В Музыкальном театре имени К.С.Станиславского и Вл.И.Немировича-Данченко состоялись две премьеры – “О природе” на музыку Алексея Наджарова и “Нет никого справедливей смерти” на музыку Альберто Хинастеры. Это первые постановки после того, как театр претерпел кардинальные перемены – свой пост покинул возглавлявший балет на протяжении пяти лет Лоран Илер, а планы, связанные с приглашением зарубежных хореографов, сорвались по известным причинам.
Новым художественным руководителем балета был назначен двадцатишестилетний первый солист и с недавних пор хореограф Максим Севагин. Возглавить труппу человеку, знакомому как коллега-танцовщик, очень непросто. Плюс молодой худрук приступил к своим обязанностям в тот момент, когда театр, привыкший за последние годы танцевать балеты лучших хореографов современности, оказался в вакууме репертуарных перспектив. Севагин, бросившись на амбразуру, сам поставил одноактный балет “Нет никого справедливей смерти” и привлек в театр команду сериала “Балет”, герои которого репетируют танцевальный спектакль. Его-то авторы и воплотили на сцене МАМТа.
Хореограф Владимир Варнава и Евгений Сангаджиев (режиссер сериала) позиционируют свой опус “О природе” как философское произведение, отсылающее к Платону, Пифагору, Эмпедоклу. Синопсис, впрочем, вполне доходчив. Суть балета состоит в том, что к грустным людям приходит путник, указывающий им путь к свободе и смыслу. Последовав за ним, герои начинают жить подлинной жизнью во всей ее полноте, но, совершив цикл, возвращаются туда же, откуда ушли. Теперь они бессознательно тоскуют по утраченному раю, зная, что дорога к нему существует.
Эту лаконичную историю постановщики разворачивают до формата полноценного одноактного спектакля с прологом и эпилогом. Начало напоминает кадр из хорошего фильма. На фоне пожарного занавеса, вокруг изысканно сервированного стола, тускло поблескивающего хрусталем бокалов, подвесками прозрачных подсвечников и фарфоровой белизной посуды, собрались пребывающие в печали изящно одетые красивые люди. Они переходят с места на место, перешептываются, как на поминках, смыкают грустные объятия и льют слезы. Неожиданно железный занавес ползет вверх, а герои вместе с банкетным столом опускаются в оркестровую яму.
Танцевальное действие начинается с появления на сцене мужчины в купальном костюме, решительно вышагивающего от портала к порталу. Периодически он принимает позы статуй античных богов, притягивая, как магнит, появляющихся из-за кулис гостей печальной вечеринки. Артисты выстраиваются в линию, делают несложные движения, полуприседают, полуповорачиваются, как по команде “на первый второй рассчитайся”, со вскрикиваниями тормошат друг друга за плечи, сплетаются руками, словно передавая ладонями заряд энергии стоящему рядом. Отличные солисты и артисты труппы при этом очень сосредоточены и серьезны, как при выполнении важной миссии. Вот поднятой вверх и согнутой в локте рукой они прикрывают лоб и глаза, а свободная рука болтается, словно плеть. Или дуэт – взявшись за руки, исполнители совершают волнообразные движения, ассоциирующиеся с циркуляцией крови по артериям и капиллярам. Рукам в этом балете вообще отводится особое место, из них складываются всевозможные композиции и на сцене, и на экране, где трепещут мириады ладоней, а также сливаются в одно лица нескольких людей, выгибаются шеи запрокинутых назад голов. По-видимому, видеоряд и происходящее на сцене, все эти повторяющиеся до бесконечности па, имеют сакральный смысл. Но все возвращается на круги своя. Грустные люди вновь оказываются за унылой трапезой, и только волнообразные движения руки одного из печальных ее участников напоминают о недавнем приключении.
Максим Севагин тоже не чужд осмыслению бытия, постижению тайн Бога и смерти. Остановившись на “Концерте для арфы с оркестром” аргентинского композитора Альберто Хинастеры, он обратился к фольклору Аргентины. Для своего опуса Севагин выбрал сказку о том, как человек (Муж) вступил в сговор со Смертью и получил дар исцелителя, но, нарушив правила игры, сам стал жертвой “курносой”, которая в балете предстает эксцентричной красавицей в исполнении невероятно гибкой Оксаны Кардаш. Ее пластика состоит из острых углов и прямых линий. Живой и энергичный персонаж, она находится в неустанном движении, летает через сцену, кружит вокруг героев. Остановить ее способен только прыгучий, больше похожий на черта Бог (Иннокентий Юлдашев) с зеленым вихром и в красных штанах. Смерти даны отчаянные дуэты и с Мужем (Дмитрий Соболевский) – она легко вспархивает и, удобно устроившись, возлежит у него на спине. Все соло, дуэты и трио в этом спектакле стремительны и лексически своеобразны. Исполнение намного изобретательнее простодушного сказочного сюжета. Желая придать большую многозначительность своей миниатюре, Севагин перенес действие в космический корабль. Соответствующие взлету команды звучат перед началом спектакля, когда актеры разминаются, а зрители разглядывают разбросанные на авансцене фигурки зверюшек, музыкантов и космонавта. Но перенесение действия в космос, где, как в ковчеге, спасается остаток человечества, еще более наивно, чем сама сказка. Впрочем, наивность – не самое плохое качество для художника.
Алла МИХАЛЁВА
«Экран и сцена»
№ 14 за 2022 год.