лучше (не легче, а лучше!), и как все стали греться от такого нелогичного, кажется, но божественно произошедшего явления – выходишь после этого разговора на кухню, колотит. Я потом думаю – отчего? Ну, что такое она сказала, что – колотит? И понял – от резких, парадоксальных переходов мысли, от способа думать, от способа мышления, от выработавшейся привычки мыслить МИРОМ, целым миром, миропорядком, где за каждой вещью есть свое место и, смотря на одно, через него видишь другое, третье и весь мир. И тогда любая ерунда это не ерунда, а часть мира, связанная с другими «ерундами», а все вместе – МИР.

Отселе я вижу потоков рожденье

И первое грозных обвалов движенье…

Откуда отселе? А, это же Пушкин, которого она читает по телефону на память часами, «Бориса Годунова» не остановишь! Но это «Кавказ»:

Кавказ подо мною. Один в вышине

Стою над снегами у края стремнины…

Думаю, а как он туда взобрался? Так высоко? Ведь смотрит не снизу – хотя снизу величие этих гор тоже можно ощутить и написать стихи по этому поводу. Но нет, взобрался на самый верх, выше снегов: «Стою над снегами…» Для чего?!. Чтобы увидеть мир. Величие высоты снизу – одно, а взобравшись, иное – открываются горизонты. И вот перед ней они открылись. Я уж не знаю, когда, может быть, недавно? Но открылись. Она стоит на опасной высоте, там, говорят, и дышать-то трудно. И холодно, наверное, раз снега. Вот стоит. Или, еще чего лучше – сидит. Или лежит, как сейчас на своей кровати под полкой с книгами. Лежит «у края стремнины» – и видит весь мир.

И потоков рожденье, и первое грозных обвалов движенье.

Великая женщина. Великая. Как английская королева.

PS. Инна! Я Вас очень люблю. С днем рождения! Я хочу, чтобы наши разговоры продолжались долго, я хочу чувствовать себя мальчиком, набирающимся ума-разума. Мальчиком, к которому Вы, по-моему, неплохо относитесь.

А потом, Вы один из очень немногих людей, которые до сих пор называют моего папу «Толька».

Примите мой низкий поклон, благодарность и любовь.

Ваш Димка

Дмитрий КРЫМОВ

«Экран и сцена»
№ 22 за 2022 год.