Гонкур без Гонкура

Гленн Клоуз и Джонатан Прайс. “Жена”“Жена”. Режиссер Бьерн Рунге.

Когда-то писатель и профессор литературы Джозеф Каслман (Гарри Ллойд) подарил своей студентке Джоан (Энни Старк) часы с гравировкой “Джей от Джея, с восхищением”. Их отношения развивались быстро. Восторженные ученицы слушали красавца-преподавателя, рассуждавшего о том, что писатель пишет потому, что хочет поведать миру нечто личное, что он не опускает пера, несмотря на бедность и отказы от издательств.

Он любил Джойса и все время ел грецкие орехи, которые, как известно, положительно влияют на работу мозга. Талантливая Джоан удостоилась от него хвалебной фразы “Я вижу в вас потенциального конкурента”, а потом вопроса: “Что вы делаете в субботу вечером?” Вопрос, правда, оказался лишь предложением бебиситтинга, кто-то должен был присмотреть за маленькой дочкой Джозефа, но Джоан выдержала это с достоинством.

Золотые часы отсчитали много времени – и вот немолодая пара, Джоан и Джозеф Каслманы (Гленн Клоуз и Джонатан Прайс), волнуются, ожидая, кого назовут в этом году лауреатом Нобелевской премии по литературе.

Со стороны отношения их чудесны. Они могут вместе попрыгать на диване, взявшись за руки и напевая песню: “А у меня Нобель, ля-ля-ля!”, с удовольствием проводят вечеринку, где друзья и родные радуются тому, что в семье есть лауреат. А еще они заботятся о детях, о здоровье друг друга, и ночи их не скучны, есть и физический интерес, и всякие веселые словечки, которые помогают этот интерес проявить. Гленн Клоуз считает, что сцены этого секса надо показывать детям, чтобы они не думали, что их бабушки и дедушки должны быть равнодушны друг к другу.

Из предыдущего абзаца не очень ясно, кто именно стал Нобелевским лауреатом, Джоан или Джозеф. И вы могли бы проверить себя на стереотипное мышление – какая первая мысль появилась в голове, кто, скорее всего, получил бы премию, исходя из того, что сюжет не основан на реальных событиях?

Именно. Ее получил Джозеф, а Джоан оставалось сопровождать его в Стокгольм, с легкой досадой отказываясь в самолете от предлагаемых заботливым мужем подушки и печенья, и понимая, откуда эта досада взялась. Она появилась после звонка из нобелевского комитета, расцвела на домашней вечеринке, усилилась, когда Джозеф резко поговорил с приставучим писателем, мечтавшим написать его биографию. И жена сказала мужу: “Будь осторожен, нет ничего опаснее, чем писатель, чьи чувства были задеты”.

А потом все шло по нарастающей – чествование Джо, и роль верной спутницы, которую вот уже сорок лет играла она. “А вам, миссис Каслман, мы предложим шоппинг и косметические процедуры”.

И чем-то вроде последней капли стала фраза мужа: “К счастью, моя жена не пишет, а то у меня был бы непроходящий творческий кризис”.

Воспоминания Джоан возвращают ее в колледж, на встречу с яркой писательницей Элайн Мозел (Элизабет МакГоверн), с горечью сказавшей студентке, что женщине лучше не писать. Смелый стиль в женской прозе читателям не нравится, и все ее произведения найдут упокоение на полках кафедры, а при открытии будут похрустывать: так звучат книги, которые никто никогда не читал.

На лице писательницы написана тоска, и она бросает растерянной Джоан, что женщина-писатель никогда не сможет добиться внимания мужчин – редакторов издательств, литературных агентов, критиков. Она хорошо пугает, и это страшно.

Джоан сдается, устраивается в издательство секретарем и всю оставшуюся жизнь редактирует книги мужа. Впрочем, “редактирует” – не совсем точное слово: переписывает, вдыхает жизнь в тех персонажей, которые не удались. Не пишет все за мужа, он и сам не бездарность, и у него есть прекрасные сюжеты, но характеры и диалоги не удаются. И в результате они работают как братья Гонкуры, как Ильф и Петров, только на обложках книг значится одно имя.

После первого договора с издательством они скачут на диване, радостно вопя: “Нас опубликуют, нас опубликуют!” – спустя много лет, в песенке “А у меня Нобель!” будет другое местоимение.

Последний рассказ Джоан, написанный ею в студенчестве под своим именем, – “Жена профессора”, где язвительно описана Клер, первая жена Джозефа, во время семейной ссоры.

Джоан вспомнит об этом рассказе – точнее, его напомнит ей Натаниэль Боуэн (Кристиан Слейтер), тот самый навязчивый и уязвленный писатель, с которым у нее много общего, только его обида большими буквами написана на его лице, а Джоан прячет ее за образом интересной дамы в возрасте, считающей, что жизнь ее удалась. Их разговор в кафе раздражает ее и тревожит, хотя зла она была еще с утра, сказав мужу, что ее настроение улучшится, как только она останется одна. И Джозеф отправился на репетицию вручения без жены (кстати, из фильма можно узнать довольно много интересных деталей о том, как происходит вручение Нобелевской премии).

Но Натаниэль обижен не только на судьбу, но и на самого Джозефа, который не в восторге от своего биографа. И он искусно использует раздражение своей спутницы, подбрасывая неприятные темы – например, постоянные измены Каслмана. И Джоан досадует и распаляется все сильнее: почва подготовлена, зерна упали вовремя. На месте лауреата могла бы быть она, если бы когда-то не выбрала роль жены и с блеском ее исполнила.

Будут неправы те, кто найдет в истории, описанной Мэг Уолитцер и поставленной Бьерном Рунге, только мужское подавление и женский бунт. Джоан хорошая жена, но Джозеф – неплохой муж. Можно обратить внимание на то, что он не очень-то ласков со своим сыном Дэвидом, начинающим писателем, и сделать вывод, что самовлюбленный Джозеф не терпит рядом с собой других авторов, потому мешает писать не только жене, но и сыну.

Однако в разговоре со взбешенным Дэвидом Каслман-старший говорит вполне резонные вещи, для молодого автора полезные. В том числе и про то, что не надо использовать клише – например, в рассказе Дэвида есть супружеская пара, муж-балабол и его жена, всю жизнь сдерживающая свою ярость. Но клише берутся из жизни, и откуда Дэвид взял своих героев, Джозеф не догадывается.

Бьерн Рунге раскрывает секреты персонажей без излишней прямоты, помогая сочувствовать не только кому-то конкретному, но всем. Джоан и Джозеф могли бы попробовать работать друг без друга, в какой-то момент ситуация изменилась, и женщинам-писателям уже не отказывали только из-за того, что они женщины: однако у Джоан не получалось придумывать сюжеты, и еще неизвестно, какие книги получились бы у нее при самостоятельной работе.

А вот в фильме есть и увлекательный, постепенно разворачиваюшийся сюжет, с множеством трудных выборов между чувствами и славой, между правдой и нормальной жизнью, и великолепные характеры. Джонатан Прайс и Гленн Клоуз потрясающе передают силу и слабость своих персонажей, их радости, ошибки и обиды, их любовь, похожую на Тянитолкая: хочется в разные стороны, но не получается, слишком срослись, поэтому двигаться куда-то можно, только решив между собой, кто будет ведущим, а кто ведомым.

Еще есть прекрасные детали: “Санта-Лючию” ранним утром исполняют девушки в венках перед еще толком не проснувшимися, перепуганными стариками – музыкальный подарок от нобелевского комитета. Выражение лиц Джозефа и Джоан, которые слышат в телефонных трубках (у них есть привычка говорить по телефону вдвоем) нежное воркование их новорожденного внука. Несостоявшийся поцелуй Джозефа и приставленной к нему девушки-фотографа – в самый важный момент пищит таймер, накануне заботливо выставленный Джоан, потому что пора принимать таблетку от гипертонии. Нобелевская медаль, которую Джозеф вышвыривает в окно лимузина, а Джоан, секунду назад обвинявшая его в том, что он украл у нее славу, в ужасе кричит: “Что ты наделал?”

И новая страница тетради, тот самый белый лист – на нем Джоан будет теперь писать сама, своими словами, под своим именем. Она ласково гладит лист, словно передавая тепло своей ладони будущим словам, на авторство которых уже никто не покусится.

Жанна СЕРГЕЕВА

  • Гленн Клоуз и Джонатан Прайс. “Жена”
«Экран и сцена»
№ 22 за 2018 год.