Двадцать лет назад в маленьком Канске Красноярского края московские независимые режиссеры придумали проводить международный видеофестиваль, ставший ежегодным. Возникнув почти как шутка, фестиваль уже через несколько лет превратился в мульти-жанровый форум современного искусства. Помимо конкурсных показов (видеоарт и экспериментальный короткий метр) в программе выставки, концерты, поэтические слэмы. Участники устанавливают в городе арт-объекты и совместно с историками проводят круглые столы, посвященные не самым известным страницам истории города, например, сталинским репрессиям и еврейской диаспоре в Канске. ХХ фестиваль должен был состояться в августе прошлого года, но, сославшись на пандемию, его отменили. Юбилейный фестиваль все-таки случился, но уже в этом году и в Красноярске. Директор фестиваля Павел Лабазов рассказал “ЭС”, как экспериментируют в современном кино, зачем фестивалю быть междисциплинарным и нужен ли он Канску.
– Канский фестиваль – это часть фестивального движения, или он находится на отшибе?
– Так может показаться из-за географического положения Канска, но нет, не на отшибе. Наш фестиваль входит в международную ассоциацию Festinet – комьюнити, объединяющее европейские фестивали короткого метра. С XIX Канского фестиваля фильм Евгении Казанкиной “Рио” попал на shnit Worldwide Shortfilmfestival (международный фестиваль короткого метра, проходящий одновременно в семи странах на четырех континентах. – А.Н.). Традиционные даты Канского фестиваля – последняя неделя августа. Мы их придерживаемся, исходя из общемирового расписания фестивалей. Много фестивалей проходят “на отшибе”, но входят в мировое расписание – например, “Дух огня”. Тот же “Сандэнс” тоже не в центре мира проводится.
– Фестивалей, в том числе и экспериментального кино, много. Есть ли у Канского своя концепция? Если да, то в чем она заключается?
– Мы немножко по-другому работаем с местом проведения. Кроме показа конкурсных фильмов на нашем фестивале немало других событий, которые не искусственно прикреплены, а вырастают из самого фестиваля. Каждый год у фестиваля новая тема. В нынешнем году это “Перемена”. Все события фестиваля, в том числе и конкурсный показ, вписываются в избранную тему. Любой наш фестиваль можно рассматривать как глобальное произведение современного искусства. О междисциплинарности заговорили относительно недавно, но мы давно на нее ориентируемся. Она стала общемировым трендом, и это касается не только искусства. Чтобы жить в современном мире, требуется особое сознание, я надеюсь, наш фестиваль помогает зрителям его сформировать и смотреть на мир шире.
– Когда говорят о кино, пусть и короткометражном, возникают ассоциации: нарративность, относительно традиционные для кинематографа средства художественной выразительности. В конкурсной программе прошлого и нынешнего Канского фестиваля были работы визионерские и фильмы, близкие к документации перформансов. Это специфика вашего фестиваля?
– Визионерство, конечно, по силе восприятия на первом месте. Особенно если зритель сидит в темном зале. Наверное, поэтому такие фильмы вам и запомнились больше. С другой стороны, третье место в нынешнем году получил игровой фильм “Святое семейство” португальского режиссера Маргариды Лукаш. В программе представлены абсолютно разные жанры. Победивший в номинации “Лучшее российское видео” фильм Алексея Акимова “Кирюха” скорее относится к разряду мультипликации. Кино – совокупный продукт искусств: литературы, музыки, изобразительного искусства. В кино все экспериментируют по-разному. Кто-то делает упор на картинку, кто-то – на звуковой ряд. Для видеоинсталляций, которые меняются во времени, на Западе есть специальный термин. В Европе это отдельный вид искусства.
– Насколько я понимаю, среди авторов, чьи фильмы проходят в конкурсную программу, немало людей без кинематографического или художественного образования.
– В конкурсе участвуют абсолютно разные работы авторов любых профессий и возрастов. Фильм “Рио”, о котором я говорил, сняла выпускница ВГИКа. Несколько лет назад Гран-при получил фильм известного художника Роя Ройзена. В прошлом году у нас в конкурсе был фильм Линн Бианчи – замечательной фотографини из Нью-Йорка. Ей уже 80 лет, и она решила проверить: что будет, если “оживить” фотографии, – и ее эксперименты великолепны. В этом году студентка Московского художественного училища памяти 1905 года Александра Гиршон не победила, но прошла в конкурс со своим фильмом. Действительно, среди участников встречаются те, кто профессионально не связан с миром кино и изобразительного искусства. Некоторым, однако, наш фестиваль изменил жизнь. Владимир Логинов из Эстонии (не путать с тезкой и однофамильцем – художником из Самары, тоже бывавшем на Канском фестивале) несколько лет назад участвовал в конкурсе с веселым фильмом, который всем очень понравился. После фестиваля Владимир оставил работу клерка, получил второе образование и стал профессиональным художником. Как правило, мы сначала смотрим фильм, а уже потом знакомимся с автором. Специального образования для участия в конкурсе не требуется.
– Кто и как отбирает фильмы в конкурсную программу?
– Отборщики – люди разных профессий: режиссеры, художники, математики. Каждый год происходит ротация. Фильмы отбираются в несколько этапов, каждый фильм смотрит несколько человек. В разные годы число заявок колеблется – бывало до восьми тысяч. Огромное количество фильмов трудно отсматривать, и в этом году был короткий отбор – где-то около тысячи. Мы считаем, этого достаточно, чтобы сделать срез актуального экспериментального кино со всего мира. При отборе география участников тоже важна, чтобы понимать, где что происходит.
– В жюри Канского фестиваля в разные годы были Алексей Федорченко и Виталий Манский. Как вам удалось их заполучить?
– И Михаил Ефремов на фестиваль в Канск приезжал. Леша Федорченко, по-моему, несколько раз был. Это наши друзья. Никаких проблем с тем, чтобы их пригласить, не возникало. Главное – совпасть по графику. Для нас, организаторов, Канский фестиваль – это не бизнес. Это не наша работа, если понимать под работой что-то рутинное, а, скорее, наша социальная нагрузка, наше хобби. Деньги мы зарабатываем на других проектах, а фестиваль в Канске – это вложение творческого потенциала в определенную точку на карте мира.
– Как относятся к фестивалю канцы?
– Самый первый арт-объект, который появился в городе благодаря фестивалю – Канская пальмовая аллея. Фантастические деревья, сделанные по эскизам канских, норильских и московских детей. После его установки канцы поняли, что мы не дестройеры, а несем веселье и добро. Творческая интеллигенция Канска взаимодействует с фестивалем, в том числе и в качестве участников. Местный художник Павел Мельчарик предложил свой арт-объект – “Кукла Вуду – месть капиталу”. Мы его одобрили, а горадминистрация Канска выделила место для установки. На поэтических слэмах наравне с организатором – московским поэтом и драматургом Андреем Родионовым – выходили и читали свои стихи канские поэты.
Сама конкурсная программа вряд ли для жителей Канска. Ну вот скажите: Каннский кинофестиваль делается для жителей французской деревни Канны? Роттердамский – для роттердамцев? Нет, конечно. Они проводятся для гостей. И Олимпиаду устраивают не для того, чтобы пришли жители города, где она проходит.
Для нас, организаторов, Канский фестиваль – некоммерческий проект, но мы только за, чтобы он стал коммерческим для города. В какой-то год, как показала статистика, за время Канского фестиваля почти 5,5 тысяч жителей работало на обслуживание гостей. Это показатель, что культурное событие может стать “градообразующим предприятием” хотя бы на какое-то время. Чем больше будет на фестивале мероприятий, чем больше откроется арт-объектов, которые можно увидеть только в Канске, тем больше окажется приток туристов. Здесь очень много проезжающих на Байкал. Бренд мы городу подарили, пока Канск им не особо пользуется, но, надеюсь, это изменится.
– Как канские власти относятся к фестивалю?
– Бывали конфликты, но здесь – как в кино: главное, чем конфликты разрешились. Проблемы остаются и сейчас, но мы пытаемся с обеих сторон их решать. За двадцать лет мы не уехали – это уже о чем-то говорит. У амбициозных творческих людей противостояние иногда доходит до такой стадии, что они готовы продолжать свои проекты кому-то назло. Это не наш случай. Мы хотим возвращаться в Канск, потому что видим пользу от фестиваля не только для себя.
– На пресс-конференции перед показами организаторы сказали, что Канский фестиваль превратится в “Сандэнс”.
– Конечно, в “Сандэнс” он не превратится, потому что Канск останется Канском, не переместится в Америку. Здесь, скорее, подразумевались исторические аналогии. “Сандэнс” четверть века посещала только группка единомышленников Роберта Рэдфорда, придумавшего этот фестиваль, и только потом “Сандэнс” стал всемирно известным фестивалем. Имелось в виду, что уже со следующего, XXI, фестиваля, который должен пройти в августе, у нас в конкурсе появится полный экспериментальный метр – то, с чем работает “Сандэнс”. Ищем премьеры. Не думаю, что будет большое количество полнометражных фильмов в первый год. По словам кинокритика Евгения Майзеля, приезжавшего к нам несколько раз, на Канском фестивале можно увидеть то, что никогда бы не заметили отборщики других фестивалей. Мы надеемся оставаться в этой нише и сохранить независимость.
Уже после интервью директор фестиваля Павел Лабазов и арт-директор Надежда Бакурадзе в связи с событиями в Украине приняли решение прекратить работу фестиваля на неопределенное время.
Беседовал Андрей НОВАШОВ
«Экран и сцена»
№ 7 за 2022 год.