“Киногид извращенца: идеология”. Режиссер Софи Файнс.

Первый фильм из серии “Киногид извращенца” вышел семь лет назад: словенский философ и культуролог Славой Жижек комментировал и интерпретировал знаменитые фильмы, уютно расположившись в их декорациях – “Матрица” сменялась “Психо”, “Малхолланд драйв” – “Бойцовским клубом”, “Пианистка” – “Кубанскими казаками”. Этот ход документалистка Софи Файнс придумала, чтобы показать, что философ смотрит на фильм словно изнутри, видит не только его яркую оболочку, но и механизмы, и швы, и то, что шито белыми нитками. Жижек рассуждал о том, почему Хичкок заставил птиц нападать на людей, провоцировал заявлением, что самая лучшая женщина для мужчины – та, которая мертва, ибо она не способна противиться его желаниям, а в третьей части заявлял: “Кино – это предельно извращенное искусство. Оно не дает вам того, что вы желаете, оно говорит вам, как желать”.

Во второй части “Киногида” (несложно предположить возможность третьей, ибо фильмов на свете много, а поговорить Жижек любит) извращенцами становятся не те, кто смотрит или делает кино, а власть, которая не отвечает на задаваемые ей вопросы. Себя же и милых его сердцу зрителей герой фильма предлагает считать истериками, в голове которых постоянно рождаются вопросы, и призывает: “Истерики всех стран, соединяйтесь!”.

Славой Жижек известен не только как исследователь и переводчик Жака Лакана, но и как человек, считающий, что учение Маркса всесильно и верно – и его рассуждения о кино, психоанализе и пути к коммунизму, лихой микс из идей то братьев-комиков Маркс, то и их бородатого однофамильца не может хотя бы ненадолго не впечатлить человека, интересующегося тем, как все в этом мире устроено и почему. К тому же Жижек, хоть и излагает свои мысли довольно яростно, усиливая посыл раскатистым “р” и периодически пренебрегая тем, что в английском языке имеется произношение (“other”, например, у него звучит, как “одыррр”), тем не менее не выглядит навязчивым, не настаивает на том, что все, им рассказываемое, верно. Софи Файнс несколько раз отступает от принципа “жизнь в чужих декорациях”, который главенствует и во второй картине, и показывает философа в кабинете, где по полу ходит белый пушистый кот – возможно, для того, чтобы вызвать к своему герою дополнительную симпатию, но Жижек и без кота на руках вызывает симпатию на протяжении практически всего фильма. Он сам как кот, с любопытством гуляющий среди разнообразных идей и кадров, позволяющий себе где-то задержаться чуть дольше, где-то чуть меньше, но глубоко проникать в их суть не желающий.

На этот раз философа волнует идеология. Фильм Файнс так и называется: “Киногид извращенца: идеология”, и в самом его начале появляется эпизод из фильма Джона Карпентера “Чужие среди нас” – о рабочем по фамилии Нада (Жижек напоминает, что с испанского “nada” переводится как “ничто”), нашедшего пакет с необычными солнечными очками. Они показывали правду: вместо рекламных плакатов Нада увидел надписи “Не думай” и “Подчиняйся”, политики и чиновники оказались инопланетянами, подчинившими землян своей воле, а лучший друг находчивого рабочего отвесил ему кучу оплеух, наотрез отказываясь надевать правдивые очки.

“Нам кажется, что мы можем сбежать от идеологии в воображаемый мир, – резюмирует философ, – но на самом деле мы находимся внутри идеологии”. Это можно посчитать еще одним камушком в огород извращенного искусства по имени кино – Жижек советует воспринимать этот воображаемый мир не как спасение, а наоборот, как опасность: потому, что это рупор идеологии, а еще потому, что кино доставляет удовольствие. Удовольствие становится следующей болевой точкой мира, которую рассматривает культуролог. Никому раньше и в голову бы не пришло посчитать эту точку болевой, однако мир поменялся. Нынешние психоаналитики, по наблюдениям Жижека, часто рассказывают, что если прежде их пациенты испытывали вину за какие-то свои наслаждения, то теперь такой вины нет – наоборот, люди переживают из-за того, что мало наслаждаются, что не умеют наслаждаться в той степени, в какой это требует от них общество. Если бы рабочий Нада надел свои волшебные очки сегодня, что бы прочитал он вместо призыва “Enjoy!”? Не исключено, что оно ничуть бы не изменилось.

Болевых точек у мира много, а идеология повсюду: Жижек переходит из фильма в фильм, рыча, шмыгая носом и потирая его кончик носа, и исчерпывая вечные вопросы за рекордно короткие сроки. Например, комментирует отрывок из концерта группы “Раммштайн” – хвалит музыкантов за то, что они, используя в своем имидже кое-какие элементы нацистской эстетики, на самом деле переключают внимание своих зрителей не нечто совсем другое – глядя на них, все думают не о нацизме, а о сексе, и тем самым нацизм взрывается изнутри. В поле зрения Жижека попадает еще одно музыкальное произведение – 9-я симфония Бетховена, “Ода к радости”, и философ упоенно перечисляет (не забыв, конечно, об эпизоде из “Заводного апельсина”) те страны, где она использовалась с идеологическими целями: нацистская Германия, СССР, Перу, Китай…

Пошутив на тему того, что все диктаторы могли бы обняться под “Оду к радости” и сообщив, что в 9-й симфонии содержится и критика власти, Жижек переходит к следующим объектам своего интереса, чтобы поведать о символике акулы в спилберговских “Челюстях”: по Жижеку, для того, чтобы освободить народ от множества страхов – мыслей об увольнении, о голоде, о болезни и так далее, – проще пустить встречный пал, перекрыв небольшие страхи огромным. Например, это акула, или – для соцстран – капиталистеский режим, или проникшие повсюду евреи. И тут хочется провести параллель с современной политической ситуацией, но Жижек торопится, он продолжает свое философское шоу, как добрый лектор, читающий курс “Идеология для начинающих” для студентов с уже сформировавшимся клиповым мышлением. Тут идейка, там мыслишка, здесь эпизодик – те, кому захочется, при желании соберут что-то вроде собственного мировоззрения из этих кусочков, как паззл из “Киндер-сюрприза”, о природе которого Жижек в фильме тоже рассуждает.

Рассуждает он и о фильме “Титаник”, сидя в шлюпке под звездным небом и посреди обледеневших тел – и для романтических студентов его выводы могут стать изрядным ударом: например, Жижек считает, что пара героев Уинслет и Ди Каприо непременно распалась бы, не встреться “Титаник” с айсбергом – “месяц-другой бешеного секса в Нью-Йорке, и все”. И здесь поневоле вспомнишь сценку “Квартета И” про поженившихся Ромео и Джульетту, где романтики тоже было ни на грош.

Жижека, конечно, интересует не это, слова про бешеный секс скорее затравка – он не может не обвинить Джеймса Кэмерона в том, что тот симулирует симпатию к людям из “низов”, а на самом деле бросает их в высшее общество, как дождевого червяка к пиявке – насытившись “низовой” энергией, представители высшего класса продолжают мирно вращаться в своих кругах, оттого Джек и умер, а Роза жила еще долго-долго.

Одна из характеристик Славоя Жижека – “поп-философ”, и первая часть этого выражения отнюдь не обозначает служителя церкви: для Жижека это было бы колоссальным оскорблением. Он сам считает себя воинствующим атеистом и, конечно, в фильме Софи Файнс не мог пройти ни мимо темы божественного, ни мимо фильма Мартина Скорсезе “Последнее искушение Христа”. Стоя под крестом с распятым Уиллемом Дефо и сделав приличествующее случаю выражение лица, Жижек рассказывает то, что фразы “Если Бога нет, то все позволено” Достоевский никогда не писал, а использовал ее Сартр – впрочем, дело не в этом, а в том, что все наоборот: философ озвучивает лозунг “Если Бог есть, то все позволено”, и это иллюстрируется кадрами с падением башен-близнецов. Далее Жижек переходит к вопросу о том, что ответ за свои грехи надо держать не перед Богом, а перед людьми, и про то, что истинный атеист проходит через веру, дабы освободиться от нее. “Бога нет” – победно завершает свою речь Жижек и улыбается.

Это “собранье пестрых глав”, состоящее из мнений Жижека по любым вопросам современности, сопровождающееся чуть ли не материализацией духов, но без раздачи слонов (философ строго-настрого запретил кормить зрителей на московской премьере фильма, чтобы не потворствовать буржуазии), не исчерпывает понятие “идеология”, да и не так много нового сообщает – но от просмотра второго фильма Софи Файнс можно получить немало удовольствия. Хотя бы благодаря стенд-ап подаче Жижека: его суровое лицо посреди героев “Титаника” немного напоминает о Швондере, пришедшем в изящную квартиру профессора Преображенского – с той разницей, что Жижек намного умнее и лучше понимает, чего хочет.